* * *
— Кислое молоко, — сказал Шендерович, оторвавшись от бурдюка, — Тьфу!
— Наверняка верблюжье, — печально отозвался Гиви, — молоко молодой верблюдицы, да еще голодной, поскольку ее перегоняли со стоянки на стоянку.
— Типичные разбойники, — мрачно окинул Шендерович компанию сидевших у костра мужей битвы, — у братьев лучше кормили.
— У братьев ты был царь.
— А ты — исполин, — Шендерович на миг задумался. — О! Идея! Ты им про Шемхазая говорил?
— Про царя говорил…
— С царем накладка получилась. А ты про Шемхазая расскажи.
— А если он опять проверит?
— Брось! После еды?
— О чем это вы совещаетесь между собой скрытно, о, Заблудшие? — поинтересовался Предводитель.
— Мой друг и спутник, который несмотря ни на что есть скрытый царь, просит, чтобы я поведал честному собранию историю о Шемхазае и его потомках, дабы скоротать вечер и напитать умы, подобно тому, как твой барашек, о, Благословенный лев пустыни, напитал наши желудки — заунывно пропел Гиви.
— Просьбы этого человека, который никоим образом не есть скрытый царь, стоят недорого, но и я, чье слово весит тяжеле злата, тверже алмаза и режет острее стали, прошу тебя — поведай же нам о Шемхазае, о, Пришелец, — благосклонно кивнул предводитель, вытирая жирные руки о развившийся край чалмы. — Ибо славное это имя, и звучит оно гордо и грозно.
История о Шемхазае, или Повесть о соблазне, грехе и раскаянье,
рассказанная у костра Гиви Месопотамишвили предводителю разбойников
О, вожак отважных, слушай же, что рассказал мне мой дед, которому рассказывал его дед, которому рассказал один старый мингрел, у которого был друг-иудей. Давным-давно, когда еще не было на земле человека, провел Господь черту круговую по лику бездны, и сотворил моря, и реки и озера, и населил их рыбой…
— И ничего не рыбой, — вмешался один из разбойников, — ибо то, что ты по неграмотности своей именуешь рыбой, звучит на языке иудеев, как «танИн», что означает — «морское чудовище», «змей», «дракон». Ибо, говоря «большая рыба», создатели Священной Книги, явно и очевидно имели в виду гигантских ящеров, попиравших некогда землю…
…Населил рыбой. И рыба играла в реках и озерах, и тем славила Господа, и совокупно с ней пели моря и озера. «Пуще гула вод могучих в небесах могуч Господь» — вот, что пели они. И рек Господь: «Если так славит имя мое стихия, лишенная живой речи, каким же сладостным пением во славу мою огласит вселенную человек, которого я сотворю. И сотворил Господь человека и пустил его в мир. Но отвратил человек лице свое от Бога и стал служить идолам. И скорбел Господь скорбью великой. И вот предстали тогда, видя скорбь Предвечного, перед его лицом два ангела — Шемхазай и Азаил. И вот что сказали они тогда: „Властитель вселенной! Когда Ты создавал этот мир, разве не предупреждали мы Тебя, что сын праха причинит тебе огорчение великое? Достоин ли человек, чтобы Ты помнил его?“. И сказал тогда Господь: „Что же теперь с миром делать?“. „А Ты отдай его нам — сказали тогда Шемхазай и Азаил, — Мы найдем ему другое применение“. „А мне, — сказал тогда Господь, — ведомо и несомненно, что, если бы на земле на месте людей жили вы, ангелы, искушение бы одолело вас и легче, и скорее, чем это случилось бы с родом человеческим“. „А Ты испытай нас, Господи, — сказали они тогда, — позволь поселиться нам на земле, и увидишь, как мы возвеличим имя Твое“.
И спустились ангелы на землю, и были они исполнены самых благих намерений, но тут поглядели на дочерей сынов человеческих и увидели, что они красивы. И решили взять себе их в жены, кто какую изберет.
