За пределы безмолвной планеты - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Стейплз Льюис cтр.№ 39

Доктору Рэнсому первому пришла в голову мысль, что достоверные факты, которые в чистом виде вряд ли воспримут, можно изложить в художественной форме. Он даже полагал — сильно переоценивая мои литературные способности, — что в этом будут и свои преимущества: более широкий круг читателей и, конечно, возможность обратиться сразу ко многим людям раньше, чем это сделает «Уэстон». Я возражал, что беллетристика — и есть не более чем выдумка, а он ответил, что найдутся читатели, которым всерьез важны эти вещи, и уж они-то нам поверят.

— Им, — сказал он, — будет нетрудно найти вас или меня, и они без труда распознают Уэстона. Во всяком случае, — продолжал он, — сейчас нужно не столько убедить людей поверить нам, сколько ознакомить их с определенными идеями. Если бы нам удалось хотя бы для одного процента наших читателей сменить понятие Космоса на понятие Небес, это было бы неплохим началом.

Никто из нас не мог предвидеть, что события развернутся так стремительно и книга устареет еще до публикации. Эти события сделали ее уже не рассказом, а скорее прологом к рассказу. Но не будем забегать вперед. Что касается дальнейших приключений, еще задолго до Киплинга Аристотель одарил нас своею формулой: «Это другая история».

(Выдержки из письма, написанного автору прототипом «доктора Рэнсома»)

…Думаю, вы правы, и если внести две-три поправки, М.Ист. пойдет. Не скрою, я разочарован. Но как ни пытайся рассказать такое, человек, действительно там побывавший, непременно разочаруется. Я уж не говорю о том, как вы безжалостно обкорнали всю филологическую часть (мы даем читателю прямо карикатуру на малакандрийский язык); важнее другое, но не знаю, смогу ли это выразить. Как можно «выбросить» запахи Малакандры? Ничто так живо не возвращается ко мне в мечтах… особенно запах лиловых лесов рано поутру; причем, само упоминание «раннего утра» и «лесов» только вводит в заблуждение, потому что сразу представляешь что-то земное — мхи, паутину, запахи нашей планеты, а я думаю о совсем не похожем. Больше «ароматов»… — да, но там не жарко, не пышно, не экзотично, как подразумевает это слово. Что-то ароматное, пряное, но очень холодное, тонкое, зудящее в носу — для обоняния то же, что высокие, резкие звуки скрипки для уха. И одновременно мне всегда слышится пение — громкая глухая неотвязная музыка, насыщеннее, чем шаляпинский «теплый, темный звук». Когда вспоминаю о ней, я начинаю тосковать по малакандрийской долине; но знает Бог, когда я слушал все это там, я тосковал по Земле.

Вы, конечно, правы: в рассказе вам приходится сократить время, которое я провел в деревне, потому что «ничего не случалось». Но мне жаль. Эти тихие недели, просто жизнь среди хроссов — для меня самое важное из всего, что произошло. Я их узнал, Льюис, — как это втиснуть в ваш рассказ?

К примеру, я всегда беру с собой на выходные термометр (и это спасло многих от беды) и потому знаю, что нормальная температура у хросса — 103-. Я знаю, хотя не помню, откуда, что живут они около 80 марсианских лет, или 160 земных, женятся примерно в 20 (40); что испражнения у них, как у лошадей, безвредны и для них самих, и для меня, и используются в сельском хозяйстве; что они не проливают слез и не моргают; что в праздники, которых у них очень много, они (как сказали бы у нас) «пьянеют», хотя не напиваются. Но что можно извлечь из этой отрывочной информации? Это просто живые воспоминания, их трудно выразить словами, разве в этом мире кто-нибудь сможет представить верную картину по таким фрагментам? Например, как мне вам объяснить, откуда я знаю без всяких сомнений, почему малакандрийцы не держат домашних животных и вообще не испытывают к своим «меньшим братьям» тех чувств, что мы? То есть это те вещи, о которых они сами никогда мне не рассказывали. Когда видишь их всех вместе, просто понимаешь, почему. Каждый из них для другого — одновременно и то, что для нас человек, и то, что для нас животное. Они могут друг с другом разговаривать, могут сотрудничать, у них общая этика; в этом смысле сорн и хросс общаются как два человека. И при этом каждый прекрасно сознает, что другой отличается от него самого, и кажется забавным и привлекательным, как бывает привлекательно животное. В нас дремлет какой-то неудовлетворенный инстинкт, который мы пытаемся насытить, обращаясь с неразумными существами почти как с разумными; на Малакандре этот инстинкт удовлетворяется. Домашние животные им не нужны.

