— Уже едет, она мне сейчас эсэмэску кинула, — ответила Гайя.
Ширли не особенно интересовало местонахождение Сухвиндер. Она подслушала, о чём говорили Эндрю с Гайей, и у неё тут же поднялось настроение, подпорченное самодовольством Морин, щеголявшей в «вечернем туалете». Достойно пробить броню такого тупого, такого ложного тщеславия было непросто, но Ширли, направляясь к диджею, уже планировала, что скажет Говарду при первом удобном случае.
«К сожалению, молодежь… мягко говоря… посмеивалась над Морин… Какая жалость, что она нацепила это платье… Невыносимо видеть её позор».
Но и причин для радости было немало, напомнила себе Ширли, чтобы взбодриться. Они с Говардом и Майлзом будут теперь все вместе заседать в совете — это же чудесно, просто чудесно.
Она убедилась, что диджей помнит, какая у Говарда любимая песня: «Зелёная трава у дома» в исполнении Тома Джонса, а потом обвела глазами весь зал, проверяя, не осталось ли ещё каких-нибудь мелких дел, но вместо этого взгляд выхватил причину её неполной, вопреки ожиданиям, удовлетворённости развитием событий.
Патриция стояла в гордом одиночестве, изучая прибитый к стене герб Пэгфорда и даже не пытаясь завязать с кем-нибудь беседу. Ширли подумала, что дочери не помешало бы иногда надевать юбку; спасибо хоть приехала одна. А то Ширли опасалась, что в «БМВ» окажется ещё некто; в общем, отсутствие было гораздо лучше присутствия.
Не полагается испытывать антипатию к родным детям; их полагается любить, несмотря ни на что, даже если они не таковы, как нам хочется, даже если мы, видя им подобных, спешим перейти на другую сторону улицы. Говард придерживался широких взглядов и, более того, позволял себе шутить на эту тему — разумеется, беззлобно — за спиной у Патриции. Ширли не могла подняться до таких высот беспристрастности. Сейчас она сочла за лучшее подойти к Патриции в смутной, подсознательной надежде нейтрализовать своим видом, своим образцовым платьем, своим поведением ту странность, которую, к её ужасу, мог учуять в её дочери первый встречный.
— Выпьешь чего-нибудь, доченька?
— Не сейчас. — Патриция всё ещё разглядывала пэгфордский герб. — Вчера злоупотребила. Не знаю, как за руль села. Ходили с Мелли в ресторан, на её корпоратив.
Туманно улыбаясь, Ширли тоже воздела глаза к гербу.
— Мелли поживает прекрасно. Спасибо, что спросила, — процедила Патриция.
— Ну и хорошо, — ответила Ширли.
— Приглашение — обалдеть, — сказала Патриция. — «Пат и гость».
— Пойми, доченька, это общепринятая формула обращения к людям, не состоящим в браке…
— А, так это ты из справочника содрала? Немудрено, что Мелли дома осталась, если в приглашении даже имя её не прописано; она мне вчера такую истерику закатила — и вот, как видишь, торчу тут одна. Довольна?
Патриция неспешно двинулась в сторону бара, оставив позади ошеломлённую мать. В гневе Патриция бывала страшна с раннего детства.
— Опаздываете, мисс Джаванда! — окликнула Ширли, взяв себя в руки при виде взволнованной Сухвиндер.
По мнению Ширли, девчонка проявила определённую наглость, явившись к ним после скандала, устроенного Говарду её мамашей в этом самом зале. Она проследила, чтобы Сухвиндер присоединилась к Эндрю и Гайе, а сама подумала, что надо бы посоветовать Говарду отказаться от услуг такой официантки. Девочка медлительна, да ещё страдает экземой, которую прячет под футболкой с длинными рукавами; Ширли решила зайти на свой любимый медицинский сайт и проверить, не заразно ли это.
Ровно в восемь начали прибывать гости. Гайя в маленьком чёрном платье с кружевным фартучком, стоя подле хозяина, выполняла роль гардеробщицы: Говарду нравилось при всех называть её по имени и загружать поручениями. Но верхней одежды оказалось слишком много, и в помощь Гайе призвали Эндрю.
— Стащи бутылку, — приказала ему Гайя, когда они в крошечной гардеробной развешивали по три-четыре пальто на одни плечики, — и заныкай на кухне. Будем по очереди прикладываться.
— О’кей, — оживился Эндрю.
— Гэвин! — вскричал Говард, завидев делового партнёра своего сына: тот пришёл один, да ещё с опозданием на полчаса.
— А где же Кей, Гэвин? — поспешила к нему Ширли, чтобы опередить Морин, которая под прикрытием фуршетного стола переобувалась в блескучие туфли на шпильках.
— Она, к сожалению, занята, — ответил Гэвин — и в ужасе столкнулся лицом к лицу с Гайей, стоявшей наготове, чтобы принять у него пальто.
— Мама ничем не занята, — сказала Гайя чистым, звонким голоском. — Это Гэвин её бортанул, правда, Гэв?
Говард как ни в чём не бывало похлопал Гэвина по плечу и прогремел:
— Рад тебя видеть, проходи, возьми себе чего-нибудь выпить.
Ширли хранила непроницаемость, но острота момента притупилась не сразу, и других припозднившихся гостей она приветствовала слегка рассеянно и мечтательно. Когда Морин в своём кошмарном наряде приковыляла ко входу, чтобы вместе с ними встречать гостей, Ширли с огромным удовольствием сообщила ей на ухо:
— Тут сейчас была весьма пикантная сценка. Весьма пикантная. Гэвин и мамаша Гайи… Боже мой… Кто мог знать…
— Что такое? В чём дело?
Но Ширли только покачала головой, смакуя тонкое наслаждение от неудовлетворённого любопытства Морин, и распахнула объятия, потому что в зал входили Майлз, Саманта и Лекси.
— А вот и он! Советник Майлз Моллисон!
Саманта будто бы откуда-то издалека наблюдала, как Ширли обнимает Майлза. Она так внезапно рухнула с вершин счастья и предвкушения в бездну досады и расстройства, что мысли её превратились в белый шум, сквозь который нелегко было пробиться во внешний мир.
(Майлз сказал ей:
— Так это же замечательно! Сможешь пойти к папе на банкет — ты ведь сама жалела, что…
— Да, — ответила она, — я помню. В самом деле замечательно, правда?
Но когда она влезла в джинсы и футболку бой-бэнда, о которых грезила всю неделю, ему стало дурно.
— Мы же идём на юбилей.
— Майлз, мы идём в пэгфордский зал собраний.
— Никто не спорит, но в приглашении сказано…
— Я пойду так.)
— Привет, Сэмми, — сказал Говард. — Шикарно выглядишь. Не иначе как целый день наряжалась.
Но его объятия не стали менее пылкими, а рука привычно погладила её обтянутую джинсами ягодицу.
Одарив Ширли холодной, сдержанной улыбкой, Саманта направилась мимо неё к бару. Стервозный внутренний голосок нашёптывал: «А чего ты, собственно, ждала от концерта? Какой в нём толк? На что ты рассчитывала? Ни на что. На минутную забаву».
Сильные молодые руки, смех, желанная отдушина; мужские ладони на чудом постройневшей талии, пряный вкус нового и неизведанного — все эти мечты в одночасье лишились крыльев и рухнули на землю…