– Ах, мы слышали и про этот ваш пассаж! – воскликнул
штабс-капитан, – как это вы там пролежали? И неужели вы так ничего совсем не
испугались, когда лежали под поездом. Страшно вам было-с?
Штабс-капитан ужасно лисил пред Колей.
– Н-не особенно! – небрежно отозвался Коля. – Репутацию мою
пуще всего здесь этот проклятый гусь подкузьмил, – повернулся он опять к Илюше.
Но хоть он и корчил, рассказывая, небрежный вид, а все еще не мог совладать с
собою и продолжал как бы сбиваться с тону.
– Ах, я и про гуся слышал! – засмеялся, весь сияя, Илюша, –
мне рассказывали, да я не понял, неужто тебя у судьи судили?
– Самая безмозглая штука, самая ничтожная, из которой целого
слона, по обыкновению, у нас сочинили, – начал развязно Коля. – Это я раз тут
по площади шел, а как раз пригнали гусей. Я остановился и смотрю на гусей.
Вдруг один здешний парень, Вишняков, он теперь у Плотниковых рассыльным служит,
смотрит на меня да и говорит: «Ты чего на гусей глядишь?» Я смотрю на него:
глупая, круглая харя, парню двадцать лет, я, знаете, никогда не отвергаю
народа. Я люблю с народом… Мы отстали от народа – это аксиома – вы, кажется,
изволите смеяться, Карамазов?
– Нет, Боже сохрани, я вас очень слушаю, – с самым
простодушнейшим видом отозвался Алеша, и мнительный Коля мигом ободрился.
– Моя теория, Карамазов, ясна и проста, – опять радостно
заспешил он тотчас же. – Я верю в народ и всегда рад отдать ему справедливость,
но отнюдь не балуя его, это sine qua.
[29]
Да ведь я про гуся. Вот обращаюсь я к
этому дураку и отвечаю ему: «А вот думаю, о чем гусь думает». Глядит он на меня
совершенно глупо: «А об чем, говорит, гусь думает?» – «А вот видишь, говорю,
телега с овсом стоит. Из мешка овес сыплется, а гусь шею протянул под самое
колесо и зерно клюет – видишь?» – «Это я оченно вижу, говорит». – «Ну так вот,
говорю, если эту самую телегу чуточку теперь тронуть вперед – перережет гусю
шею колесом или нет?» – «Беспременно, говорит, перережет», – а сам уж
ухмыляется во весь рот, так весь и растаял. «Ну так пойдем, говорю, парень,
давай». – «Давай, говорит». И недолго нам пришлось мастерить: он этак
неприметно около узды стал, а я сбоку, чтобы гуся направить. А мужик на ту пору
зазевался, говорил с кем-то, так что совсем мне и не пришлось направлять: прямо
гусь сам собой так и вытянул шею за овсом, под телегу, под самое колесо. Я
мигнул парню, он дернул и – к-крак, так и переехало гусю шею пополам! И вот
надо ж так, что в ту ж секунду все мужики увидали нас, ну и загалдели разом:
«Это ты нарочно!» – «Нет, не нарочно». – «Нет, нарочно!» Ну, галдят: «К
мировому!» Захватили и меня: «И ты тут, дескать, был, ты подсоблял, тебя весь
базар знает!» А меня действительно почему-то весь базар знает, – прибавил
самолюбиво Коля. – Потянулись мы все к мировому, несут и гуся. Смотрю, а парень
мой струсил и заревел, право, ревет как баба. А гуртовщик кричит: «Этаким
манером их, гусей, сколько угодно передавить можно!» Ну, разумеется, свидетели.
Мировой мигом кончил: за гуся отдать гуртовщику рубль, а гуся пусть парень
берет себе. Да впредь чтобы таких шуток отнюдь не позволять себе. А парень все
ревет как баба: «Это не я, говорит, это он меня наустил», – да на меня и
показывает. Я отвечаю с полным хладнокровием, что я отнюдь не учил, что я
только выразил основную мысль и говорил лишь в проекте. Мировой Нефедов
усмехнулся, да и рассердился сейчас на себя за то, что усмехнулся: «Я вас, –
говорит мне, – сейчас же вашему начальству аттестую, чтобы вы в такие проекты
впредь не пускались, вместо того чтобы за книгами сидеть и уроки ваши учить».
