Джордан выпил еще виски, прежде чем ответить:
– По ее словам, спала в комнате гувернантки.
– Ваша светлость, возможно ли, что стрелявший в вас человек
мог быть женщиной?
– Моя жена превосходно владеет оружием, – саркастически
заметил Джордан. – Вряд ли она промахнулась бы.
– Уже совсем стемнело, и она была верхом, – пробормотал Фокс
скорее себе, нежели Джордану. – Возможно, лошадь дернулась в момент выстрела,
однако я сомневаюсь, что она пошла на это. Слишком рискованно. Раньше с вами
пробовали разделаться наемники, но теперь злоумышленники перешли к более
решительным действиям и ваша жизнь подвергается куда большей опасности, а моя
работа становится в десять раз сложнее. Потому я прошу вас делать вид, будто вы
не знаете о том, что Нордстром был отравлен. Пусть ваши жена и кузен считают,
что вы ничего не подозреваете об их заговоре. Я велел доктору Денверсу говорить,
что лакей умер от разрыва сердца. При допросе слуг я старался упоминать о
графине как бы между прочим. Никто не догадается, что мы заподозрили неладное.
Если мы сможем и дальше вести себя так же хитро и усилить наблюдение за вашей
женой и лордом Таунсендом, то предупредим следующую попытку, поймав их на месте
преступления. Возможно, они попробуют снова применить яд, так как уверены, что
мы ни о чем не осведомлены, а может, и побоятся. Кроме того, они вряд ли
рискнут отравить кого-то еще, ведь несколько смертей сразу вызовут определенное
подозрение. Например, то виски, что вы пьете, скорее всего безопасно – ведь,
кроме вас, его подают еще и гостям. Но предупреждаю: не ешьте и не пейте ничего
из рук жены. Стало быть, остается только ждать и наблюдать.
Фокс наконец замолчал, ожидая хотя бы какой-то реакции, но,
видя, как напряжен герцог, мягко и с искренним сожалением промолвил:
– Мне очень жаль, ваша светлость. Не успел он закрыть дверь,
как мертвая тишина внезапно взорвалась оглушительным звоном бьющегося стекла.
Решив, что кто-то выстрелил в окно, Фокс ворвался в кабинет и замер. Осколки
великолепного, оправленного в золото хрустального графина, принадлежавшего
когда-то французскому королю, валялись на полу. Сам герцог, не выказавший
никаких эмоций в продолжение разговора, стоял, схватившись за каминную полку.
Плечи его тряслись.
Александра повернулась в вихре ярко-зеленого шелка, заслышав
шаги Джордана. Однако ослепительная улыбка слегка поблекла при виде плотно
сомкнутых губ мужа и холодного блеска глаз.
– Что… что-то случилось, Джордан?
Теперь она без напоминаний зовет его по имени? И таким
нежным голоском!
Джордан с такой силой стиснул зубы, что на щеке дернулся
мускул.
– Случилось? – цинично усмехнулся он, с оскорбительной
тщательностью оглядывая тело жены, изучая груди, талию и бедра, прежде чем
поднять глаза. – Ничего особенного, – с уничтожающим равнодушием соизволил он
наконец ответить.
В горле Александры мгновенно пересохло, а сердце забилось
тяжело, тоскливо, словно почувствовало, что Джордан неожиданно охладел к ней и
что близости, нежности и смеха, которые они делили сегодня, не существовало
вообще. Охваченная паникой, она попыталась взять себя в руки и потянулась к
графину с шерри. Джордан сказал, что ему нравится, когда она ухаживает за ним,
и потому Алекс сделала единственное, что пришло в голову. Наполнив маленькую
рюмку шерри, она повернулась и с нерешительной улыбкой протянула ее мужу.
– Не хотите немного шерри?
Джордан, прищурившись, оглядел рюмку, и щека его задергалась
еще сильнее. Когда он взглянул ей в глаза, Александра в тревоге пошатнулась. Не
отрывая от нее взгляда, Джордан взял рюмку. – Спасибо, – вежливо сказал он,
прежде чем ножка в его руке переломилась.
Александра тихо вскрикнула и огляделась в поисках
какой-нибудь салфетки, боясь, что на великолепном обюссонском ковре останется
пятно. – Не стоит беспокоиться! – рявкнул Джордан, сжимая ее локоть и грубо
поворачивая лицом к себе. – Это не важно.
– Не важно? – в полнейшем смятении пробормотала Александра.
– Но…
– Теперь уже ничто не имеет значения, – мягко и без всякого
выражения пояснил он.
– Но…
– Пойдем ужинать, прелесть моя? Борясь с необъяснимым
ужасом, Александра кивнула. В его устах ласковое слово прозвучало
ругательством.
– Нет, подождите, – нервно вскричала она и застенчиво
добавила:
– Я хочу дать вам кое-что.
«Яд», – саркастически подумал Джордан, наблюдая за ней.
– Вот, – выдохнула она, протягивая руку. На ладони лежала ее
самая большая драгоценность – часы деда.
Подняв на мужа сияющие глаза, Александра, запинаясь,
выговорила:
– Я… я хочу, чтобы они были у вас.
На какое-то ужасное, невероятное мгновение ей показалось,
что Джордан вот-вот откажется, но вместо этого он небрежно сунул часы в карман.
– Благодарю, – с полным безразличием бросил он. – Если
предположить, что они идут точно, мы уже полчаса как должны сидеть за столом.
Если бы он даже дал ей пощечину, Александра не могла быть
более оскорблена и потрясена. Она механическим жестом, словно кукла, положила
руку на его рукав и позволила проводить в столовую.
Во время ужина она безуспешно убеждала себя, что ошиблась и
просто вообразила себе, что он к ней переменился.
Однако когда Джордан не пришел к ней ночью, Александра долго
лежала без сна, пытаясь понять, что она сделала мужу и почему он так холоден с
ней.
На следующий день Джордан вообще перестал с ней
разговаривать и обращался только за столом и при крайней необходимости.
Александра терпеливо вынесла все, но лишь на следующее утро, забыв о гордости,
униженно спросила, что она сделала дурного.
Джордан поднял глаза от письменного стола, взбешенный ее
появлением, и презрительно оглядел жену, прятавшую за спиной дрожащие руки.
– Дурного? – холодно осведомился он, словно обращаясь к
незваной гостье. – Все в полном порядке, Александра, если не считать, что ты
явилась не вовремя. Как видишь, мы с Адамсом работаем.
Александра охнула, пристыженная до глубины души, – она
совершенно не заметила секретаря, сидевшего, за маленьким письменным столом у
окна.
– Я… я… простите, милорд.
– В таком случае, – ответил он, многозначительно кивнув на
дверь, – если не возражаешь…
Александра поняла его недвусмысленный намек и больше не
заговаривала до самой ночи, когда услышала его шаги в соседней спальне.
Набравшись храбрости, она надела халат, открыла смежную дверь и ступила через
порог. Джордан как раз снимал сорочку, но, увидев отражение жены в зеркале,
резко повернул голову.