— Не красивы, сказано на языке книги иудеев, но «товОт», что означает еще и «хороши», иначе же «пригодны для какой-то определенной цели», в данном случае — для совращения людей на путь зла, — вмешался разбойник, — поскольку падшими были эти ангелы, которых ты называешь сынами Божьими.
— Это еще вопрос, что подразумевать под «сынами Божьими», вмешался другой разбойник, ибо то, что именуется в Священной Книге сынами Божьими, иначе «Бней ЭлогИм», ибо так назывались потомки Сифа, третьего сына Адама, поскольку они блюли Слово Божие и были верны Его Завету, а «дочерьми человеческими» назывались женщины рода Кабила, по-вашему — Каина, убийцы благочестивого Хабила, по-вашему — Авеля, ибо дошли они в своем разврате до крайней степени падения.
— Позволь с тобой не согласиться, о, Юсуф, — вмешался Предводитель, — ибо сказано «выбирали себе сыны Божии» не «дочерей человеческих», а «дочерей сынов человеческих», а это совсем другое дело, и это во-первых, а во-вторых, с чего бы Господу гневаться, ежли бы потомки Сифа взяли себе в жены дочерей Кабила, да и повыбивали из них всю дурь, как и подобает мужам верным и праведным, дабы эти мерзкие, эти скверные, эти кошки похотливые и думать забыли, что значит слово «грех»? Прибавь, о, Пришелец, не слушай этих мужей лжеученых.
…Что они красивы. Я лично думаю, что все потому, что захотели ангелы продолжить род свой, поскольку, как известно, детей у ангелов от ангелов быть не может.
— Понятное дело, — вмешался первый разбойник, — ибо ангелы есть сущности мужские, тогда как сущности женские суть демоны, что подтверждает их изначальную нечистоту… говорю вам, женщины созданы на погибель человечеству, что сейчас и подтвердится, ибо рассказчик к тому явно склоняет.
Да нет. Просто Господь не ангелам сказал «пру-у-рву», что значит «Плодитесь и размножайтесь», но людям, что они, собственно и делали. Дочери-то человеческие были мало того, что красивы и искушены в любовных утехах, но и весьма плодовиты и думаю я, что сие и значит «товОт», ибо хороши они были во всех смыслах… И не только Шемхазай и Азаил, но многие из ангелов обратили тогда свои взоры к земле, и пришли к Шемхазаю и сказали: «Слышали мы, о, Вождь Крылатых, что замышляешь ты дело такое-то и такое-то, и по нраву нам это, ибо дочери человеческие прекрасны и лона их благодатны. И страх как хотим мы войти к ним, как входят сыны человеческие».
Так сказали они, один лишь Разиэль молчал. И не по нраву то пришлось Шемхазаю.
И спросил он Разиэля: «Что молчишь ты? Или ты не со мной? Или не любы тебе дочери человеческие?»
«Краше их ничего нет на сей земле, — отвечал Разиэль, — однако ж, племя их из глины, а наше — из огня, и ежели смешать и то и другое, не было бы худа!»
«Ежели обжечь глину в огне, то все, что с изъяном погибнет, а все, что совершенно — лишь укрепится», — сказал Шемхазай;
«Верно, — согласился Разиэль, — однако один лишь Енох среди них без изъяна, остальные же с червоточинами и пустотами»
«Ну, так и ступай к сему праведнику, — сказал тогда Шемхазай, — а мы пойдем к грешникам. Однако ж вижу я, что гложут тебя сомнения, а может, и не тебя одного, и потом будете вы все валить на меня, говоря, вот, он виноват, а мне бы того не хотелось. Ибо, ох, боюсь я, что пойдете вы на попятный и не захотите привести в исполнение это дело, и только я один должен буду искупать тогда сей великий грех». Иначе говоря, боялся он, что они окажутся слабы духом и подставят его — вот и хотел заручиться их словом. А им страх как хотелось войти к дочерям человеческим и зажить как люди, вот они и сказали: «А мы все давайте, обвяжемся и поклянемся клятвою — не оставлять этого намерения, но привести его в исполнение». А было их всего двести. Собрались они на вершине горы Клятвы, иначе Ермон, что на Ардисе и поклялись страшной клятвой, что будут все вместе…