Кстати, к вопросу о видах — мне очень жаль, что особенности жанра так упростили биологию. Разве мой рассказ создал у вас впечатление, что каждый из трех видов абсолютно гомогенен внутри себя? Тогда я ввел вас в заблуждение. Возьмем хроссов. Я дружил с черными хроссами, но бывают еще серебристые хроссы, а где-то в западных хандрамитах обитает большой гребешковый хросс — десяти футов ростом, чаще танцор, чем певец, и самое благородное животное, которое я встречал после человека. Гребешки есть только у мужчин. Еще я видел в Мельдилорне чисто белого хросса, но, по глупости, не выяснил, представлял ли он подвид, или же это просто какое-то отклонение, как наши земные альбиносы. И еще существует по меньшей мере один вид сорнов, кроме тех, что я видел — сороборн, или красный сорн пустыни, живущий в песках севера. По рассказам, это что-то потрясающее.

Мне тоже жаль, что я никогда не видел пфифльтриггов у них дома. Я знаю о них достаточно и мог бы «сочинить» такой визит, чтобы вставить в повествование, но думаю, мы не должны вводить уж совсем полный вымысел. «Правильно по существу» — на земле звучит отлично, но не представляю, как объяснил бы это Уарсе; кстати, я серьезно опасаюсь (см. мое предыдущее письмо), что не дослушал его до конца. И вообще, почему наши «читатели» (похоже, вы о них знаете все) о языке не хотят слышать ничего, а о пфифльтриггах — как можно больше? Что ж, поработайте над этой темой; тогда неплохо бы рассказать, что они откладывают яйца, что у них матриархат и живут они недолго по сравнению с другими видами. Обширные равнины, где они обитают, очевидно, были когда-то дном малакандрийского океана. Хроссы, бывавшие у них, рассказывали, что шли в глубине лесов через пески, «а вокруг — окостенения (окаменелости) древних волнорезов». Нет сомнения, это те темные пятна, которые мы видим на марсианском диске с Земли. И это напомнило мне «карты» Марса, которые я смотрел после возвращения — они так сильно друг с другом не согласуются, что я оставил все попытки найти тот, свой хандрамит. Если вы хотите попробовать, надо искать в районе «канала» северо-восток — юго-запад, пересекающего северный и южный «канал» не более чем в двадцати милях от экватора. Но разные астрономы видят разное.

Теперь — к тому из ваших вопросов, который раздражает меня больше всего: «Может быть, Эликан, описывая эльдилов, смешивает понятия тонкой материи и высшего существа?» Нет. Смешиваете вы. Он сказал две вещи: что у эльдилов тела иные, чем у остальных животных планеты, и что они превосходят всех разумом. Ни он, ни кто другой на Малакандре никогда не смешивал одно утверждение с другим и никогда не выводил одно из другого. На самом деле у меня есть основания думать, что существуют еще иррациональные животные с эльдиловым типом тела (помните «воздушных зверей» Чосера?).

Интересно, сумеете ли вы благоразумно обойти проблему речи эльдилов. Я согласен, что если вы начнете рассуждать об этом в сцене суда (Мельдилорн), это перегрузит повествование, но ведь сообразительные читатели спросят: как же эльдилы, которые, по всей видимости, не дышат, могут разговаривать? Мы действительно этого не знаем, почему бы не признаться в этом читателю? Я изложил Дж. — единственному из ученых, кому доверяю, — вашу теорию, что у них могут быть инструменты или даже органы, Бездействующие на воздух и таким образом извлекающие звук, но он, кажется, не слишком этим воодушевился. Ему представляется более вероятным, что они непосредственно воздействуют на уши тех, с кем «говорят». Конечно, все это очень сложно, но не забывайте, что мы фактически ничего не знаем ни о форме, ни о размерах эльдила, ни как они соотносятся с пространством (нашим пространством). Мы вообще почти ничего не знаем о них. Как и вам, мне трудно удержаться, чтобы не привязать их к чему-то в земной традиции — богам, ангелам, феям. Но у нас нет данных. Когда я пытался изложить Уарсе нашу христианскую ангелологию, он, мне показалось, воспринял наших «ангелов» как нечто отличное от себя. Но что он имел в виду — другие это существа, или какая-то особая каста воинов (ведь наша бедная старушка земля оказалась чем-то вроде полигона во Вселенной), — я не знаю.