Пока он плавал и распоряжался, Нефертити родила еще одну царевну, которую назвали Макетатон. Пришлось срочно выбивать и ее имя на стелах. Но это заботы радостные.
Там, где еще вчера ветер гонял песок, забурлила жизнь. Тысячи лодок привезли десятки тысяч рабов, множество строительного материала, по долине между скалами забегали архитекторы, прикидывая и рассчитывая, как будут воплощать в жизнь идею молодого Владыки Обеих Земель Аменхотепа (его пока упорно называли прежним именем) и создавать новый город. С одной стороны, конечно, прекрасно строить для самого пер-аа, да будет его имя вечно! Для такого заказчика не жалеют лучшие деревья, привезенные с верховьев Хапи, из Сирии, отовсюду, лучший камень, лучшие рабочие руки. С другой – страшновато – не окажется ли огромный дворцовый комплекс, задуманный Аменхотепом, одиноким в этой пустыне?
Не оказался, все придворные, желавшие быть полезными фараону, а главное, получать за эту полезность хорошие подарки, поспешили за ним.
Двор поделился надвое – часть царедворцев поспешили построить в новом городе дома и себе, другая, большая, предпочла остаться при царице Тийе. Этими другими оказались многие прежние придворные. Но Аменхотепа ничуть не смущало, что в новый город не поедут старые люди, он сам набирал свой двор!
Царица Тийе настороженно отнеслась к смене сыном имени, такими вещами не шутят, но фараон и слышать ничего не хотел. Он выбрал свой путь и своего бога и должен все посвятить Атону, от мелких подношений до самой своей жизни! Нефертити поддерживала любимого супруга. Она в очередной раз была беременна, снова переваливалась уточкой и смотрела на Эхнатона влюбленными глазами.
Тийе позвала к себе брата. Сановник пришел, как и просила, незаметно, чтобы поговорить наедине.
Он обратил внимание, что Тийе словно постарела. С чего бы? Сейчас ее жизнь куда проще, чем была при Аменхотепе, тогда каждый день приходилось опасаться за свое место подле фараона. Теперь Тийе полная хозяйка в Фивах, сын ей особенно не мешает.
– Сядь, – махнула рукой Тийе. Сама, наоборот, встала и прошлась по комнате, нервно покусывая губу. – Аменхотеп изменил имя на Эхнатон.
– Знаю. Почему тебя это так беспокоит?
Наедине брат и сестра разговаривали безо всяких условностей.
– Ему не простят такой вольности.
– У пер-аа сильный начальник полиции Маху, да и вообще охрана хорошая.
– Я не говорю о крайностях. Если до такого дойдет, то никакой Маху не справится. Я не о том. Аменхотеп… тьфу, Эхнатон торопится построить свой город. Хочу просить тебя переехать с ними туда.
– А ты?
– Я с двором останусь здесь. Эйе, кто-то должен пока ублажать жрецов Амона, иначе они попросту свернут мальчишке шею! Но кто-то должен быть с детьми. Они еще дети, пусть и с двумя дочерьми.
– Скажи, насколько серьезно поклонение Атону?
– Очень серьезно. Однажды ему было видение, что его отец сам Атон, с тех пор ничего другого слышать не желает.
– Хорошо, – кивнул Эйе, – я отправлюсь с ними. Как Неф и малышки?
– Счастлива, будучи матерью. И девочки хорошо, Макетатон, правда, все побаливает, но, знаешь, она так похожа на маленькую Неф!
– Хоть бы уж на этот раз был сын!
Тийе улыбнулась:
– Даже если будет еще дочь, Аменхотеп все равно будет рад. Там царят любовь и обожание, я никогда такого не видела. Словно пара голубков, не могут наглядеться друг на дружку и намиловаться. Помоги им в этом новом городе.
* * *
Новый город рос необычайно быстро, не прошло и двух лет с начала строительства, как Большой дворец был уже почти готов, Большой Храм Атона тоже, и Эхнатон решил, что можно переезжать всей семьей. Ему не терпелось показать результаты своих забот любимой Нефертити. Тийе чуть задело, что сын забыл о матери и первой позвал в новый город жену, а не ее. Переезжать туда царица-мать не собиралась, но мог бы и пригласить.
Видно, мысль о таком упущении пришла Нефертити, она напомнила мужу, и тот все же явился с запоздалыми предложениями. Тийе поморщилась:
– Хорошо хоть вообще вспомнил…
Но плыть категорически отказалась:
– Когда-нибудь потом.
Это «потом» получилось через четыре года. Зато Эйе отправился с молодой семьей сразу, надо было все брать в свои руки с первого дня, чтобы потом не отбирать власть у кого-то другого.
Всплески весел довольно легки, плыть по течению, пусть и медленному, не составляет особого труда даже для большого корабля. Руки гребцов сильны, рабов фараона кормят хорошо, чтобы ни один из них не ослаб и не навредил Владыке Обеих Земель. Отбивающий ритм тоже не собьется, чтобы движение было плавным, впередсмотрящие внимательны, они не пропустят вдруг возникшей мели, судну не придется спешно тормозить. Для подстраховки впереди плывут несколько больших лодок, готовых принять на себя любой удар, а по берегам движутся отряды охраны. Владыка и его семья могут быть спокойны.
Но Эхнатон и не переживал, он вез свою большую семью на новое место жительства. Конечно, город еще не полностью готов, но Храм уже построен и дворец почти тоже, за остальным можно следить на месте, будет даже лучше. Эхнатон устал от разлуки с любимой женой и девочками.
По реке на большое расстояние растянулась флотилия из судов, перевозивших семью фараона и его придворных. Эхнатона нисколько не смущало, что большинство фиванских царедворцев остались с царицей-матерью Тийе, он решил набрать себе новых из простых земледельцев. Таких, чтобы знали дело, а не лесть. Правда, зодчие фараона были опытными, прежде всего престарелый Панафер, доверять возведение таких огромных храмов и дворцов молодым без присмотра старших опасно.
Пер-аа расхаживал по палубе своего большого корабля, обняв за плечи Нефертити, державшую на руках новорожденную третью царевну Анхесенпаатон. Рядом под бдительным присмотром кормилиц крутились две старшие дочери – Меритатон и Макетатон. Особенно следовало смотреть за Макетатон, все в один голос твердили, что она вылитая копия матери, а потому двухлетняя малышка умудрялась совать свой любопытный нос всюду. Стоило на миг отвернуться, как она уже кормила рабов песком (и те послушно ели!), выковыривала у изображения богини Хатхор инкрустированный глаз, пыталась таскать кошку за усы, норовила лизнуть чернильную пластинку, после чего ее два дня не могли отмыть, или совершала еще десяток мелких озорных поступков. Очаровательную малышку любили все, рабы были готовы съесть не только песок, но и скорпиона, только чтобы доставить удовольствие царевне. Зато кормилица Макетатон к вечеру валилась с ног.
Вот и теперь, убедившись, что отец с матерью отвлечены видами на берегу, царевна палочкой выковыряла из щели какого-то жука и предложила сестре его… съесть. Замученный жук не сразу пришел в себя и пока лежал на ладошке спокойно. Хорошо, что обе кормилицы вовремя заметили, одна подхватила Меритатон и потащила в сторону, вторая успела выбросить в воду самого жука. Тут же раздался рев! Макетатон очень не любила, когда ее лишали игрушки, тем более добытой с трудом.