Никто не придет - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Грановская, Антон Грановский cтр.№ 55

– А вы, я вижу, никогда не теряете надежды.

– Пути Господни неисповедимы. Жизнь непредсказуема и жестока, а люди нуждаются в друзьях. Я хочу быть вашим другом, Мария Александровна, и надеюсь, что вы станете моим.

Маша на секунду задумалась, после чего кивнула:

– Да, пожалуй, это имеет смысл.

Она раскрыла сумочку, достала блокнот. Произнесла с легкой досадой:

— Не могу найти ручку.

Илья Львович достал из стаканчика перо и протянул Маше:

– Возьмите мою.

– Спасибо. – Она взяла позолоченный изящный «Паркер», украшенный стразами. – Диктуйте.

Рутберг продиктовал, Маша быстро записала, закрыла блокнот и протянула ему перо.

Илья Львович покачал головой:

– Оставьте себе. На память.

– Это же «Паркер»!

– Считайте это подарком. Возьмите, или я обижусь.

Маша не посмела перечить человеку, который позаботился о Глебе так, как не позаботился бы больше никто. Чувствуя досаду и смущение, она сунула ручку в карман плаща.

– Скоро ваши коллеги будут здесь, и ваши неприятные приключения закончатся, – сказал Илья Львович. – Хотите подождать их тут?

Еще пять минут назад Маша не собиралась никуда идти, но теперь, после всего, что наговорил ей Рутберг, она чувствовала, что больше не может находиться в его кабинете.

– Пойду прогуляюсь по поселку, – произнесла Маша. – Попью кофе в вашем «Кафе», выберу себе подарок в «Бакалее».

– Хотите – выделю вам охрану?

– Спасибо, но ваша охрана мне не нравится. Слишком много неприятных моментов с ней связано.

– Что ж, дело ваше. Будьте осторожны, Мария Александровна. Будьте осторожны.

– Хорошо. Я постараюсь.

Улицы поселка были безлюдными и мрачными. Впрочем, как всегда. В Хамовичах напрочь отсутствовало то, что принято называть «уютом маленьких городков». Вроде бы все именно такое, каким должно быть – дома, деревья, великолепный пейзаж из лесистых холмов, окаймляющих поселок. Даже водохранилище свое имеется. Но дома – серые и безликие, деревья – слишком аккуратные, улицы – слишком прямые, словно прочерченные по линейке. Все какое-то выхолощенное. Окна задернуты шторами, а то и вовсе закрыты ставнями. Заборы высокие, но из-за них не доносится детский смех.

– Эй, дочка! – окликнул Машу старческий голос.

Маша обернулась. Возле калитки ближайшего дома стояла согбенная старуха в старой серой куртке и черном платке, повязанном так, как только могут их повязывать вечно мерзнущие русские старухи.

– Что вам, бабушка?

– Ты журналистка из Москвы? – спросила старушка.

– Да, – ответила Маша.

– Здесь уже был журналист. Совсем недавно.

– Да, – сказала Маша, – он мой коллега. Вы с ним беседовали?

Старуха огляделась по сторонам, потом подняла руку и поманила Машу к себе крючковатым коричневым пальцем.

Маша подошла. Старуха снова посмотрела по сторонам, потом приблизила лицо к лицу Маши и тихо произнесла:

– Твой друг тоже про все расспрашивал. Особливо про погорельца.

– Про какого погорельца? – не поняла Любимова.

– Про дохтура.

Маша слегка опешила.

– Вы говорите про доктора Тихонова? – уточнила она.

Старуха покачала головой:

– Нет, про другого. Про того, который работал на горе. Давно, ишшо при советской власти.

– Доктор Рутберг?

Старуха кивнула:

– Он самый. Слышь-ка, милая, я твоего друга в дом не впустила. А тебя впущу. Ты похожа на мою воспитанницу, царствие ей небесное. Я, слышь, ее вынянчила на своих руках.

– Она умерла?

– Ее убили. Давно, еще в разруху. Дружок ейный, Ванька Демидов, приревновал Кирушу к какому-то приятелю и ножиком ее зарезал.

Маша удивленно подняла брови:

– Вы говорите про Киру Рутберг?

– Про нее, – кивнула старуха. – Пропала девка ни за грош. А все из-за парней. Все беды из-за парней, дочка. Никогда им не доверяй. Парень, он ведь как приблудный кот – в глаза посмотрит, замурлычет, потрется об тебя, а отвернешься – стащит кусок масла, и был таков.

Теперь настала очередь Маши оглядеться по сторонам. Она чуть наклонилась к старухе и тихо спросила:

– Вы сказали, что мой коллега хотел поговорить с доктором Рутбергом. Но ведь это невозможно. Доктор Рутберг сгорел в огне почти шестнадцать лет назад.

– Левушка сгорел? – Старуха ощерила гнилые зубы в улыбке и помотала головой. – Вот уж нет. Жив, горемыка. Про то, что здоров, не скажу, но помирать, кажись, пока не собирается.

Лев Рутберг жив?! Сердце Маши учащенно забилось. Перед глазами у нее промелькнули заголовки газетных статей и пожелтевшие фотографии – осанистый молодой ученый делает доклад, дает интервью, поигрывая ручкой, пожимает руку какому-то министру.

– Он… – Маша сглотнула слюну. – Он сейчас в вашем доме?

– Конечно, – удивленно сказала старуха. – Куда ж он денется? Может, и убег бы, кабы ноги двигались. Так ведь не двигаются. Хочешь с ним поговорить – заходи в дом.

В доме стоял застоявшийся старческий дух. Пахло лекарствами, грязным бельем и прогорклым маслом. Пройдя из прихожей в комнату, Маша увидела перед собой человека, сидевшего в кресле-каталке. Человек дремал. Левая часть его лица была обезображена страшными коллоидными рубцами. Вне всякого сомнения, это были шрамы, оставшиеся от ожогов.

Правая часть лица сохранилась, и глядя на эту половину лица, Маша без труда узнала знакомые черты. Время обошлось с этим человеком более безжалостно, чем с его братом. Он выглядел старым, больным, сломленным.

Глядя на него, трудно было представить, что когда-то этот жалкий старик был светилом науки, гением, одержимым своей работой. Безумным профессором из фантастического фильма, который жаждал стать повелителем мира.

Маша взглянула на старушку и сказала:

– Он спит.

– Это ничего. – Старуха подошла к старику и положила ему на плечо узловатую, морщинистую руку. Чуть наклонилась и крикнула ему в ухо: – Левушка!

Старик открыл глаза и уставился на Машу. Левый его глаз был слеп и бел.

– Лев Львович, – громко проговорила Маша, все еще не веря до конца в то, что видит перед собой профессора Рутберга, – вы можете говорить?

– Он говорит, – сказала старушка. – Но понимаю его только я. Ты спрашивай, а я разъясню.

И Маша, не теряя времени, приступила к допросу.

– После того несчастного случая… – Она произносила слова громко и раздельно. – Вы никогда больше не поднимались в лабораторию?