Здесь гвоздей не было. Но были захваты.
Отправляемый объект следовало очень четко зафиксировать.
Информация о его габаритах, массе и весе уходила на приемную кабину заранее – за несколько сотых долей секунды до переброса.
Когда ты через мгновение – субъективно оно могло показаться вечностью – оказывался, допустим, в Антарктиде, то «испанская вдова», в которой ты приходил в себя, так же туго сжимала тебя в гибких, упругих захватах. От этого всегда возникало ощущение того, что никакого перелета не было.
На «Антее» кабина выглядела иначе. Здесь во избежание ошибок, опасность которых резко увеличивалась с расстоянием между передающей и приемной кабинами, человек должен был погрузиться в ванну с тягучим киселеобразным раствором – ни о какой одежде и речи не было. Вещи неорганические шли через вторую кабину, грузовую, в небольших контейнерах. Размеры кабин ограничивали возможности снабжения корабля. За сто лет на Земле научились сооружать более крупные кабины, но на «Антее» оставалось, естественно, старое оборудование.
Доктор Варгези, прямой начальник и руководитель практики Павлыша, проверял плотность раствора – его состав должен абсолютно соответствовать составу в земном Центре. А после каждого запуска неизбежно происходили микроизменения от контакта с человеческим телом.
– Ты чего пришел? – спросил доктор. – Тебе еще рано.
– Я себя хорошо чувствую, – ответил Павлыш. – Я был в старой библиотеке и в пустой оранжерее. И в бассейне.
– Зря мне об этом рассказываешь, – сказал доктор. – После космического переноса следует отдыхать в течение суток.
– Я честное слово себя хорошо чувствую. А когда Макис прилетит?
Макис был сокурсником. Их двоих отобрали с курса для стажировки на «Антее».
– Ты же знаешь, – Варгези поправил белую шапочку, которую, как утверждали, он не снимал даже ночью, скрывая лысину, – у них, как всегда, неразбериха. Я жду Макиса, а перед сеансом идет информация – ждите биолога До До Ки, который оказывается бирманской женщиной средних лет. А я вообще ее не встречал в списках. Ты же знаешь.
Павлыш не стал спорить, хотя знал, что Варгези преувеличивает.
– Я диких кошек видел, – сказал Павлыш.
– Я бы не удивился, если бы здесь водились удавы, крокодилы и летучие мыши. Ископаемое чудище, а не корабль. Если он доберется до цели, это будет такая развалина, что стыдно показаться на люди.
– Вы думаете, что «Антей» развалится?
– Курсант, ваши шутки неуместны. С «Антеем» ничего не случится. Хотя, конечно, надо было еще пятьдесят лет назад вернуть его на Землю.
– Почему?
– Современные корабли передвигаются вдвое быстрее.
– Так это современные. – Павлыш поймал Варгези на логической ошибке и обрадовался.
Остроносый Варгези ему не нравился. Он умел находить дурное в любой светлой вещи. Конечно, психологически – психологию Павлыш проходил – в большом коллективе желательно разнообразие эмоциональных типов. Вернее всего, Варгези попал сюда именно для разнообразия. Но он надоел Павлышу уже в Центре подготовки на Земле, где они оказались в одной комнате.
– А кабины? – Варгези никогда не сдавался в спорах. – Это же прошлый век!
– В них многое заменено.
– В такой кабине я бы не рискнул отправиться к маме в Милан.
– Но отправился сюда.
– Они работают на пределе. Я не удивлюсь, если кабина откажет. И ты понимаешь, что это значит?
– Вряд ли нас отправили бы сюда, если так опасно.
– Речь идет о тщеславии целой планеты. – Варгези почесал переносицу. Когда он сердился – всегда почесывал переносицу.
«А что я делаю, когда сержусь?» – подумал Павлыш. Никогда не приходило в голову.
– Тщеславию человека можно поставить предел. Всегда есть кто-то над ним. Общество, государство. Но жертвой тщеславия целой планеты может стать не только дряхлый корабль – целый континент. «Антей» давно уже не корабль, а символ. Символ нашего всесилия, символ нашей гордыни. Мы, видите ли, бросили вызов Галактике! Нам не страшны расстояния! А разум молчит! Зачем нам этот «Антей» и это путешествие, которое потеряло смысл задолго до его завершения?
– Вы же знаете, что это не так.
– Докажи, юноша. – Движения Варгези оставались размеренными и сдержанными. Он зафиксировал результаты анализа, слил пробирки, отнес их к мойке, потом снял халат, тщательно сложил его. – Докажи мне, что мы с тобой не жертвы тщеславия очень многих людей, каждый из которых бессилен, однако представляющих вместе эфемерную субстанцию – мнение планеты!
– Но сколько сделано за эти годы. – Павлыш вдруг почувствовал себя на экзамене. – Сколько опытов, открытий. Сколько еще будет сделано! В конце концов, даже если корабль не долетит, само путешествие – это уже великое событие! Вы же знаете, что мы долетим. И установим там, на планете, кабину.
– А планета будет пустая!
– Пустых планет не бывает! Эта кабина будет первой станцией в Галактике – мы сможем переноситься за миллиарды километров так, словно остаемся на Земле.
– Пустая кабина на пустой планете!
Павлыш развел руками.
Станцо, который вошел в отсек и, видно, стоял все это время неподвижно, вмешался в спор.
– Джованни, – сказал он физиологу, – не смущай молодежь.
– Пускай закаляется.
– Что тебя ест?
Станцо – шеф телепортационного центра. Он раньше работал вместе с Варгези. Станцо – редкое исключение на корабле. Он здесь второй раз. Он уже отбыл одну вахту шесть лет назад.
– Энергетический предел, – ответил Варгези. – Ты же знаешь.
– Об этом думают люди, которые умнее нас с тобой.
– Умнее нас с тобой никого нет, – возразил Варгези. – И я утверждаю, что весь этот эксперимент полетит к чертовой бабушке.
– Ладно, не будем об этом.
И Павлышу показалось, что Станцо не хочет вести этот разговор при студенте. Как бы подтверждая подозрения Павлыша, Станцо сказал:
– Если ты не устал, отправляйся в кают-компанию. Там нужны молодые крепкие руки.
– Зачем?
– Вернее всего – резать салат.
7
За сто лет «Антей» оброс традициями, как днище парусника ракушками.
Одной из традиций, хранимой свято, был Двойной Обед.
Пересменка на «Антее» проходила в течение недели. По мере того как на корабль прилетали новые члены экипажа, «старики» уходили на Землю. Наступал момент, когда примерно половина «стариков» уже возвратилась на Землю, а половина «новичков» оказывалась на корабле. И в этот день, третий день пересменки, происходил Двойной Обед.