Какое кошмарное слово «накопитель»! И почему нас надо
накапливать? Чего ради?
Чтобы не поддаться клаустрофобии, начинаю разглядывать
попутчиков. Время позднее, самолеты компании «Эль Аль» летают глубокой ночью,
что не слишком удобно, однако, говорят, у них самолеты надежней, а я, честно
признаться, побаиваюсь летать. Да и сервис у них якобы неимоверный. Что ж,
посмотрим! Напротив меня сидит мужчина лет под шестьдесят. Интеллигентное
приятное лицо, усталое и доброе. И в то же время есть в этом лице что-то очень
мужское, что-то, от чего я вся подбираюсь и лезу в сумочку за пудреницей.
Идиотская привычка! Смотрюсь в зеркальце – кошмар! Под глазами круги от
бессонных ночей – последние три ночи я совсем не могла спать от нетерпения. Все
мои сорок с немалым хвостиком сразу заметны, хотя обычно я выгляжу моложе своих
лет. Но тут же я гордо решаю, что плевать хотела на всех мужиков, хватит, пора
и честь знать. Решительно убираю пудреницу. Очень нужно! Небось сейчас явится
его супруга. Я так и вижу ее – ухоженная дамочка лет за пятьдесят. Но нет,
никакой дамочки. Краем глаза слежу за ним – надо же как-то отвлечься от идеи
«накопления». И по выражению его лица я вижу, что он прекраснейшим образом
понял все мои манипуляции. И смотрит на меня с затаенной усмешкой и, кажется, с
одобрением. Интересно, что он во мне одобряет? Я верчу головой, делая вид, что
разглядываю других пассажиров, а сама из-под ресниц разглядываю его. Это же
игра! Что ж, недурное начало путешествия. Он хоть и сидит, видно, что высокий.
Широкие плечи и густые темно-седые волосы. Глаза светлые, серо-голубые, и
какая-то в них искорка, которой – ей-богу же! – не было пять минут назад.
Подумать только! Я вновь подбираюсь и быстро достаю из сумки газету – так
удобнее за ним наблюдать. Старая дура, говорю я себе. Но ведь это же интересно,
сама себе отвечаю я. Он тоже пристально смотрит на меня, без всяких уловок.
Похоже, я ему приглянулась, хотя вид у меня, по-моему, жуткий. Честно
признаюсь, он мне тоже нравится… И тут объявляют посадку. Все моментально
сбиваются в кучу, и я теряю его из виду. Несколько шагов по какой-то трубе, и
вот я уже в самолете. Улыбающиеся стюардессы рассаживают пассажиров. Ага, вот и
мое место. С ума сойти – он уже сидит у окна. В голове у меня проносится, что,
с одной стороны, это хорошо, а с другой – не очень. Я рассчитывала немного
поспать и мысленно подготовиться к встрече с Дашей, а теперь не больно-то
поспишь рядом с таким. Вдруг я во сне открою рот и вид у меня будет глупейший
или, не дай бог, начну храпеть! Вот ужас-то! Нет, придется взять себя в руки и
не спать. Ничего, отосплюсь на том свете! Он с милой улыбкой – ах, какая
улыбка! – предлагает мне сесть к окну, если я хочу. Я великодушно
отказываюсь. Очень надо! Ночью все равно ни черта не увидишь, а выбираться
придется через него, если приспичит. Глаза у него смеются, такое впечатление,
что он читает мои мысли. Сажусь, сразу пристегиваю ремень. Он тут же обращается
ко мне:
– Давайте знакомиться, как-никак нам вместе лететь
больше трех часов. Викентий Болеславович Корблинский.
– Кира Кирилловна Мурашова.
– Кира Мурашова? Вы, часом, не художница?
Боже, вот это слава!
– Я художница, но откуда вы меня знаете? Я не так уж
знаменита.
– Вы иллюстрируете детские книги?
– Да.
– Я покупаю и читаю книжки своим внучкам и всегда
обращаю внимание на иллюстрации. И ваши мне ужасно нравятся, в них много юмора,
для детских книг это важно.
– И не только. Попробуй у нас прожить без чувства
юмора… Но у вас, похоже, с этим все в порядке.
