Уходя от своих, они обещали вернуться, когда прилетят первые птицы. Могли бы, конечно, и раньше, но лучше не говорить лишнего, кто знает, как повернет… А потому не торопились, тем более у новых друзей было чему поучиться.
Им рассказали, как лучше выводить лес на месте будущего жилья. Нужно подрубить кору и корни у больших деревьев и оставить засыхать. Этого не стоит делать у лиственниц, корни слишком раскидистые, лучше выбирать бор, там и подлеска меньше, и всегда суше. Сухое дерево легче рубится – с этим родовичи согласились.
Новые друзья показали, как делают лодки, чтобы плавать по озеру. Также подрубалось большое дерево, валилось, когда уже высохло, и его середину выжигали раскаленными камнями. Получалось большое корыто, которое осторожно выдалбливали теслами. Это не удивило, лодки родовичи тоже делать умели. Как и многое другое. Больше приглядывались к тому, чего не знали, понимая, что хозяева, прожившие в этих лесах много лет, лучше знают все особенности.
Рус шел от жилья Первака, с которым засиделся в неспешной беседе о смысле жизни, к Чигирю, у которого жил. Ярко светила полная луна, заливая серебром всю поляну. И вдруг… он едва успел спрятаться в тень дома, заметив, что у соседнего с нужным ему жилья стоят двое. Негоже мешать чьей-то любви. В том, что это любовь, сомневаться не приходилось – парень крепко обнимал девушку, а та обхватила руками его шею.
Пробираясь с другой стороны дома, Рус все же услышал их голоса и улыбнулся снова – это внучка коваля Елица со своим Отрадом. Рус замечал их откровенные переглядывания. Князь невольно вздохнул, Елица чем-то напоминала Полисть… Или Порусь? Рус и не знал, кого больше.
В тот вечер князь долго не мог заснуть, но не только потому, что увидел влюбленных, постепенно мысли вернулись к разговору с Перваком. Впервые они откровенно признались в желании… если не объединить Роды, то хотя бы поселиться рядом. Так гораздо легче.
Первак обвел рукой вокруг:
– Приходите сюда. Места много, лес хороший, лучше, чем там, река есть, большое озеро далеко, но и к нему весной за красной рыбой ходить можно. Все есть…
Он не договорил еще об одном – есть девушки и парни, для которых нет пары, потому как давно все родственники. Это тоже печаль Первака. Стали рождаться слабые дети, нужна чужая кровь. А Род Руса хоть и чужой, но вроде свой.
Князь договорил за нового друга:
– И невест с женихами тоже много, как раз для наших!
Смеялись долго. Первак смотрел на Руса и думал: какая воля привела этого парня со своим Родом в такие далекие края, чтобы встретиться здесь с его Родом?
Рус обещал уговорить родовичей прийти жить поближе.
Но так думали Первак и рус, а вот Одул решил иначе: нельзя отпускать руса, он может не вернуться. Пусть его родовичи придут сами, небось не хилые, доберутся! А князя надо привязать к своему Роду сильнее, у него что голова, что руки, что семя сильное!
– Рус…
Князь оглянулся, его догоняла внучка Одула Елица. Она похожа на девушек их Рода, такая же светловолосая и крепкая, только глаза серые. Рус замечал внимание Елицы к себе, которое вдруг проявилось в последние дни. С чего бы?
– Рус, завтра праздник – проводы Зимы.
– Какие проводы?! Весной и не пахнет!
Девушка рассмеялась:
– Зиму надо проводить пораньше, чтобы она поняла, что пора уходить, и вовремя покинула наши места. Мы ее угостим и проводим. Она по пути встретит весну, расскажет, как весну ждут люди, звери, птицы, рыбы…
Елица говорила, Рус кивал, но что-то в ее голосе не нравилось князю. Радость от завтрашнего праздника была точно вымученной. Показалось или девушка действительно невесела?
Заглянул в лицо:
– Тебя что-то печалит?
И сразу подумал, что лезет не в свое дело. То вчера подглядел за ней с Отрадом, то теперь вот расспрашивает. И подглядывать нельзя, и в душу лезть тоже, человек, если захочет, скажет сам. И все же ему было жаль красивую Елицу, неужто разлад с Отрадом? Так и есть, решил Рус и открыл рот, чтобы посоветовать не ссориться с любым, но девушка вдруг чуть воровато оглянулась, словно убеждаясь, что их никто не видит, и… прижавшись к Русу, попросила:
– Возьми меня в жены…
– Что?! – оторопел князь. А руки Елицы уже обвили его шею, губы прижались к губам.
К нему, давно не видевшему женской ласки, прижималось молодое крепкое тело, его обнимали женские руки, но внутри князя вдруг все всколыхнулось: она вчера так же обнимала Отрада!
Снял руки с шеи, чуть отодвинул от себя:
– А как же Отрад, Елица? Ты же его любишь?!
Девушка покраснела и вдруг… разрыдалась! Она кивала, закрыв лицо руками.
– Так зачем тебе я?
Сквозь всхлипывания едва разобрал:
– Дед… велел…
– Де-ед?!
И тут Рус расхохотался: он понял, что Одул решил таким способом задержать его возле себя.
– Елица, но ты-то сама что? Ты же Отрада любишь?
– Люблю, – прошептала девушка.
– Вот его и проси в жены взять.
– Он готов, – вытирая слезы, снова всхлипнула Елица, – да дед…
– Деду я сам скажу, что у меня любушка дома есть, ждет не дождется. И я жду. И не плачь, чего ревела-то?
Елица подняла на него блестевшие счастливым блеском глаза:
– Боялась, что ты согласи-и-ишься…
Рус не знал, смеяться или плакать. Но тут же подумал, что, пока он тут ходит, Порусь там кто-то может запросто сманить за себя. Очень захотелось домой, как они уже привыкли называть свою весь.
Новые сородичи
Шло время, а Рус с товарищами все не возвращался от Чигиря. Родовичи стали поговаривать, что остался князь там или вовсе погиб, не всякий же раз из болота чудом выбираться? Когда однажды такой разговор зашел вечером у очага, Порусь, не выдержав, крикнула:
– Неправда, живой он!
Инеж сокрушенно покачал головой вслед метнувшейся прочь девушке. Как поможешь? Ни для кого не секрет, что у Поруси сердце давным-давно легло к красавцу князю, но тут любые советы бессильны.
А сама Порусь шла и шла, глотая горькие слезы. Хотелось скрыться от всех, никого не видеть. Как они могут думать, что Рус не вернется?! О том, что князь погиб, она даже не помышляла. И вдруг сердце обожгла мысль: а вдруг там его соблазнила какая другая? Может, потому и не торопится обратно?
Родовичи зря говорили, что его держит там Мста, Порусь сразу увидела, что самой Мсты сердце потянулось к Волхову, как и у него к девушке тоже. Но разве без Мсты красавиц мало? Стало горько-горько. Пусть уж был бы с другой, но только рядом, чтоб всякий день видеть синеву его глаз, слышать родной голос, украдкой следить за крепкой фигурой, понимать, что он лучше всех…