Дом тишины - читать онлайн книгу. Автор: Орхан Памук cтр.№ 18

КАЙМАКАМ ДОАН ДАРВЫНОГЛУ

1915–1967

ПОКОЙСЯ С МИРОМ!

…вот, и тебе читаю Фатиху, неудачливый мой, горемычный мой, обиженный мой, несчастный мой, сиротинушка моя, читаю и тебе, аминь, и ты здесь, господи боже мой, мне вдруг показалось, что ты не умер, где мой платок, но — видите — я задрожала и разрыдалась, не успев вытереться. — «Бабушка, Бабушка, не плачьте!» — решила — не поспей они, рыдая, покачнусь и упаду на землю, Господи, несчастная я, что же я сделала, что Ты так меня наказываешь, Господи, чтобы мне вот так на могилу к сыну ходить, я ведь сделала все, что могла, разве я хотела, чтобы так вышло, сынок мой, Доан мой, сколько, сколько раз я тебе говорила, что последнее, что ты должен делать в этой жизни,*- слушаться отца, сколько раз я тебе говорила — не смотреть на него, не брать с него пример, разве я не отправила тебя, мальчик мой, учиться в такую школу, при которой живут, подальше от дома, хотя у нас тогда совсем не осталось денег, разве я не отправила тебя учиться в самые лучшие заведения, скрыв от тебя в те годы, что мы живем только на деньги от продажи колец, бриллиантов и алмазов из моей шкатулки, подаренной мне в приданое твоим покойным дедушкой и бабушкой, по субботам ты возвращался домой поздно, после обеда, и пьяный отец не ездил на станцию встречать тебя, и, пока он, не зарабатывая ни куруша, [20] пытался выклянчить у меня денег, чтобы издать эти свои дурацкие записки, все — богохульство от начала до конца, я в одиночестве, холодными зимними ночами утешала себя тем, что сын у меня хотя бы учится во французской школе, а однажды — смотрю — и почему это ты туда пошел учиться? Ты что, вместо того чтобы стать инженером или коммерсантом, хочешь быть политиком? Знаю, захочешь — даже премьер-министром станешь, но разве такому как ты, стоит заниматься этим? — «Мама, эта страна станет лучше только благодаря политике» — «Разве для тебя такое дело, глупый мой сынок, — страну приводить в порядок?» — говорила я. а он приезжал в те дни на каникулы усталым, задумчивым, господи боже мой… какая же я несчастная — он ведь даже сразу научился грустно ходить по комнате туда-сюда, совсем как его отец; я сказала: «Видишь, ты уже даже куришь в таком возрасте! Откуда эта грусть, эта печаль, сынок?», а когда ты ответил: «Из-за страны, мама!», разве я не напихала тебе денег в карманы — может, хоть это тебя развеселит, разве не отдала тебе втайне от отца мой розовый жемчуг, сказав: «Бери, отвези в Стамбул, продай и повеселись!», чтобы ты поехал в Стамбул, развлекся, с девушками погулял, ни о чем не думал и повеселел, а потом ты внезапно женился на той несмышленой бледной маленькой девочке и привез ее домой — откуда мне знать почему, но разве я не желала тебе долгих счастливых лет, разве я не говорила тебе — прояви упорство хотя бы в своем деле, может, тебя министром сделают, не уходи с должности каймакама, смотри — вроде твоя очередь стать губернатором, — «Нет, мама, я больше не могу! Все отвратительно и уродливо, мама!» — ах ты мой бедный мальчик, ну почему же ты не можешь жить, как другие, просто ходить на работу и возвращаться домой, но однажды я рассердилась и сказала: «Я знаю — потому что ты трус и лентяй, не так ли? Ты — как твой отец, у тебя нет смелости жить, общаться с людьми, гораздо проще всех обвинять и всех ненавидеть, правда?» — «Нет, мама, нет, ты не знаешь! Все отвратительны, я даже не могу больше терпеть должность каймакама, там чего только не делают, как только не издеваются над несчастными крестьянами, над нищими бедняками! Жена моя умерла, детьми пусть их тетя занимается, а я подам в отставку, приеду сюда и буду жить здесь! Все, мама, не приставай ко мне, в этом спокойном краю уже много лет только об этом и мечтаю!», — «Ну что, пойдемте уже, Бабушка, уже очень жарко» — «Я хочу сесть и написать всю правду» — «Нет, я тебе не разрешаю! — «Подождите еще немного, Метин-бей…» — «Ты не будешь здесь жить, ты уедешь и будешь жить полной жизнью! Реджеп, не корми его, взрослый человек, пусть уезжает и сам себе на хлеб зарабатывает!» — «Ты что, перестань, мама! Ты что, в таком возрасте опозоришь меня перед чужими людьми?» — «Оботрите тут кто-нибудь могильные плиты!» — помолчите, вы, невоспитанные, я что, не могу немного побыть наедине с вашим отцом, я тоже вижу грязные следы животных, разве все так должно было быть, но я тогда его спросила: «Ты что, пьешь?», а ты замолчал, сынок, «Отчего, ты же еще молодой, давай я еще раз тебя женю! И что ты будешь делать здесь с утра до вечера, в этом безлюдном месте?» — а ты все молчишь, да, о господи, я знаю, ты — как твой отец, тоже сядешь и станешь писать всякие глупости, всякую ерунду, ты молчишь — разве не так, ох, сынок мой, как мне объяснить тебе, что ты не отвечаешь за все эти преступления, грехи и несправделивость, я жалкая невежественная женщина, смотри — теперь я стала сиротой, надо мной смеются, если бы ты видел, сынок, как я убого живу, какая я горемычная, как я плачу… схватила платок, согнулась от рыданий, — «Перестаньте, Бабушка, хватит, перестаньте плакать. Мы еще приедем…» Господи, какая же я несчастная, меня хотят увести; оставьте меня наедине с моим сыном и с моим мужем, я хочу остаться только с ними, хочу лечь на его могилу, но не легла, нет, Фатьма, смотри, даже твоим внукам тебя жалко, вот, увидели, какая я бедная, злополучная, правы они, конечно, да еще по такой жаре, ладно, читаю еще раз напоследок Фатиху, но вижу, как уродец-карлик нагло смотрит на меня, как баран на новые ворота, ни на минуту не могут человека в покое оставить, везде — шайтан, будто притаился тут, за забором, и смотрит на нас, чтобы нас поссорить, ну, еще, в последний раз Фатиха — «Бабулечка, вам же очень плохо, давайте пойдем уже» — когда я развела руки, они отпустили меня и тоже развели руки, мы молимся в последний раз, молимся, проезжают машины, как жарко, хорошо, что я под пальто кофту не надела, в последнюю минуту в шкафу оставила, а шкаф, естественно, закрыла, если, правда, в пустой дом, упаси Аллах, вор не забрался, вот как мысли могут отвлечь, прости меня, аминь, мы уже уходим — «Бабушка, обопритесь на меня!» — до свидания, ах, а ведь еще и ты здесь, разве упомнишь все,

