Просто слушай - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дессен cтр.№ 7

От мамы тогда зависела вся наша жизнь. Получился такой своеобразный барометр — взглянешь на маму с утра и сразу поймешь, как пройдет день. Если она на кухне готовит завтрак, значит, все будет хорошо. Если же там только папа, мучительно пытающийся разогреть кашу или поджарить тост, значит, день не удался. Но хуже всего, если нет обоих… Возможно, я рассуждала примитивно, зато почти всегда верно. К тому же что еще оставалось делать?

— Мама плохо себя чувствует, — объяснял папа, когда мы садились за стол одни, и в глаза сразу бросалось мамино пустое место. Или же когда она целый день не показывалась из своей комнаты, а о том, что мама там, свидетельствовал лишь едва заметный свет в окне, приглушенный закрытыми шторами. — Надо постараться ей помочь.

Помню, мы с сестрами кивали в ответ. Но как помочь — не представляли. Я тогда решила, что важнее всего не расстраивать маму, но чем именно ее можно расстроить, не знала. И тогда придумала новое правило: если сомневаешься, лучше промолчи и не рассказывай ни о чем. Даже об очень важном.

Когда мамина депрессия (или нервное расстройство, я так и не поняла, как называлось это состояние) продлилась три месяца, папа уговорил ее пойти к врачу. Вначале она сопротивлялась — сходила на пару сеансов и бросила. Но потом возобновила лечение и продолжала его до следующего года. Никаких резких изменений не последовало. Конечно, здорово бы было как-нибудь зайти в десять тридцать на кухню и вновь обнаружить там радостную и сияющую маму. Но этого не случилось. Она менялась постепенно, по чуть-чуть, по капельке. Заметить улучшения можно было, только не видя ее какое-то время. Вначале мама перестала спать целый день, затем стала вставать по утрам и даже иногда готовить завтрак. За столом всегда резало слух ее молчание, но теперь оно стало менее продолжительным — она иногда поддерживала разговор или вставляла какое-нибудь замечание.

И все же спас маму модельный бизнес. Обычно именно она находила нам работу, вела все дела с Линди, составляла расписание проб. С тех пор как мама заболела, мы все работали гораздо меньше. Уитни съездила на пару показов, у меня были одни съемки, запланированные уже очень давно… Вот, собственно говоря, и все. Поэтому, когда Линди как-то позвонила в обед и предложила поучаствовать в пробах, она была уверена, что мы откажемся.

— Предложение, конечно, отличное, но время вряд ли подходящее, — сказал папа, оглядев нас всех за столом, и отошел в глубь кухни.

— Подходящее для чего? — спросила Кирстен, прожевывая хлеб.

— Для работы, — спокойно ответила Уитни. — Зачем бы еще Линди звонить в обед?

Папа поковырялся в ящике у телефона и наконец извлек оттуда карандаш.

— Ладно… — сказал он, беря лежащий рядом блокнот. — Я запишу, конечно, но… Какой там адрес?

Сестры внимательно на него смотрели. Конечно, им было интересно, для кого работа и где. Я взглянула на маму — она, не сводя глаз с отца, взяла салфетку с колен и вытерла губы. Когда папа вернулся на место и снова взял вилку, мама заговорила раньше сестер:

— Что там за предложение?

Папа посмотрел на нее:

— Пробы на завтра. Линди подумала, нас заинтересует.

— Нас? — уточнила Кирстен.

— Тебя. — Папа наколол на вилку бобы. — Но пробы утром, а я должен быть на работе, поэтому я ей и сказал, что время не самое подходящее…

Он замолчал, даже не закончив фразу. Папа — архитектор. У него куча дел на работе, к тому же он заботился о маме и вел хозяйство, и, разумеется, у него не было времени возить нас по городу. Кирстен все прекрасно понимала и тем не менее очень расстроилась. Но когда мы молча вернулись к еде, мама вдруг вздохнула и сказала:

— Я могу ее отвезти. Если, конечно, Кирстен сама хочет.

Мы все уставились на маму.

— Правда? — обрадовалась Кирстен. — Это ж…

— Грейс, — взволнованно перебил ее папа. Кирстен молча села на место. — Это необязательно.

— Знаю. — Мама слабо, но все же улыбнулась. — Но ведь это всего один день и одни пробы. Я с удовольствием ее отвезу.

Я отчетливо помню, как на следующий день мама вышла к завтраку, а когда мы с Уитни ушли в школу, отвезла Кирстен на пробы рекламы кегельбана, которые та успешно прошла. Конечно, это была не первая и не самая серьезная работа сестры, и все же, когда после я видела, как красиво она выбивает «страйк» (вмонтированный, конечно, — играть в боулинг Кирстен никогда не умела), я каждый раз вспоминала тот вечер, в который жизнь наконец-то стала возвращаться в привычное русло.

Мама начала возить нас на пробы. Она не светилась от счастья, но, возможно, раньше мне только казалось, что она всегда была веселой? Время шло, но поверить в то, что жизнь налаживается, было нелегко. Хотелось надеяться, но все же я каждый раз ожидала, что болезнь вот-вот повторится. Она ведь началась так неожиданно, да и нельзя сказать, что полностью прошла, где ж гарантия, что она не проявится когда-нибудь снова? Я боялась, что одной неприятности, одного разочарования будет достаточно, чтоб мама опять нас покинула. Наверно, тот страх не прошел до сих пор.

Именно поэтому я так и не сказала маме, что больше не хочу работать моделью. Не знаю почему, но летом на пробах я жутко волновалась — раньше такого никогда не было. Мне не нравились чужие взгляды, неприятны были незнакомцы. Как-то на примерке стилист подгоняла мой купальник, а я вся съежилась от отвращения. Потом, конечно, извинилась, но это не сильно помогло. В горле снова встал ком.

Я не раз пыталась сказать маме, что больше не хочу работать, но все не решалась. Теперь я единственная осталась в модельном бизнесе. Трудно лишить человека того, что делает его счастливым, но еще труднее, если у него больше ничего не останется.

Так что неудивительно, что когда я через пятнадцать минут добралась до «Мейс Виллидж», то обнаружила там маму. И в который раз поразилась, какая же она маленькая. Правда, я все вижу несколько искаженно, поскольку ростом пять футов восемь дюймов. [1] Хотя все равно ниже сестер: Кирстен выше меня на полдюйма, а Уитни на два. Возвышается же над нами папа — шесть футов два дюйма. Поэтому когда мы всей семьей идем по улице, мама смотрится несколько странно, как выпавший из другой коробки кусочек мозаики.

Я затормозила у маминой машины и увидела, что рядом на пассажирском месте, скрестив руки на груди, сидит недовольная Уитни. Ничего удивительного в этом не было, так что я, вытащив из сумки косметичку, поспешила к маме. Она стояла у открытого багажника.

— Я б и одна справилась.

— Знаю, — ответила мама, не поднимая глаз, и вручила мне пластиковый контейнер с одноразовой вилкой на крышке. — Здесь фруктовый салат. Бутерброд сделать не успела. Садись.

Я открыла контейнер, попробовала салат и поняла, что умираю от голода. Что было неудивительно, поскольку съела я за завтраком совсем немного, а затем меня вырвало. Кошмарный выдался денек!