Час Самайна - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Пономаренко cтр.№ 50

Жене было интересно работать под руководством Барченко. Им удалось полностью разобраться в механизме «эмерика», с которым они столкнулись на Крайнем Севере и даже научиться вызывать его искусственно. Но методика была слишком громоздкой и недостаточно эффективной. Проводили опыты с гипнозом. Барченко научил Женю проводить мгновенный гипноз, познакомил с психологическими практиками, которые узнал во время жизни в дацане, организованном в Петрограде.

Женя изредка виделась с Галей, которая по-прежнему занималась делами Есенина, находящегося на Кавказе. Та с гордостью показывала письма, в которых Есенин называл ее ласковыми именами и давал различные поручения.

— Тебе не кажется, Галя, что Есенин просто использует твою любовь? — как-то спросила Женя. — Ты ему нужна только как помощник, секретарь, делопроизводитель. И все.

— Женя, милая, что ты говоришь? Вот почитай, что он пишет: «Ради Бога, не будьте миражом вы. Это моя последняя ставка и самая глубокая. Дорогая, делайте все так, как найдете сами…

Я слишком устал и ничего не знаю, что я написал вчера и что напишу завтра». Понимаешь, Женя, я ему нужна! И это связывает сильнее, чем… — Она запнулась, подыскивая слово.

— Любовь, — подсказала Женя.

— Если не я буду заниматься его делами, то кто? Катя? [12] Она недостаточно опытна для этого. А он… неожиданная радость. Как птичка — прилетит и тут же упорхнет… Не гонись, все равно не догнать, жди… Быть может, вернется… Знаешь, когда очень плохо или хорошо, всегда вспоминаю из «Песни песней» «Сильна, как смерть, любовь».

— Галя, дорогая моя подружка, — сказала Женя, — не замыкайся в себе и в своем чувстве. Так можно с ума сойти. Слухи о его похождениях долетают и сюда. И если половин даже четверть их правда, все равно будет много. Любовь — болезнь, говорят, даже отрава, и как всякая болезнь требует лекарства, может, противоядия. Есенин на Кавказе ведет отнюдь не ангельский образ жизни… Почему бы тебе не применить «противоядие»? Понимаешь, о чем я говорю?

— 22 —

Хроника Плачущей Луны. Дача в Подмосковье

В большом зале возле горящего камина собралось тринадцать человек.

— Товарищи, — сказал невысокий худощавый мужчина с продолговатым лицом и черными пронзительными глазами, одетый в военный френч. — Кое-кто заметил и мне шепнул, что нас тринадцать, — в народе имеется мнение, что это несчастливое число. Но мы, коммунисты, не верим в приметы. А пошло это из глубокой древности — Иисус Христос и двенадцать апостолов, всего тринадцать. Что произошло после тайной вечери, вы все прекрасно знаете, но, думаю, среди нас нет Иуды.

Возникло некоторое оживление, но мужчина поднял руку, и все стихло.

— То, что нас тринадцать, получилось потому, что двух предполагаемых участников я не пригласил по некоторым соображениям. Мы не делаем ничего предосудительного, не организовываем заговоры, но нас волнует, что происходит в стране, в каком направлении она движется после смерти Ильича. Большинство из нас занимают значительные посты, но все равно являются лишь винтиками громадной машины, которая называется государством. О цели нашего собрания я говорил с каждым лично, все присутствующие информированы. Речь идет о создании тайного общества, братства, которое проповедует высокие нравственные принципы. Поэтому вначале я недаром упомянул об апостолах, абсолютно не претендуя, однако, на роль Христа. Наша деятельность будет подобна апостольской миссии. Такое братство уже создано в Петрограде, прошу прощения, в Ленинграде, в моем родном городе, колыбели революции. Поэтому передаю слово нашему гостю из Ленинграда, теперь уже москвичу. В целях конспирации прошу тех, кто не знаком, обменяться прозвищами, не называя настоящих имен. Достаточно, что всех знаю только я. Итак, предоставляю слово Профессору.

Поднялся крупный мужчина лет сорока, в сером штатском костюме, с заметно пробивающейся проседью, и начал говорить хорошо поставленным голосом профессионального лектора:

— По мере поступательного движения революции возникли картины крушения общечеловеческих ценностей, картины ожесточенного физического истребления людей. Передо мной встал вопрос: как, почему, в силу чего обездоленные труженики превратились в озверевшую толпу, уничтожающую интеллигенцию, проводника общечеловеческих идеалов? Как бороться с враждой между простонародьем и работниками мысли? Как разрешить эти противоречия? Стало быть, кровавые жертвы революции оказались напрасными, впереди еще большие кровавые жертвы новых революций и еще большее одичание человечества? Многолетний опыт изучения истории человечества, знакомство со знанием тайных и религиозных обществ, существующих долгое время, подсказало: ключ к решению проблем находится в Шамбале-Агарти, этом конспиративном очаге, где сохраняются остатки знаний и опыта общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем общество современное. Поэтому необходимо выяснить пути в Шамбалу и установить с нею связь. Но от имени кого? Государства, которое, не успев появиться, уже поражено недугом античеловечности? Поэтому мы, единомышленники, пришли к мысли о необходимости создания тайного общества «Единое Трудовое Братство», стоящего на платформе отрицания классовой борьбы, включающего людей без различия их классовой, политической и религиозной принадлежности, свободных от привязанности к вещам, к собственности, свободных от эгоизма, то есть достигших высокого нравственного совершенства.

Горячее обсуждение затянулось до ночи. Не все были согласны с услышанным, но путем компромиссов пришли к единому решению — образованию тайного общества Московского центра Единого Трудового Братства.

— 23 —

Ранней весной 1925 года в лаборатории Барченко царило радостное оживление — экспедиция в Шамбалу становилась реальностью. Глеб Бокий добился под нее немалых средств, согласия и поддержки народного комиссара иностранных дел Чичерина, и подготовка шла полным ходом. Барченко разработал подробный план экспедиции по Тибету, в чем ему помог Агван Доржиев [13] , и держал его в строгом секрете. К нему было допущено ограниченное количество сотрудников, непосредственно те, кто участвовали в разработке. Единственным, кто не чувствовал радости, была Женя. Дочка была слишком мала, чтобы оставить ее на столь продолжительный срок — экспедиция, предполагалось, продлится около двух лет. И самое главное, в ноябре прошлого года Алексея Ганина арестовало ОГПУ. До этого у него было несколько мелких приводов в московскую милицию, но сейчас дело было намного серьезнее.

Несколько попыток Жени что-либо выяснить окончились ничем. Единственное, чего добилась, — узнала, что его обвиняют в антисемитизме, в создании организации «Орден русских фашистов» и самое страшное — в государственной измене. Вроде бы Ганин с группой товарищей готовил государственный переворот и лично им был составлен какой-то манифест. Ей было смешно и страшно. Чем мог непризнанный, нищенствующий поэт угрожать власти, которая победоносно прошла через горнило гражданской войны, с которой не смогла справиться ни внутренняя контрреволюция с громадными армиями и прославленными белыми генералами во главе, ни страны Антанты? Скорее всего, речь шла о резких высказываниях в адрес советской власти в кругу собутыльников, чем Алексей грешил, и один из них оказался сексотом.