– А сколько все-таки будет народу?
– Нас было двадцать девять в классе, так двадцать
человек наберется.
– Это с Костей?
– Это без Кости, с Костей двадцать один! Но я уверена,
он придет. Не упустит шанса тебя увидеть.
– Слушай, Тоська, я уже про всех все знаю, а вот чем ты
занимаешься?
– Я? Издаю женский журнал!
– Как издаешь?
– Элементарно, я главный редактор!
– Здорово, это ж наверняка интересно!
– Да. Отвлекает… Как войдешь в редакцию, все
посторонние мысли улетучиваются, домой добираешься часа в три ночи и падаешь.
Нет ни времени, ни сил вспоминать, горевать, сожалеть. Как белка в колесе.
– Но как же при такой работе ты успела все
организовать? – поразилась я. – У меня есть в Брюсселе знакомая, тоже
главный редактор журнала, у нее времени не хватает ни на что, и это притом, что
она издает журнал в Европе, а не в России, где, как я понимаю, бардак еще тот…
– Видишь ли, я зимой ногу сломала, сидела дома,
руководила по телефону, на тусовки не таскалась, вот и решила… И потом, у меня
золотая девочка помощницей работает. Маленькая, худенькая, страшненькая, но
умна и расторопна. Ей понравилась моя затея, она мне помогала разыскивать
ребят. Между прочим, она жаждет на тебя посмотреть!
– Господи, почему?
– Потому что влюблена в Иванишина, а он же… Да ты ж не
знаешь, он тебе на всю страну в любви объяснился!
– Знаю, – засмеялась я, а внутри меня обдало
жаром. Неважно, что на всю страну, важно, что было ночью и о чем знаем только
мы…
– Что это у тебя глаза такие мечтательные сделались? Ты
это в голову не бери. Костя хороший парень, но трепло редкое! И баб у него
табуны. Не факт, что он в замоте вообще не забудет, что ты здесь, – с него
станется. Роковой мужчина, вокруг него все время страсти кипят. Одна идиотка
даже ему под машину кинулась, он чудом ее не сбил, другая обвинила его в
изнасиловании, третья вешалась…
– Что за ужасы ты городишь, – засмеялась я, а у
самой сердце ушло в пятки. Во что я вляпалась?
– Твое счастье, что он герой не твоего романа! Но
парень он хороший, хотя, боюсь, слава его испортит…
– Вас слишком испортила слава, а впрочем, вы ждите,
приду! – пропела я строчку из песни Вертинского, которым мы с Тоськой
увлекались в ранней юности.
– А ты знаешь, Костя это поет иногда в концертах…
– Ах, он еще и поет!
– Представь себе. Я когда эту песню услышала, сразу о
тебе вспомнила.
– Ну, тут уж я совсем ни при чем. – Теперь мне не
хотелось говорить о Косте. Ничего хорошего я не узнала.
Мы проболтали до глубокой ночи.
– Динка, оставайся, я тебя не пущу, куда в такой час?
– Такси вызовем!
– Да нет, не стоит, поспишь тут, а утром мы с тобой
что-нибудь грандиозное придумаем! У меня завтра первая половина дня свободная!
Да ты уже носом клюешь.
Спать мне хотелось смертельно, и я согласилась. Уже положив
голову на подушку, сквозь сон подумала: Рыжий опять не позвонил. Испугался,
вдруг я приму столь опрометчиво сделанное предложение руки и сердца? А я ведь в
тот вечер была близка к этому, он мне понравился, увлек, я же не знала, что на
другой день встречу Костю…
А с утра завертелось! Тоська растолкала меня в половине
восьмого и, не дав мне опомниться, не позволив даже глотка кофе выпить,
запихала в машину и повезла в Абрамцево, где у ее родителей была дача и где
нас, как оказалось, ждали к завтраку. Ее родители и Маруся выглядели очень
неплохо для своих лет. Маруся напекла блинчиков с мясом, которые я обожала в
детстве. Все было трогательно до слез. Тут мне радовались от чистого сердца, не
боясь, что я чего-то потребую…
– Динуша, ты ведь в Маастрихте живешь? – спросил
Николай Анисимович.
– Нет, я там работаю, а живу в Маасмехелене.
– Но ведь это неудобно, так далеко ездить? Кстати, я
хотел спросить, ты знаешь там профессора Треера?
– Я с ним знакома, но, как говорится, шапочно.
– Ты могла бы передать ему от меня маленькую посылочку?
– Конечно, что за вопрос!
– Коля, зачем обременять Дину такой чепухой? –
огорчилась Мария Анатольевна. – Он жаждет послать Трееру бутылку рябиновой
настойки, которую делает наша Маруся. Треер, когда был здесь, столько ее выпил!
– Непременно передам!
– Тебя же, наверное, будут встречать и провожать
мужчины, самой чемодан тащить не придется. Посылку ты сдай в багаж, это можно,
Марусенька умеет так упаковать, что, даже если самолет потерпит аварию, бутылка
не разобьется!
– Коля, типун тебе на язык! – возмутилась Мария
Анатольевна. – Не слушай его, деточка! Но Маруся и в самом деле кудесница.
Мы в позапрошлом году летали в Америку, Коля читал там лекции, так она напихала
нам в чемоданы четыре банки вишневого варенья для Колиных племянников. Ни одна
не разбилась.
– Ты ешь блинчики, ешь, чай, не разлюбила за эти
годы! – приговаривала Маруся, подкладывая мне еще и еще.
– Не могу больше, лопну! – смеялась я.
После завтрака Мария Анатольевна повела меня показывать свои
цветы и горестным шепотом рассказывала о внуке, о пошатнувшемся здоровье мужа,
о том, что неустроенная Тоськина жизнь безмерно ее огорчает, о Марусе, которая
стала невыносимо властной…
– Знаешь, детка, сейчас у нас все более или менее
устроилось, а были времена, когда мы чуть ли не голодали, только благодаря
Марусе и жили. А уехать, как другие, не могли, Колю не пускали никуда, а когда
стало можно, сил уже не было, а тут совсем ничего не стали платить, Тоська
гроши зарабатывала, и тут Маруся взяла все в свои руки, завела козу, кур, летом
цветами торговала, зеленью всякой… Потом Николая Анисимовича стали приглашать
лекции читать. И грант ему платят, да и я не сижу сиднем, меня пригласили
читать курс в частном университете, там хорошо платят. Тьфу-тьфу, чтоб не
сглазить, а Маруся власть из рук выпускать не хочет и такая самодурка стала…
Зачем, говорит, вам эти дурацкие настурции, что с них толку, не продашь, лучше
бы место под что-нибудь дельное освободили. А я обожаю настурцию!
– Динка, телефон! – закричала Тоська с террасы,
где я оставила сумку.
Я извинилась перед Марией Анатольевной и с бьющимся сердцем
схватила трубку, не успев даже взглянуть на номер.
– Алло, привет, Динь-Динь! Я соскучился.
– Привет, Рыжий. Куда пропал? – как можно более
безразличным тоном спросила я.
– У меня тут был форс-мажор, но я звонил, только
дозвониться не мог. Когда увидимся? Ты где сейчас?
– В Абрамцеве.