Другие цвета - читать онлайн книгу. Автор: Орхан Памук cтр.№ 61

Так моя история внезапно приобрела совершенно иную форму — то ли из-за проблем с ее внутренней логикой, то ли из-за инертности моего воображения, но эта форма тоже меня вдохновляла. Конечно, я знал о сказках Гофмана про близнецов, — он всегда был недоволен собой и подражал Моцарту, даже присоединив к своему имени часть его имени, так как в свое время хотел стать музыкантом; я помнил и о вселявших ужас историях Эдгара По, и о романе Достоевского «Двойник», отсылкой на который была использованная мной история о немощном старике из христианской деревни — деревенском священнике, больном эпилепсией. Когда я учился в школе, наш учитель по биологии хвастался, что всегда различает двух некрасивых близнецов, учившихся со мной в одном классе, но на экзамене им всегда удавалось незаметно для него менять друг друга. Я помнил о комедии Чарли Чаплина «Великий диктатор»; сначала она мне нравилась, а потом я понял ее смысл, и она перестала мне нравиться. В детстве я восхищался героем одного комикса, по кличке «Тысячеоднолицый», который постоянно менял внешность: мне было любопытно — что было бы, если бы он занял мое место? Если бы он поменялся местами с каким-нибудь психологом-любителем, то, наверное, сказал бы обо мне: по правде, все писатели хотят стать кем-то другим. Еще я помнил об истории доктора Джекиля и мистера Хайда: в ней Роберт Льюис Стивенсон описал самого себя больше, чем Гофман в своих сказках: обычный человек днем, а ночью становился писателем!

Я до сих пор не знаю, кто написал рукопись «Белой крепости» — итальянский раб или его османский хозяин. Когда я писал «Белую крепость», я решил использовать свою близость к одному из героев «Дома тишины», историку Фаруку, чтобы избежать некоторых технических проблем. Должно быть, Сервантес, внутренние связи с которым прослеживаются в первой и последней частях моей книги, тоже в свое время столкнулся с похожими проблемами — для написания «Дон Кихота» он использовал рукопись арабского историка Сида Хамета Бененгели, а оставшиеся текстовые и сюжетные пустоты заполнил игрой слов, чтобы сделать роман по-настоящему «своим». Когда Фарук, подобно Сервантесу, переписывает на современный язык рукопись, найденную им в архиве города Гебзе, что, надеюсь, вспомнят те, кто читал «Дом тишины», он, должно быть, добавляет к тексту какие-то эпизоды из других книг. Для тех моих читателей, кто думает, что все это время я сам, как Фарук, работал в архивах и рылся в рукописях на пыльных книжных полках, мне бы хотелось особо подчеркнуть, что я никогда не стремился брать на себя ответственность за действия Фарука. Я только воспользовался некоторыми деталями, обнаруженными Фаруком. Для этого я заимствовал старый метод, примененный еще Стендалем в «Итальянских хрониках», которые с удовольствием читал, работая над своими первыми историческими рассказами: я заставил Фарука написать вступление, в котором он подробно изложил, как была найдена старинная рукопись. Благодаря этому я бы смог в любой момент вновь использовать Фарука (а также его дедушку, Селяхаттина-бея) в какой-нибудь еще исторической книге, которую я, может быть, когда-нибудь напишу, помогая себе, таким образом, пройти весьма опасный момент — самый сложный момент исторического романа — момент вовлечения читателя в неожиданный для него костюмированный бал.

