Вскоре показалось здание, окруженное сеткой с большими дырами кое-где, сквозь которые было удобно пролезать и сокращать тем самым путь. Воспользовались дырами мы и сейчас. Побежали через школьный двор наискосок прямиком ко входу.
– Все это так странно, – пытался я перекричать ураган.
– После исчезнувшего трупа меня ничего уже не удивляет, – отозвалась мама.
– А если он не был трупом? Вдруг ты убила его не до конца?
Мама остановилась и посмотрела на меня, как на маленького ребенка.
– Ваня, после таких ударов в живых не остается никто. И, знаешь, я думаю, что он уже был трупом.
Мы взбежали по просторной бетонной лестнице и бросились к мощной двери. Она оказалась не заперта. Хлопнув ею, мы забежали в школу. Это беспрепятственное проникновение в здание насторожило меня еще больше. Не было ни вахтерши, ни сторожа, никого, кто следил бы за порядком. В школе царили мрак и темнота, нарушаемые периодическими вспышками молний и раскатами грома.
– Игорь! Игорь! Ты где? – звала мама.
– Он же сказал, что во внутреннем дворе, – напомнил я, осматриваясь. На уши давила гнетущая, неестественная тишина, а на глаза темнота.
И вдруг произошло то, чего я подсознательно ждал. Все внешние окна и двери начали по очереди захлопываться какими-то мощными темными ставнями снаружи. Мы оказались в гигантской мышеловке. Попали в ловушку. В принципе я не очень удивился такому повороту событий. Сама идея отправиться в школу среди ночи изначально наталкивала на подобную мысль и попахивала опасностью.
Зажглись лампы дневного света. Я зажмурился, с непривычки свет слепил глаза. Потихоньку я привык к свету и принялся оглядываться вокруг.
– Кто-то решил с нами поиграть, – произнесла мама. – Прислушайся – дождь перестал стучать по подоконникам.
– А почему никто не появляется? – спросил я, прислушиваясь к звукам извне. И вправду, дождь вроде бы перестал.
– Не знаю, сынок. Идем во двор. Где он у вас?
Мы пошли во внутренний двор. В каждую секунду я ожидал нового сюрприза. Но ничего не происходило, и вообще все выглядело бы со стороны нормально, если бы не запертые окна-двери и само нахождение тут. Дверь во двор была не закрыта, и мы беспрепятственно в него проникли.
И увидели то, чего совсем не ожидали увидеть. Я даже в самом страшном сне не мог это себе представить. Такое бывает только в триллерах.
Посередине двора стоял толстый столб, обложенный сухим хворостом, поленьями и соломой. Рядом с ним горел факел. К столбу был привязан папа, он смотрел на нас с жалостью и любовью. По всему периметру двора располагались длинные лавочки в пять рядов, а также стулья и вообще все, на чем можно было сидеть. Несколько лавочек занимали мои мерзко ухмыляющиеся одноклассники. Также я заметил своих учителей. На остальных местах сидели ученики из других классов нашей школы.
– Ваня, Марина, я не хотел… – прошептал папа.
– Что тут творится? – звонко закричала мама, внимательно осматривая всех и вся.
Я кинулся к папе, хотел развязать его, за что немедленно получил кнутом по спине. От дикой боли я осел на асфальт и сжал зубы, чтобы не закричать. Постепенно резкая боль прошла, на ее место пришло доселе неизвестное ощущение, будто горит спина. Я так и не понял, кто именно ударил меня кнутом.
Я, папа и мама были центром внимания сотен людей. Довольно неприятное ощущение, когда на тебя смотрят ВСЕ. Мы как будто находились в круглом театре под открытым небом, в самом центре круга.
Мы стояли рядом с папой, готовые в любой момент сражаться.
И тут послышался громкий стук. Я повернулся и увидел большой дубовый стол, за которым сидел директор школы. Он держал в руке молоточек и стучал им.
– Попрошу внимания, – пробасил он. – Начинается процесс.
Открылась дверь, и во двор вошел… человек в саване. Он размотал себя, и я увидел, кто скрывался за белой одеждой.
Эдик.
Это был Эдик.
Он смотрел на нас с ненавистью. Каждый шаг давался ему с трудом – ноги подкашивались, тело шаталось то вправо, то влево.
– Посмотрите, что сделала со мной эта ведьма, – указал он пальцем на маму. – Она разрубила топором все мои кости. А этот ведьмин потомок чем-то прожег мне руки.
– Все понятно, – кивнул директор. – В нашем городе снова завелись ведьмы.
На нас двинулись четверо крепких парней и, заломив нам руки, подождали, пока другие ассистенты установят еще два столба. И нас повели к столбам. Меня к одному, маму к другому.
Только сейчас я заметил, что асфальт под ногами был сухой, и вообще во внутреннем дворе не было ни лужицы, хотя только что хлестал настоящий ливень.
– Что за безобразие? – возмущалась мама, пытаясь вырваться. – Что вы делаете? Отпустите нас!
– Мы творим справедливость, – ответил парень. – Очищаем город от незваных гостей.
Я мельком взглянул на папу. На его лице читались обреченность, мука, усталость.
Этот Залесенск какой-то сумасшедший дом с первой улицы до последней. Я не пойму, чем мы так сильно помешали жителям, что нас собираются сжечь на костре?! Они заманили нас в школу и собираются вершить самосуд. Но самое главное, я не мог выстроить воедино все кусочки этой мозаики, среди которых Такар и Эдик. Он-то здесь с какого бока?
– Насколько я знаю, в России не было инквизиции, – заметила мама, глядя на директора-судью.
– А зря, – ответил он.
Меня привязали к столбу, больно сдавив руки веревкой, заботливо обложили соломкой, хворостом, дровишками. Они хотели сделать шашлык из моей семьи.
Все школьники и учителя скандировали: «Сжечь их! Сжечь их!», в их глазах плясала ярость, я думаю, дай им волю, они бы самолично растерзали нас на кусочки и скормили диким собакам. Среди толпы я выхватил лицо нашей школьной буфетчицы. Она презрительно посмотрела на меня и закричала:
– Будешь знать, как выбрасывать мои булочки!
Я отвернулся от нее. Какие же люди бывают мстительные. В начале сентября я купил в столовой булочку, а она оказалась внутри сырой, а снаружи горелой. Ну, я взял и бросил ее в окно, голубям. Это увидела буфетчица и теперь вот жаждет мщения за то, что я не съел сырую булочку.
– Желаете сказать что-нибудь перед сожжением? – обратился к нам директор.
А мы втроем в один голос выкрикнули:
– Горите вы сами на этом костре!
– Сжечь их! Сжечь их! – орала озлобленная толпа.
«Неужели кот меня не спасет? Где же кот? Почему он не помогает? А медальон? Почему он бездействует?» – гадал я.
Палач поджег солому и хворост на наших кострах, пламя стало стремительно разгораться, я почувствовал жар со всех сторон, волосы и ресницы обгорели, майка поднималась волнами жара. Я уже мысленно попрощался с жизнью, но, видно, умирать нам было рано. Помощь пришла оттуда, откуда я совсем ее не ждал.