Поцелуй Морты - читать онлайн книгу. Автор: Елена Старкова, Андрей Денисов cтр.№ 24

Он до самого утра бродил без цели по улицам ночной Москвы, размышляя о своей жизни и наступивших в ней переменах. Время от времени отвлекался на редких прохожих и, как скупец, поднимающий рассыпанные кем-то монеты, собирал энергию, которую так бездумно они растрачивали. Вот парень толкнул случайно девушку, и она ненавидяще зыркнула на него. Пустячок, а приятно…

По дороге ему попались человек пять доноров, но их слабенькие эмоции не могли компенсировать энергетической анемии, которая началась у Нугзара. Он ясно сознавал, что еще пара дней – и старение примет катастрофические размеры.

Он дошел до вестибюля станции «Таганская» и остановился покурить, предвкушая, как войдет в вагон, и минимум тридцать человек лишатся в этот день удачи. В подземелье это сделать так же легко и просто, как вынуть соску изо рта младенца. Нугзар очень любил метро и часто им пользовался, хотя Нора подшучивала над ним и не одобряла это увлечение. Она вообще не признавала демократичности ни во взглядах, ни в одежде. Женщина, что тут скажешь! Ей главное – пустить пыль в глаза да окунуться с головой в зависть пустых людишек, поедающих взглядами ее шикарную машину или изысканное платье.

Нугзар огляделся по сторонам и заметил полного, средних лет мужчину в деловом костюме и броском галстуке, который вальяжно подошел к серебристой красавице «инфинити» и расположился за рулем, не глядя по сторонам. Лицо у него было настолько самодовольным, что Нугзар с нехорошей улыбкой тряхнул кистью руки в сторону пижона. С ногтя указательного пальца мага сорвался синий светящийся шарик, который с быстротой молнии понесся к машине. Шарик ударил в правое переднее колесо, и оно лопнуло со звуком пистолетного выстрела.

Удовлетворенно хмыкнув, Нугзар выбросил окурок в урну и, даже не оглянувшись, вошел в метро, словно в теплое море: в этом замкнутом пространстве энергия человеческих тел сливалась в один сплошной поток излучения, медленно стекающий на перрон по ложбинам эскалаторов.

Нугзар заряжался отрицательной энергией, получая ее от раздраженных, озабоченных своими проблемами пассажиров. Глупые люди, спустившись в подземелье, пытаются отгородиться от других книжками и газетами, стараются не обращать друг на друга внимания, но все равно остаются идеальными объектами для откачки жизненных сил. Этому способствовало и место, и скученность, а самое главное, перманентная раздраженность пассажиров. А если случалась ссора с взаимными оскорблениями, Нугзар получал двойное удовольствие: так радостно было наблюдать, как они выясняют отношения…

Конфликты возникали из-за малейшей мелочи, например, если кому-то наступили на ногу… Воистину, ничтожные существа эти москвичи, недостойные сожаления. Сколько их выйдет сегодня из вагона на подкашивающихся ногах и придет домой в подавленном настроении! А сколько из них сорвет на близких свое раздражение!

Но никто не сопоставит свое состояние с тем, что они ехали в одном вагоне со смуглым, черноглазым человеком, который к тому же не прикоснулся к ним даже пальцем…

С тяжелым сердцем переступил Дима порог родного дома: ему вдруг показалось, что все здесь стало чужим и враждебным. В прохладном холле его поджидала Изольда, одетая в черное короткое платье, больше уместное в коктейль-баре, чем в дни траура. Волосы у мачехи были уложены в высокую прическу, щеки слегка подрумянены, а губы были ярко-красного цвета и выглядели вызывающе. Она сидела в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, совершенно не смущаясь тем фактом, что короткая юбка едва прикрывает нижнее белье.

