Монах - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Щепетнов cтр.№ 40

Федор с ненавистью обернулся, гневно скривив губы и желая сказать что-то гадкое, резкое, злое, но опомнился — ну при чем она? Так сложилась жизнь… Она всего лишь спасала свою дочь и была готова погибнуть, пойти в пещеру и биться насмерть с чудовищем — можно ли ее винить в том, что случилось? Андрей, как настоящий мужчина, встал на защиту невинного существа, это его, мужское дело, и она совсем ни при чем. Он таков, каков он есть, и другим ему не быть. Может быть, за то Федор его и уважал. Уважал? Уважает!

Он рассердился на себя за эти мысли — старый дурак! Он жив, а пока жив — есть надежда! Он сильный, очень тренированный, очень крепкий мужик, видавший виды, вполне возможно, что выживет! Ведь чудеса случаются — например, то чудо, из-за которого он попал в этот мир. Ведь зачем-то это было сделано Провидением? Или Богом — как хочешь это назови!

Федор успокоился и, откашлявшись, хриплым голосом сказал:

— Принеси мне вина, слабого, вот в тех глиняных бутылках, только это… разбавь его водой — две части воды, часть вина. В глотке пересохло, еле языком шевелю.

Алена ушла в фургон, а Федор сел у костра и снова расслабился и стал размышлять: «И правда ведь странно — этот парень из разряда таких, которых убить совсем не просто, у них, как у кошек, девять жизней! Сколько раз он уже мог погибнуть — и ничего, живет! А не успокаиваю ли я сам себя? Ну и успокаиваю! Что еще остается делать? Иначе хоть вешайся… Если… Нет, он выживет! Когда он встанет на ноги, красавцем ему уже не быть — она порвала ему лицо от волос до самого подбородка, будто серпом полоснула, как это еще глаз уцелел! Шрам будет как молния, через всю левую сторону — хоть бы уж не перекосило лицо… да вроде основная часть мышц цела, не должно бы. Хорошо хоть, что я не волынил на курсах первой помощи в солдатской учебке, умею с ранами обращаться — сколько раз это спасало жизнь и мне, и моим приятелям… Когда капралу Вейводе копье бок распороло — если бы не я, он бы истек кровью или умер от заражения…»

Его мысли прервала Алена, принесшая кувшин с разбавленным вином — Федор жадно присосался и выпил сразу половину, так что у него забулькало в животе.

— Ох, благодарю! Надулся — аж раздуло! Ну что, подруга, как там твое сокровище?

Алена просияла и радостно ответила:

— Спит, и все тут! Я осмотрела ее — царапин, ничего нет, так, синяки небольшие, видимо, когда она ее тащила, и все, больше нет повреждений! Я боялась, что она ее убьет… и зачем она ее вообще утащила?

— Ну как зачем — мы же любим цыплят…

Улыбка Алены сразу потухла, ее просто затрясло:

— Я как представлю, меня начинает… ох, не могу даже говорить об этом! Одно не пойму еще — почему она все время спит? Меня это беспокоит!

— Я слышал, что некоторые кикиморы… не все, и я не знаю, от чего это зависит… умеют одурманивать жертву взглядом. Ну взглядом не взглядом, но жертвы засыпают и спят какое-то время… Пройдет это все, и без последствий. Давай-ка на ночь становиться — ехать сейчас куда-то поздно, в темноте еще глаз выколем веткой, да и трогать его я боюсь. Сделаем так — вы с дочкой спите в фургоне, а мы с Андреем будем тут, у костра. Принеси сюда одеяла, я его укрою, да и сам тоже накроюсь. Там еще копченое мясо — немного, брал в дорогу, да съели уже почти все, тащи сюда, ужинать будем.

Алена ушла, а Федор еще раз пощупал шею Андрея. Пульс был, ничего не изменилось — такой же неровный, но довольно четкий, не как у умирающего. Он повернул Андрея на бок и осмотрел грудь — там тоже были два глубоких пореза от когтей — самый первый удар, сокрушивший кольчугу, но спасли стальные пластины, нашитые на куртку.