Начальству-то он меня не аттестовал, это шутки, но дело действительно
разнеслось и достигло ушей начальства: уши-то ведь у нас длинные! Особенно
поднялся классик Колбасников, да Дарданелов опять отстоял. А Колбасников зол
теперь у нас на всех, как зеленый осел. Ты, Илюша, слышал, он ведь женился,
взял у Михайловых приданого тысячу рублей, а невеста рыловорот первой руки и
последней степени. Третьеклассники тотчас же эпиграмму сочинили:
Поразила весть третьеклассников,
Что женился неряха Колбасников.
Ну и там дальше, очень смешно, я тебе потом принесу. Я про
Дарданелова ничего не говорю: человек с познаниями, с решительными познаниями.
Этаких я уважаю и вовсе не из-за того, что меня отстоял…
– Однако ж ты сбил его на том, кто основал Трою! – ввернул
вдруг Смуров, решительно гордясь в эту минуту Красоткиным. Очень уж ему
понравился рассказ про гуся.
– Неужто так и сбили-с? – льстиво подхватил штабс-капитан. –
Это про то, кто основал Трою-с? Это мы уже слышали, что сбили-с. Илюшечка мне
тогда же и рассказал-с…
– Он, папа, все знает, лучше всех у нас знает! – подхватил и
Илюшечка, – он ведь только прикидывается, что он такой, а он первый у нас
ученик по всем предметам…
Илюша с беспредельным счастием смотрел на Колю.
– Ну это о Трое вздор, пустяки. Я сам этот вопрос считаю
пустым, – с горделивою скромностью отозвался Коля. Он уже успел вполне войти в
тон, хотя, впрочем, был и в некотором беспокойстве: он чувствовал, что
находится в большом возбуждении и что о гусе, например, рассказал слишком уж от
всего сердца, а между тем Алеша молчал все время рассказа и был серьезен, и вот
самолюбивому мальчику мало-помалу начало уже скрести по сердцу: «Не оттого ли
де он молчит, что меня презирает, думая, что я его похвалы ищу? В таком случае,
если он осмеливается это думать, то я…»
– Я считаю этот вопрос решительно пустым, – отрезал он еще
раз горделиво.
– А я знаю, кто основал Трою, – вдруг проговорил совсем
неожиданно один доселе ничего почти еще не сказавший мальчик, молчаливый и
видимо застенчивый, очень собою хорошенький, лет одиннадцати, по фамилии
Карташов. Он сидел у самых дверей. Коля с удивлением и важностию поглядел на
него. Дело в том, что вопрос: «Кто именно основал Трою?» – решительно обратился
во всех классах в секрет, и чтобы проникнуть его, надо было прочесть у
Смарагдова. Но Смарагдова ни у кого, кроме Коли, не было. И вот раз мальчик Карташов
потихоньку, когда Коля отвернулся, поскорей развернул лежащего между его
книгами Смарагдова и прямо попал на то место, где говорилось об основателях
Трои. Случилось это довольно уже давно, но он все как-то конфузился и не
решался открыть публично, что и он знает, кто основал Трою, опасаясь, чтобы не
вышло чего-нибудь и чтобы не сконфузил его как-нибудь за это Коля. А теперь
вдруг почему-то не утерпел и сказал. Да и давно ему хотелось.
– Ну, кто же основал? – надменно и свысока повернулся к нему
Коля, уже по лицу угадав, что тот действительно знает, и, разумеется, тотчас же
приготовившись ко всем последствиям. В общем настроении произошел, что
называется, диссонанс.
– Трою основали Тевкр, Дардан, Иллюс и Трос, – разом
отчеканил мальчик и в один миг весь покраснел, так покраснел, что на него жалко
стало смотреть. Но мальчики все на него глядели в упор, глядели целую минуту, и
потом вдруг все эти глядящие в упор глаза разом повернулись к Коле. Тот с
презрительным хладнокровием все еще продолжал обмеривать взглядом дерзкого
мальчика.