Проклятый дар - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Корсакова cтр.№ 28

– Не будет. – Алена вытерла мокрое от слез лицо рукавом халата.

– Почему?

– Потому что я сумасшедшая.

Слова дались легко. Эти страшные слова жили в Алениной голове так давно, что успели стать самостоятельными и независимыми от нее. Она сумасшедшая. Она совершила что-то до такой степени страшное, что тут же постаралась забыть. И уже почти забыла. Остались мелочи…

Чужая кровь на раскрытых ладонях… Собственный крик… Круговерть белых облаков над головой, и те же облака, отражающиеся в черной воде болотного «оконца»… А еще страх! Неконтролируемый, неизживный, пропитывающий ее от носков до макушки. Она что-то сделала. Что-то такое, после чего не захотела оставаться нормальной, обрекла себя на заточение в мутном сером мире. Может, все это неспроста? Может, это наказание?..

– Я, конечно, не психиатр, но мне кажется, что ни один псих не станет считать себя сумасшедшим. – Матвей хотел ее утешить, но в голосе его не было уверенности, только жалость.

– А нормальные люди станут рисовать такое? – Алена протянула ему исчерканный лист.

– Видал я рисунки и подиковиннее. – Он пожал плечами. – По сравнению с «Черным квадратом» твои художества очень даже вменяемые.

– А стены?

– А что стены? Если душа требовала, а карандаша под рукой не было, то можно и на стенах.

– Ты добрый. – Она улыбнулась сквозь слезы, заглянула в его ясно-серые глаза. – Почему ты работаешь в таком месте?

– Я здесь временно. – Он улыбнулся в ответ безмятежной улыбкой и после недолгого молчания сказал: – Все, мне пора. Но ты не унывай, меня сейчас сменит один хороший дядька, ты его должна помнить.

– Это вряд ли. – Алена отвернулась к окну, чтобы Матвей не заметил ее отчаяния.

Если бы не было тех обрывочных, но таких ярких и таких страшных воспоминаний, можно было бы попробовать побороться: уговорить Матвея или того хорошего дядьку, которого она отчего-то должна помнить, можно было бы попытаться связаться с Антоном Карповичем или дозвониться деду, но она не станет. Она совершила что-то страшное и должна понести за это наказание. Пусть это глупо и пафосно, зато честно. Себя не обманешь. Так любила повторять покойная бабушка. А бабушка была мудрой и никогда никому не врала…

– Ну, я пойду? – Матвей легонько коснулся ее плеча, и Алена вздрогнула. Он, фактически ее тюремщик, спрашивает у нее разрешения уйти. Как глупо…

– Да, конечно. И спасибо за шоколадку.

– На здоровье. – Он смущенно улыбнулся. – Спокойной ночи, Алена. Все будет хорошо.

– Да, все будет хорошо, – эхом повторила она, с холодеющим сердцем наблюдая за тем, как глупые ночные бабочки на полной скорости врезаются в окно ее палаты…

Прошло уже четыре дня, а туман все не уходил, окутал деревню со всех сторон, пропитал все вокруг болотной сыростью, приглушил звуки. Мамка говорила, что туман – это хорошо, в тумане спокойнее и безопаснее. Немцы не мотаются по деревням, боятся нарваться на партизанскую пулю, можно жить по-человечески, ничего не страшась.

– А долго ли? – спросила Ася. – Долго, мама, осталось жить без страха? Уйдет туман, и дальше что? Снова бояться?!

– Изменилась ты, донька, – сказала мама с тяжким вздохом. – Что она с тобой сделала, эта дрыгва проклятущая?!

– А при чем тут дрыгва, мама? Я всегда такой была, просто не понимала.

– Я отцу твоему обещала, Асенька, я клялась, что тебя сберегу. – Мама вытерла влажные от набежавших слез глаза уголком платка. – А как же тебя беречь, если ты сама не бережешься? Что ты ходишь каждый день к Сивому лесу? Что там, донька?

– Ничего. – Ася пожала плечами. – Просто так. Мне, когда я хожу, думается лучше.

– Пусть бы совсем не думалось, чем вот так! – Мама в сердцах взмахнула рукой. – Люди вон шепчутся, что ты умом повредилась из-за того… из-за Захара. Не ходила бы ты пока никуда, посидела бы дома, книги почитала. Ты же книги любила, Асенька.

– Люди шепчутся? – переспросила Ася. – А людям больше не о чем пошептаться? Не волнует их больше ничего? – Она сорвалась с места, набросила на плечи платок.

– Куда?! – Мама поймала ее за руку.

– К тете Люсе схожу, обед сготовлю! – Ася выдернула руку и ушла, громко хлопнула дверью.

Это плохо, что она так с мамой, но не получается по-другому никак. Мама только и делает, что боится: за себя, за нее, за бабу Малашу, за односельчан. Страхом этим уже вся хата пропиталась, тошно и маетно!

…Тетя Люся умирала. Убивала себя сама, отказывалась от еды, если и говорила, так только о погибших муже и сыне. Ее хата тоже пропиталась страхом. Страхом, а еще безнадежностью.

– …Дождусь ее, – сказал вдруг возникший из тумана дядька Федос. – Уже недолго осталось, я знаю.

– Здравствуйте. – Ася замедлила шаг, всматриваясь в ясные глаза дядьки Федоса. Почему у него ясные, а у Алеся пустые?

– Из-за Морочи. Все она, проклятущая, закогтила душу и не пущает. – Дядька Федос подергал себя за вислый ус. – Ты про обещание-то помнишь?

– Туман, – сказала она, точно одно это слово все объясняло, но он ее понял, закивал головой.

– Это она его насылает, Морочь, но скоро она снова заснет, я знаю.

– Скорее бы. – Сейчас Ася не думала ни про дядьку Федоса, ни про Алеся, из памяти не шел летчик, ее летчик.

– Что – скорее бы? – Из тумана сначала протянулась широкая ладонь, больно сжала Асину руку, а следом выплыло хмурое лицо Захара Прицепина. – Ты с кем разговариваешь?

– Пусти! – Она дернулась, пытаясь высвободиться.

– С кем разговариваешь, спрашиваю? – Захар не пускал, подтягивал все ближе и ближе, окутывал душным облаком перегара.

– Ты кого-нибудь видишь? – спросила Ася.

– Нет.

– Значит, ни с кем не разговариваю.

– Я голос слышал. – Он смотрел на нее внимательно и требовательно, в пьяных глазах плясало шальное пламя.

– Почудилось.

– Ведьма, – сказал он ласково и заграбастал Асю в объятия. – Что ж ты делаешь со мной?! Что ж ты душу рвешь?

– Пусти! – Она уперлась локтями в его широкую грудь, замотала головой, уворачиваясь от жадных поцелуев. – Пусти, я кричать стану!

– А кричи! – Он блеснул крепкими зубами. – Кричи, все и так думают, что ты теперь моя полюбовница. Думаешь, заступится за тебя кто? Не заступится! Тогда перед сельсоветом не заступились и сейчас не заступятся!

– А ты, значит, заступился?! – От ярости потемнело в глазах.