Федор достал из вещмешка пол-литровую банку с мазью — открыл, передернулся от запаха и с отвращением сплюнул, потом опустился на колени рядом с раненым и стал осторожно втирать мазь в зашитые рубцы и царапины, приговаривая:

— Ничего-ничего, чем вонючей, тем действеннее! Подымем тебя, парень, держись! Мы еще должны всех врагов победить, все вино выпить… хм… ну неважно, я за тебя выпью! Держись, Андрюха! — Закончив втирать мазь, он обернулся, увидел, что Алена наблюдает за его действиями, и спросил: — Принесла? Бросай тут, я сам все расстелю. Вот что, там в конце фургона раскладной столик деревянный и два стула — тащи их сюда, ну что мы как дикари будем на земле есть! Правда, особо и есть-то нечего… завтра съезжу в трактир, накуплю съестного, а пока что будем есть, что судьба послала.

— А ты не хочешь его перевезти на постоялый двор? Впрочем, чего я говорю, поняла… только… тебя Федор звать, да? Я слышала, как тебя он звал… А его Андрей? Ага… так вот, я поняла — ты не хочешь показывать его, раненого, местным? Чтобы не знали, что его кикимора ранила? Чтобы не подумали, что он может быть зараженным?

— Верно подумала… умная девочка… — Федор пристально посмотрел в глаза Алене. — Да, я не хочу, чтобы ваша шайка знала, что он получил раны в драке с кикиморой. И хочу тебя спросить: ты как к этому относишься и что будешь делать завтра? В принципе ты получила что хотела и можешь идти домой, но я не хочу, чтобы ты на каждом углу кричала об увиденном. Что будет с Андреем, я не знаю, но, когда он встанет на ноги, не желаю, чтобы каждая собака знала о том, что он стал оборотнем. Ну так что ты думаешь делать?

— А возьмите меня с собой? — нерешительно предложила Алена. — Прислуживать буду, работать буду, а?

— Ты чего несешь-то? — развел руками Федор. — Ты откуда нас знаешь? Может, мы ненормальные, любим насиловать и убивать? Может, разбойники с тракта? Может, убийцы и нас разыскивает власть? Как так можно с первыми встречными уезжать куда глаза глядят?

— А куда мне деваться? — тихо и горько сказала Алена. — Возвращаться в село? Они говорят — помогали мне! Как же! Сколько я полов перемыла, сколько прислуживала в их домах — да они бесплатно кусочка не дали, я голодная ходила, дочери все отдавала! Как мой муж пропал на охоте, якобы его медведь порвал, так мы и впали в нищету — распродали все, что было, они скупали у нас за медяки нажитое отцом и мужем. Староста строит из себя благодетеля… гадина! Все норовил по заду меня погладить, за грудь ущипнуть, когда я у них в доме прислуживала, — пока жена не видит. А дочка его… видела я, как у вас челюсти отвисли, да, красавица, наградила ее судьба красотой… и пометила нечистой силой. Давно уже поговаривали, что ее мамаша была кикиморой, только никто не мог поймать за этим делом — сама куда-то исчезла, вроде как утопла в болоте, но сдается мне, что прибили ее где-нибудь, вот и дочка ее такая же. А староста любит ее… любил, вот и прикрывает как может. И все молчат… и я молчала, да. Когда отец пропал и потом его нашли растерзанным — молчала, когда мужа якобы медведь задрал, тоже молчала, а когда Настена пропала — вот тут уже терпение лопнуло! А они все молчат, только рыла свои прячут — знают ведь, твари, что происходит. Не хочу я к ним возвращаться, возьмите меня с собой — мне все равно там не жить! То из меня шалаву сделать пытаются, то в прислуги, на самую грязную работу норовят засунуть — не хочу туда опять! Что мне там терять? Дом? Что мне этот дом, когда там есть нечего и тоска по углам. Барахло? А нет у меня ничего, поизносилась вся, поистрепалась… нищая я. Только и осталось что мое тело да дочка моя. — Алена помолчала и, потупив взгляд, сказала: — Хочешь… можешь жить со мной… только не оставляйте меня в деревне. Я красивая, правда, только грязная сейчас, болотом пахну, а так я не хуже этой Марвины, кикиморы, смотри!