Временем действия для своей истории я выбрал середину XVII века не только потому, что так было удобнее с точки зрения происходивших тогда событий, а сам период казался очень насыщенным и ярким, но и потому, что мои герои могли бы упоминать о трудах османского историка Наймы и путешественника Эвлии Челеби; однако благодаря путевым заметкам других авторов в роман попали некоторые детали и эпизоды из жизни, зафиксированные в более поздних либо более ранних источниках. Чтобы превратить моего добродушного оптимиста-итальянца в раба хозяина Ходжи (когда его захватили в плен на корабле и он выдавал себя за врача), я воспользовался — совсем как Сервантес сто лет назад — одной книгой, написанной в дар Филиппу Второму неизвестным испанским автором, побывавшим в плену у турок. А мемуары барона Братислава, бывшего в XVI веке, во времена Сервантеса, рабом на османских галерах, помогли мне описать жизнь моего героя в заключении. Один испанский путешественник, посетивший Стамбул за сорок лет до начала действия романа, описал эпидемию чумы в городе (когда из-за этой болезни все боялись любого простого нарыва или укуса насекомого!), и я воспользовался его письмами, чтобы описать эпидемию чумы в своей книге, а также то, как христиане скрывались на Принцевых островах. Другие детали книги я заимствовал не из источников, современных событиям романа, а из свидетельств, относящихся к другим эпохам: панорамные сцены Стамбула, фейерверки и ночные развлечения — из работ Антуана Галлана, Леди Монтагю, барона де Тотта; любимых львов падишаха и его зверинец, где содержались львы, леопарды и тигры — из книги Ахмета Рефика, польский поход османской армии — из «Дневника осады Вены» Ахмеда-аги, некоторые детские фантазии наследника падишаха — из книги под названием «Странные происшествия нашей истории», написанной на том же материале, что и книга Решата Экрема Коча, которую я читал в детстве у бабушки; стаи стамбульских бродячих собак, описание мер, принятых против чумы, — из «Турецких писем» Гельмута фон Мольтке, а Белую крепость, в честь которой и была названа моя книга, — из иллюстрированной гравюрами книги Тадеуша Треваньана «Путешествия по Трансильвании», где он приводит хронику крепости и упоминает, что герой романа одного французского писателя, европеец, поменялся местами с бербером-двойником.

О больнице для душевнобольных при мечети Беязит в Эдирне писал еще Эвлия Челеби, и он, естественно, слышал и таинственную музыку, которую играли для больных; но когда однажды мрачным и тоскливым весенним утром мы с женой поехали гуда посмотреть на это здание, то со страхом и грустью увидели только грязные развалины этого прекрасного сооружения. А еще любимых падишахом аистов. Некоторые сны падишаха-охотника, которые должны были толковать мои герои, на самом деле видел я сам (например, сон о темных людях с мешками). Как и у моего героя-итальянца, у меня тоже однажды в детстве был новый наряд, который надели не мне, а брату, потому что его одежда была разорвана; но мой костюм был не красным, как в книге, а синий с белым. Зимой, холодными утрами, когда мама вела нас с братом с прогулки, она покупала нам что-нибудь вкусненькое (но не халву, как в книге, а печенье с горьким миндалем) и, как мама Ходжи, всегда говорила: «Поедим, пока никто не видит». Рыжеволосый карлик из книги не имеет никакого отношения к старой известной детской книжке про рыжего мальчика и к карликам из других моих романов, которые я уже написал или еще напишу: я видел такого карлика в 1972 году на рынке в стамбульском районе Бешикташ. Некоторое время я думал, что идея часов, которые бы показывали время намаза, что так долго пытался изобрести Ходжа, была только моей юношеской фантазией, но я ошибался. Оказалось, что изобрести такие часы пытались многие, и я удивлен, что никто так и не смог их создать; от кого-то я слышал, что японцы сделали такие наручные часы, но я их не видел.

Возможно, теперь наступило время сказать: идея «Белой крепости», конечно же, не в том, чтобы понять, насколько удобно и соответствует реальности разделение Востока и Запада, проведенное для того, чтобы выявлять отличительные особенности разных культур и людей. Это разграничение — иллюзия, но если бы ее не создавали с таким энтузиазмом на протяжении многих столетий, то и моя история не была бы такой яркой. Чума — старинное средство, которое давно, как лакмусовая бумажка, используется для того, чтобы различать Восток и Запад. В одном месте своих мемуаров барон де Тотт пишет: «Если турок от чумы просто умирает, то европеец терпит ужасные муки, боясь смерти!» Такое наблюдение не кажется мне ересью или наукообразием; оно кажется мне одним из оттенков того воображаемого, красочного, полного неожиданностей мира, тайну которого я попытался приоткрыть. Возможно, эти краски напомнят писателю о пережитом счастье, когда он создавал свою книгу или читал другие книги, чтобы написать свою.