– Да вроде бы… А куда вы направляетесь, в Тель-Авив?
– Да, а вы?
– В Реховот. У меня там сестра. А у вас кто в
Тель-Авиве?
– Дочка.
– Боже, сколько же лет вашей дочке?
– Двадцать.
– Не верится что-то. Уж больно вы молодо выглядите.
Врет, подлюга, но приятно!
Тем временем самолет уже начал взлетать. Красивые
стюардессы, ни слова не знающие по-русски (идиотизм, неужели в Израиле мало
красивых девушек, говорящих по-русски? Или это нарочно делается?), разносят
напитки со льдом и орешки. Уже приятно. Вообще, славное начало путешествия – сидишь
себе со стаканом ледяного грейпфрутового сока и мило беседуешь с очаровательным
спутником, который к тому же знает тебя как художницу. Во сне не приснится!
Кстати, сна ни в одном глазу, хотя уже почти два часа ночи. Интересно, кто он
такой? Если ТТ, то я пропала. ТТ на нашем с Алевтиной языке означает «тихий
технарь». Мы обе уже давно пришли к выводу, что для жизни и любви годятся
только тихие технари. Тихий технарь в нашем понимании – умный мужик без
художественных претензий. Уж слишком часто мы с нею обжигались на
художественной интеллигенции, а посему – да здравствует техническая! К тому же
я лично предпочитаю не понимать то, чем мужчина занимается. Так легче поверить
в его значительность.
– Простите, а кто вы по профессии?
– Архитектор.
Архитектор? Интересно, это как считается, технарь или нет,
ведь архитектор – это почти художник, но, с другой стороны, если архитектор
вполне может быть художником, то художник архитектором – нет. Тут нужно еще
техническое образование, следовательно, его можно отнести к технарям. Но тихий
ли? Впрочем, в его возрасте уж наверное тихий, внучкам книжки читает…
Слово за слово, и мы уже болтаем «не покладая языка», как
говаривал мой отец. Такое ощущение, будто мы знакомы сто лет. Тем временем нам
приносят то ли ужин, то ли завтрак, не поймешь. Вкусно и занятно. Мой сосед
весьма галантен. Не придерешься. Смотрю на часы – два с лишним часа пролетели
совсем незаметно. Надо бы наведаться в хвост самолета. Давно пора. Смотрю на
себя в зеркало – ужас! Пудра осыпалась, помада съедена, тон облупился. Ну и
рожа! Хорошо бы умыться, но тогда потечет тушь. О, да здесь полно всяких
салфеток, можно спокойно протереть лицо и освежиться. Плескать в лицо водой –
аэрофлотовский анахронизм. А тут знай наших! Привожу себя в порядок, но тон решаю
не накладывать, а то опять облупится чего доброго. Главное, чтобы глаза
блестели, а они, надо заметить, блестят себе! Викентий… Интересно, как его
называют – Кеша или Вика? Викентий, Жукентий… Жукентий – это мой обожаемый кот,
оставленный с Алевтиной. Наверное, он поляк, – не кот, разумеется, а
архитектор.
Возвращаюсь на свое место. Викентий сидит как приклеенный.
Надо же, до чего крепкий мочевой пузырь… А может, у него трудности с
мочеиспусканием, да нет, похоже, он вполне хорошо себя чувствует. Господи, что
только не лезет в голову бабе в моем возрасте! Особенно хорошие мысли для
начала романа… Какого романа, окстись, матушка, тебе ближе всего к пятидесяти,
одергиваю сама себя, но ведь теперь все возрастные представления изменились, а
почему бы и нет, вон Алевтина уже полтора года пребывает в состоянии жгучего
романа, да и у меня самой вроде как роман с Юрой, правда, от этого романа уже
попахивает плесенью, ему явно не хватает воздуха. Алевтина утверждает, что я
сама виновата – слишком хорошо его кормлю. «Ясное дело, – говорит она в
ответ на мои жалобы, – если так мужика кормить, он только и сможет, что
доползти до койки!» Впрочем, я же решила в этой поездке не думать о прошлом.
Ого! Я уже отправила Юру в прошлое? Не слишком ли быстро, Кира Кирилловна?