Дима заметил, что Изольда подшофе: на столике стояла початая бутылка французского шампанского, уместная больше на празднике, чем на поминках, ваза с фруктами, коробка с шоколадом и один бокал. Пепельница была полна окурков, видимо, Алексей Сеич старался не беспокоить хозяйку без крайней необходимости, а сама она не считала нужным заниматься уборкой мусора…

Под довольным взглядом мачехи Дима уселся в кресло напротив и вопросительно посмотрел на Изольду. Но та молчала, по ней было видно, что чувствует она себя абсолютно комфортно. Изольда аккуратно наполнила свой бокал и тут же отхлебнула из него с видимым удовольствием. Потом прикурила тонкую коричневую сигарету, картинно выдохнула дым к потолку. Из курса психологии Дима знал, что это свидетельствует о хорошем настроении. Поведение Изольды нельзя было расценить иначе как издевательство. А она явно растягивала удовольствие и не торопилась начать разговор, хотя и казалась немного выбитой из колеи, что ей было совсем не свойственно: Дима был уверен, что помешательство от горя ей не грозит.

– Когда похороны? – спросил он, чтобы не молчать.

– Завтра в двенадцать на Хованском кладбище. Рядом с твоей мамашей, – насмешливо улыбнулась Изольда и добавила тоном прокурора: – Это ты во всем виноват, довел отца до инфаркта!

– Похоже, ты не очень расстроена. Сволочь ты, Изольда, – не выдержал Дима.

– Хами, хами… – отмахнулась наманикюренными, похожими на острые коготки пальчиками мачеха, – мне все равно, дурачок!

Дима был готов взорваться, и, словно чувствуя это, в холл вошел дворецкий с круглым подносом в руках. На подносе красовалась любимая Димина кружка – густо-оранжевого цвета с белым слоненком. Кружка родом из детства, от мамы.

– Выпейте чайку, Дима, с лимончиком, как вы любите… Ох, горе… – Алексей Сеич поставил кружку на столик.

– Что вы суетесь, когда вас не просят, Алексей? Оставьте нас, у нас серьезный разговор! – повысила голос Изольда.

Дворецкий вышел, не удостоив молодую хозяйку взглядом, зато на Диму посмотрел тепло и сочувственно.

– Да какие сейчас могут быть серьезные разговоры? – удивился Дима.

Больше всего ему хотелось пройти в свою комнату, упасть на кровать, зарыться лицом в мягкую подушку и замереть. А может быть, и заплакать.

– Более чем серьезные, – ехидно сказала мачеха. – Я хочу сразу предупредить тебя, чтобы ты не рассчитывал на свою долю наследства. Родион перед смертью составил завещание в мою пользу, понятно? Теперь я тут хозяйка! – В подтверждение своих слов Изольда топнула ногой в изящной туфельке и скривилась в неприятной усмешке. – Можешь оспорить завещание в суде, только делать это я не советую, мои адвокаты тебя с дерьмом сожрут!

Дима смотрел на мачеху и не верил глазам. Конечно, он всегда знал, что Изольда любит не отца, а его деньги, которые для нее значат все. Деньги – ее религия… Но оказывается, кроме любви к денежным знакам, у нее нет ничего святого.

– Вот ты как заговорила! – против желания повысил голос Дима. – Даже похорон не дождалась. Шампанское пьешь. Радость у тебя…

Изольда закурила новую сигаретку и взглянула на Диму с нескрываемым торжеством:

– Ты зависишь теперь от моей доброй воли. Я могу тебя по миру пустить… Имей в виду, если не женишься на Лене, ничего, кроме своих шмоток, не получишь!

– Не радуйся раньше времени! – крикнул мачехе Дима. – Все равно по-твоему не будет!

Родиона Сидоркина хоронили на Хованском кладбище под Москвой. Народу было много, но Дима держался особняком, и с соболезнованиями подходили в основном к театрально рыдающей Изольде. Молодая вдова была чудо как хороша в строгом черном платье и маленькой, того же цвета шляпке с вуалеткой. Глаза она прятала за большими очками с темными стеклами, а несуществующие слезы картинно вытирала белейшим кружевным платочком.