Хабарик перешёл к Эндрю. Сделав затяжку, Эндрю призадумался. Еле-еле вставил; кончил через десять секунд. Не так чтобы очень, но он бы за это отдал всё. Он вообразил распластавшуюся перед ним Гайю Боден и тихо застонал; хорошо ещё Пупс не услышал. Задыхаясь от эротических видений, попыхивая хабариком, Эндрю не мог унять эрекцию, хотя наваливался животом на согретый его телом клочок земли и старательно прислушивался к мягкому речному течению в считаных футах от своей головы.
— Что в этой жизни главное, Арф? — спросил Пупс после долгой мечтательной паузы.
Ощущая приятное головокружение, Эндрю ответил:
— Секс.
— Ага, — радостно подхватил Пупс. — Главное — потрахаться. Инстик… инстинкт продолжения рода. Долой презики. Плодитесь и размножайтесь.
— Ага, — подтвердил Эндрю и наконец засмеялся.
— И смерть, — продолжил Пупс. Его поразил вид гроба: такие тонкие стенки отделяли настоящее мёртвое тело от этих любопытных стервятников. Правильно он сделал, что не стал дожидаться похорон. — Она тоже кое-что значит, верно? Смерть.
— Ага. — Эндрю воображал битвы, автокатастрофы, гибель в ореоле скорости и славы.
— Ага, — сказал Пупс. — Потрахаться и умереть. Что ещё нужно? Потрахаться и умереть. Вот это жизнь.
— Потрахаться — и постараться не умереть.
— Или постараться умереть, — размышлял Пупс. — Как некоторые. Кто рискует.
— Ага. Кто рискует.
Они опять помолчали; к ним в укрытие проникал туман с холодом.
— И музыка, — негромко добавил Эндрю, следя глазами за движением голубого дыма под тёмным скалистым потолком.
— Ага, — откуда-то издалека проговорил Пупс. — И музыка.
Мимо «каббины» стремительно бежала река.
Часть вторая
7.33 Добросовестное толкование вопросов, относящихся к сфере общественных интересов, не влечёт за собой судебного преследования.
Чарльз Арнольд-Бейкер
Организация работы местного совета
7-е изд.
I
Могилу Барри Фейрбразера поливало дождём. Надписи на карточках поплыли. Мощному подсолнуху Шивон назойливые струи были нипочём, зато лилии и фрезии Мэри поникли, а потом и осыпались. Весло из хризантем потемнело и стало подгнивать. От дождя в реке прибыло воды, по канавам побежали ручьи, крутые улочки Пэгфорда заблестели и сделались опасно скользкими. Окна школьного автобуса запотели; подвесные кашпо на Центральной площади приобрели неопрятный вид; по дороге домой с работы Саманта Моллисон, включив дворники, попала в небольшую аварию.
В дверях дома миссис Кэтрин Уидон на Хоуп-стрит трое суток торчала газета «Ярвил энд дистрикт», промокшая настолько, что читать её уже было невозможно. В конце концов Кей Боден, инспектор социальной службы, вытащила её из прорези почтового ящика и, приподняв ржавый клапан, заглянула в прихожую: старушка лежала под лестницей, раскинув руки и ноги. Вызванный полицейский вскрыл дверь, и миссис Уидон на «скорой» увезли в Юго-Западную клиническую больницу.
А дождь лил как из ведра, и маляр, приглашённый закрасить вывеску на здании бывшего обувного магазинчика, вынужденно приостановил работу. Непогода бушевала день и ночь, по Центральной площади бродили горбуны в дождевиках, а на узких тротуарах то и дело сцеплялись зонты.
Говарда Моллисона успокаивал стук дождя по тёмному оконному стеклу. Сидя у себя дома, в кабинете, где прежде была спальня его дочери Патриции, он изучал сообщение, которое пришло по электронной почте из редакции местной газеты. Редакция собиралась опубликовать статью советника Фейрбразера, выступавшего за сохранение предместья Филдс в составе Пэгфорда, но в интересах объективности выражала надежду, что в следующем номере кто-нибудь из членов местного совета выскажет иную точку зрения.
«Тебе там не икается, Фейрбразер? — удовлетворённо говорил про себя Говард. — Ты, небось, думал, что твоя взяла…»
Закрыв почту, он обратился к небольшой стопке бумаг на письменном столе. Это были стекавшиеся тонкой струйкой требования организации выборов для заполнения случайной вакансии. По закону для проведения выборов достаточно было девяти голосов, а поступило уже десять. Он ознакомился с каждым из них, краем уха ловя доносившиеся из кухни обрывки разговора жены с его партнёршей по бизнесу: они подробно обсуждали нашумевшую историю о том, как старая миссис Уидон пролежала больше суток без сознания и чудом была обнаружена.
— …Без причины никто на лечащего врача не бросается, правда? Карен говорит, она так голосила…
— …Утверждает, что ей назначили неправильное лечение, да, я это знаю, — говорила Ширли, признававшая за собой единоличное право на медицинские суждения — недаром же она работала на общественных началах в больнице. — В Юго-Западной, я считаю, должны провести полное расследование.
— Я бы на месте доктора Джаванды с ума сошла.
— Видимо, она надеется, что Уидоны юридически безграмотны и не станут подавать в суд, но, если расследование выявит врачебную ошибку, от родственников даже не потребуется исковое заявление.
— Вылетит с треском, — порадовалась Морин.
— Безусловно, — поддержала Ширли. — Думаю, многие вздохнут с облегчением. Попутного ей ветра.
Говард методично сортировал почту. Заполненные бланки заявок Майлза сразу отложил в сторону. Остальные письма поступили от действующих членов совета. Здесь никаких сюрпризов не было: как только Парминдер сообщила по электронной почте, что ей известно как минимум об одном потенциальном кандидате на место Барри, он понял, что эти шестеро сгруппируются вокруг неё и потребуют выборов. Их шестёрку во главе с самой Бен-Задирой он окрестил Фракцией Баламутов; недавно она лишилась своего предводителя. Поверх этих писем легла заявка Колина Уолла — их кандидата.
В третью стопку он положил четыре письма, также поступившие из предсказуемых источников — от известных городских жалобщиков, вечно подозрительных и всем недовольных, бомбардировавших письмами газету «Ярвил энд дистрикт». Каждый из них, зацикливаясь на отдельно взятой стороне внутренней городской жизни, считал себя «независимым»; эти первыми завопили бы «По блату!», если бы только Майлза кооптировали в совет; зато в городе они принадлежали к самым закоренелым антифилдсовцам.
Ещё два письма он взял по одному в каждую руку и взвесил на ладонях. Первое было от совершенно незнакомой женщины, которая, по её словам (Говард ничего не принимал на слово), занимала какую-то должность в наркологической клинике «Беллчепел» (этому он склонен был верить, поскольку она представилась не «миссис» и не «мисс», а, как положено деловой женщине, «миз»). После некоторых колебаний он положил этот листок поверх заполненных бланков Кабби Уолла.
Последнее письмо, анонимное, распечатанное на принтере, в резких выражениях требовало проведения выборов. Оно грешило опечатками и в целом носило следы спешки и небрежности. В нём пелись дифирамбы Барри Фейрбразеру, а дальше говорилось, что Майлз — именно он — не может «притендовать» на его место. Говард предположил, что волну гонит кто-то из обиженных клиентов Майлза. О потенциальных угрозах полезно знать наперёд. Вместе с тем у Говарда возникли сомнения, что анонимку правомерно рассматривать как требование выборов. Поэтому он тут же отправил её в компактный настольный шредер, подаренный женой к Рождеству.