ГЮЛЬ ДАРВЫНОГЛУ

1922–1964

ПОКОЙСЯ С МИРОМ!

… меня-то ведь уже уводят, да и по такой жаре я не в состоянии еще раз останавливаться и молиться, пока внуки молятся за тебя, будет считаться, что и я помолилась, маленькая, бледная, бесцветная девочка, а мой Доан так хорошо к тебе относился, приводил руку мне целовать, а потом вечером тихо приходил ко мне в комнату — как ты, мама? — а что мне сказать тебе, сынок, я сразу поняла — такая слабая, бледная девочка не долго проживет, хватило тебя родить троих детей, так быстро себя растратила, бедненькая, ела всегда с краю тарелки, несколько кусочков, как кошечка, я тебе говорила: «Давай положу еще ложечку, доченька!», а глаза у нее казались больше от грусти: маленькая бледная девушка, моя невестка, боявшаяся лишний раз поесть, какие могли быть у тебя грехи, чтобы тебе нужна была моя молитва, раз есть с удовольствием они не умеют, жить полной жизнью они не умеют, они умеют только проливать слезы над чужой болью да умирать, бедненькие мои, смотрите, я ухожу — ведь меня уже взяли под руку: «С вами все нормально, Бабушка?» — и, слава богу, мы наконец возвращаемся домой.