Царь Грозный - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева cтр.№ 137

Митрополит оглядел сидевших перед ним святителей. Многие, понимая, что сейчас пойдут против собственной совести, попросту прятали глаза. Поначалу Филиппу казалось, что все задуманное получилось, хотя и с большими оговорками. Собравшиеся на словах были даже готовы высказать государю неприятие его дел, осудить казни и зверства. Но Филипп все больше понимал, что только на словах, и совсем не был уверен, что на деле окажется так же.

Конечно, он оказался прав. Сначала нашлись святители, донесшие государю о настроениях Собора, потом, поняв, что Иван Васильевич гневается, многие испугались. Никакого единодушия среди членов Собора уже не было.

Но не было необходимых доказательств вины Филиппа и у государя. Как ни старались князь Темкин с товарищами, соловецкие старцы твердили не то, что нужно! Обвинить Филиппа в измене Иван Васильевич не мог, обвинить в скаредности не получалось. Только другого выхода не было, и он заставил думу принять решение о суде над неугодным митрополитом на основании привезенных Темкиным обвинений.

Нелепость чувствовал и сам царь, судить митрополита дума попросту не имела права, тогда было решено снова созвать Собор и думу одновременно. Вяземский усмехнулся:

– Так даже лучше! Чтоб возражать после было некому…

– Ты, Афанасий, лучше молчи! – вдруг взъярился государь. – А если на том Соборе Филипп победу одержит?! Тогда хоть в Англию беги от его укоров!

Иван Васильевич никому не рассказывал о другой своей боязни – проклятии со стороны митрополита. Уж это проклятие снять будет некому, Пимен Филиппу в подметки не годится, это царь понимал хорошо. Понимал и другое – теперь им с Филиппом рядом на Москве не быть! Останется тот, кто одержит верх. И приложил все усилия, чтобы окончательно запугать бояр и священников, если уж это не удалось сделать с самим митрополитом.

Полетели многие и многие боярские головы. Государь посоветовал Пимену:

– Объясни святителям, что следом примусь за них…

Намек был понят, единодушие Собора подорвано окончательно. Пимен сам взялся выступить против Филиппа, а за соловецких старцев ручался, что скажут как надо.

– Дай-то Бог, – вздохнул Иван.

Назавтра, 4 ноября, должен состояться соборный суд над митрополитом. Обвинения нелепые, никто не верил в то, что Филипп, известный своей порядочностью и праведностью, будучи игуменом, занимался скаредными делами. У многих вертелся на языке вопрос: почему же тогда государь так настаивал на избрании его митрополитом? Но все хорошо понимали, что язык оторвут вместе с вопросом и головой тоже, а потому молчали, втайне сочувствуя митрополиту.

Вот теперь Филипп понял, что он остался один не только против государя с его кромешниками, но и перед своими же святителями. Совсем недавно он взывал:

– Не смотрите на земских, которым дорога их казна и их жизни! Встаньте против беззакония, ведь мы для того и несем свой сан!

Теперь взывать было попросту не к кому, бояре запуганы казнями, святители – угрозой казни.

И все же Собор пошел не так, как обещал государю архиепископ Пимен. Уж как старался новгородец, отрабатывая ожидаемый митрополичий сан, как старался! Уже пробормотали что-то невнятное свидетели, привезенные с Соловков. Их держали взаперти на хлебе и воде, ясно давая понять, что ждет, если произнесут хотя бы одно неверное слово. Игумен Паисий единственный, кто посмел изрыгать хулу, почти глядя в лицо обвиняемому. Услышав его слова, Филипп сначала недоуменно вскинул глаза на своего бывшего помощника. Кто это говорит о скаредности? Паисий, который лучше других знает, сколько сил и своих денег вложил в обитель Филипп? Как расцвел монастырь при его игуменстве… Как честно служил своей обители ныне опальный митрополит все годы, пока в ней жил…

Чем же его так запугали или обольстили? Наверное, чем-то очень большим. Боится смерти или мучений? Но ложью губит душу, неужто о том забыл? Или все же обольстили? Мало игуменства, хочется ближе к государю? Неужто из его беды урока не извлек?

Филипп, казалось, не слышал бесчестных слов, которые произносил Паисий, он лишь смотрел с немым укором грустными, все понимающими глазами. И от этого Соловецкому игумену становилось все хуже и хуже. Но вместо того, чтобы отказаться от своих черных слов, Паисий, точно следуя чьей-то злой воле, все больше и больше клеветал на Филиппа. Только заметив Пимена, впившегося взглядом в игумена, митрополит понял, под чью дудку поет Паисий, и грустно вздохнул:

– Чадо! Что посеешь, то и пожнешь!

Конечно, он оказался прав, Паисий не только не получил епископства, но и был сослан в Волоколамский монастырь под жестокий досмотр. Предательство редко награждается добром, обычно – по заслугам!

Когда перед святителями встал вызванный на суд Иона, в душе Филиппа на миг наступил настоящий мрак. Если и этот станет лгать, как Паисий, то в кого же верить?! Но уже через минуту глаза митрополита потеплели и даже засветились, верный Иона вдруг стал в полный голос рассказывать о деяниях Филиппа в Соловецкой обители, о построенных храмах, о щедрых дарах, о его святости!..

И не глядя на Пимена, можно было понять, что тот позеленел. Как и государь. Не хватало только объявления Филиппа святым при жизни! Недовольно поведенная бровь Ивана Васильевича, следом нахмуренные брови Пимена, и вот уже Иону взашей выталкивают из палаты, объявляя едва ли не еретиком! Государь насмешливо посмотрел на митрополита: вот и расправились с единственным твоим защитником! Как теперь запоешь?

Но Филипп оправдываться не стал, его слова были обращены не к святителям, решавшим его судьбу, им бесполезно сейчас даже кричать, не то что к совести взывать, а к царю:

– Государь! Напрасно ухмыляешься, думая, что боюсь! Я и смерти не боюсь, не то что тебя. Неугодны мои укоры в твоих зверствах? Так лучше мне смерть принять, чем быть митрополитом при твоих мучительствах и беззаконии…

Пока митрополит говорил, руки его уже снимали митрополичьи регалии. Филипп вопреки клятве сам слагал с себя сан! Глаза государя забегали, вот это ему было совершенно ни к чему. Нет, он желал надругаться над непокорным митрополитом, а вот так просто и буднично… да еще и сам…

– Нет, Филипп! Хотя обвинения против тебя достаточные, – многие мысленно усмехнулись при этих словах, но благоразумно промолчали, – я хочу, чтоб в день святого Михаила ты службу отслужил…

Что еще задумал государь? К чему ему служба? А царь продолжил, насмешливо кривя губы:

– Пусть народ услышит от тебя словеса полезные…

И Филипп вдруг разозлился: пусть услышит! Прав государь, в одном прав – слагать с себя сан вот так, среди трусов и предателей негоже. Нет, надо прилюдно, чтоб вся Москва о том знала, чтобы люди видели, что не за скопидомство и скаредность уходит из митрополитов Филипп, а злой волей государя! Может, хоть тогда что-то поймут. Не один Иван Васильевич помнил бунт после пожара 1547 года, митрополит тоже не забыл, что бывает, когда волнуется народ.