висках. Згур глубоко вздохнул, отвернулся. Этого еще не хватало! Вот уж верно говорят: не тот яд, что в чаще, а тот, что в глазах…
Они остались одни. Асмут допил вино, вновь плеснул из высокогорлого серебряного кувшина, прихлебнул, присел на кресло.
— Прошу! Не знаю, как насчет правды в ногах, но стоя лучше драться, разговаривать же — сидя.
Он подождал, пока гость присядет, снова поднес кубок к губам, но пить не стал.
— Так вот, Згур Иворович. Разговор надо уметь начать. Отец говорил, что в этом — половина успеха. Сейчас ты мне не веришь, комит. Но вера в таких делах только мешает…
Згур уже пришел в себя. Красное вино да красны девицы — это все потом. Волк заманил его в свое логово. Не поддаваться, сотник!
— Как же ты начнешь разговор, великий боярин? Асмут помолчал, затем проговорил медленно, выделяя каждое слово:
— Я не хочу, чтобы в Лучев пришли мады. Мне это не выгодно.
Ослышался ли он? Мады? Не сканды? Темные глаза глядели в упор, и стало ясно — не ослышался. Вот, значит, как? Згур подобрался, подался вперед:
— Отчего же великому боярину Асмуту не выгодно то, чего хотят другие бояре?
Асмут Лутович кивнул, словно одобряя вопрос:
— Я слишком богат. И слишком силен. Если мады будут править в Лучеве, мне придется многое уступить. Слишком многое, Згур Иворович! Остальные — шавки. Они только выиграют, когда придет новый хозяин. Но я не из тех, кто трется о чужой сапог!
Поверить? Згур задумался. Каким бы змеиным ни был язык великого боярина, его слова походили на правду. Чужеземцам не нужны соперники.
— Почему же твои вой не защищают город?
Вновь одобрительный кивок. Асмут зло усмехнулся:
— Меня не любит быдло. Слишком помнят моего отца, а у половины здешних скотов на заднице до сих пор отметины от моей плети. Они готовы скорее сдохнуть, чем стать под мой Стяг. Кнесна… Она тоже меня не жалует. Признаться, сиятельная Горяйна не жалует никого. Даже своего покойного мужа. Но это — другой разговор. Итак…
— Итак? — Згур откинулся на спинку кресла, усмехнулся. — Ты же сам сказал, Асмут Лутович. Тебя здесь не любят, за тобой не пойдут…
— Зато пойдут за тобой! — великий боярин встал, неторопливо прошелся по горнице. — Быдло выбрало тебя воеводой, Згур Иворович. Но у тебя мало воинов. Толпа, которую ты набрал, битву не выиграет. Поэтому мы заключим договор…
Згур остался сидеть. Он вдруг понял, что всесильный Асмут волнуется. Договор? А надо ли? Не лучше ли притащить этого чернобородого на веревке да тряхнуть как следует?..
— Тебе будут советовать иное, — Асмут словно читал его мысли. — Но даже если вы сожжете меня заживо, то не получите ни моего серебра, ни людей. Так вот. Ты не обязан мне верить. Я тоже не могу верить тебе. Поэтому будем договариваться о каждом шаге…
— И куда шагнем вначале?
Асмут метнул на него быстрый взгляд, задумался.
— Первый шаг — маленький, Згур Иворович. Ты не тронешь меня, мои владения и моих людей. Ты не будешь отбирать земли у других бояр. И кнесна Горяйна должна по-прежнему править в Лучеве. Это то, чего хочу я. Взамен же… Я дам серебра — его хватит надолго. И двести всадников « — латных, в полном вооружении. Но эти всадники останутся под моей рукой. Я сам буду водить их в бой…
Двести всадников? Звучало заманчиво, но Згур вспомнил разговор с Чудиком. Этакая сила — под чужой рукой? Нож между лопаток — и то безопаснее.
— Мало? — боярин резко обернулся, щека дернулась. — Тогда я подарю тебе одного человечка. Всего одного. Но он стоит тысячи. Я сумел подкупить слугу конуга Лайва Торунсона. Теперь я буду знать о каждом его шаге…
— Что?!
Згур не выдержал — вскочил. Лайв Торунсон — его ватаги захватили почти весь полдень Сури. Если Асмут говорит правду…
— Сейчас мы слепы, Згур Иворович. Мы похожи на кулачного бойца, которому завязали глаза. Но если мы будем знать их планы…
381
Договаривать Асмут не стал, но этого и не требовалось. Сканды нападают небольшими ватагами, значит;, их можно будет бить по частям…
— Послезавтра сотня скандов нападет на село Пятнати Вылки. Это на самой границе, у Певуши. Надеюсь, мы их не тронем…
— Как? — поразился Згур. — Не тронем? Но ведь там люди!
— Там быдло! — чернобородый поморщился. — Грязное быдло, которое никому не интересно. Пусть сканды немного потешатся с их женками. Зато Лайв Торунсон будет уверен, что мы не ждем нападения. И в следующий раз ударит не сотней, а всеми силами. И вот тогда…
Згур встал. План был хорош, но можно ли верить великому боярину? Не сам ли он послал весточку конугу Лайву?
— Хорошо. Я подумаю, Асмут Лутович.
— Подумаешь? И только? — боярин был явно удивлен. — Признаться, ждал другого! Згур покачал головой, усмехнулся:
— Подумаю. И в любом случае твоей коннице запрещено появляться в городе. Я дам приказ на заставы.
Лицо Асмута оставалось невозмутимым, но глаза выдали. Боярин ожидал иного, и Згур еле сдержал довольную усмешку. Куда спешить? Не будь он сыном Ивора, то, может быть, и попался бы на манок. Но играть в «Смерть Царя» на чужой доске с завязанными глазами? Згур уже пробовал. Хватит!
Вокруг стояла ночь, от близкой реки несло холодом и свежестью. Воздух дышал весенней прелью, но зима еще не сдавалась. Темное небо клубилось блестками последних снежинок, медленно опускавшихся на теплую землю и тут же исчезавших в черной грязи. Отблеск огня падал на белые пологи шатров, вдали негромко перекликались часовые. Згур подбросил в огонь несколько щепок и устало потер лицо. Надо было поспать, но сон не шел. Как хорошо быть простым фрактарием! Всего-то и нужно — проснуться, когда затрубит рожок…
Он уже нашел на мапе Пятнати Вылки — маленький домик у широкой речной излучины. Сколько там людей? Наверно, немного, десятка три. Немного? Быстро же он
научился считать на десятки! Три десятка обреченных. Маленькие живые фигурки на деревянной доске…
Згур несколько раз хотел послать за Чудиком, а лучше — заДолбилой-кузнецом, чтобы отрядить гонца в обреченное село. Еще не поздно. Дороги плохи, но за день можно обернуться. Но что-то мешало. И это «что-то» было слишком очевидным. Сейчас он может спасти три десятка-и остаться слепым. Асмут прав — кулачный боец с завязанными глазами не победит…
Згур не выдержал и вновь развернул мапу. Вот она — Певуша! За рекой — ватаги Лайва Торунсона. Говорят, у скандского конуга под рукой полторы тысячи «рогатых». — Много! Но у Хальга Олавсона, что воюет на полночи, втрое больше. И это против пяти лучевских сотен! Одна надежда — напугать, сбить с толку. Сканды — не альбиры, они нападают только на слабых. От Денора их пока отвадили. Если удастся как следует проучить «рогатых» где-нибудь у Певуши…