У нас есть мы - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Горюнова cтр.№ 39

Я делаю то, что мне душа велит. Бояться испортить свою ауру и энергетику тем, что помогаешь бомжам? Я не боюсь. Если кто-то поднимется из них – рада буду, нет – значит, не судьба, но облегчать страдание – не значит изменять их карму. Подать нищей бабушке копеечку, бомжу чашку супа и кусок хлеба – не может быть грехом. Ведь тогда можно посчитать, что усыновлять брошенных детей из детского дома тоже грех, потому что у них своя карма, которую они отрабатывают. Мало ли, что их родители бросили, против судьбы не попрешь. И если родители погибли – все равно так им, значит, положено? Не верю!

Дочка моя все просит: «Родите мне братика или сестричку или из детдома возьмите! Я его любить буду, игрушками делиться! Кроватку уступлю, а сама буду на коврике спать, пожалуйста!» Я бы взяла, но куда – в однокомнатную квартиру? Нам же опекунский совет не даст разрешения на усыновление! Ипотеку не возьмешь – столько выплачивать, пятнадцать-двадцать лет, даже на хлеб с макаронами не хватит. Только душу себе травить – думать, а не думать тоже не получается, мысли всё лезут и лезут, проклятые… Я даже по сайтам лазила, фотографии детские смотрела… Мальчика одного увидела, Петеньку: ангелочек белокурый, три годика, а глаза печальные-печальные – и такие тоскующие… Потом ночью плакала от бессилия. А что я могу сейчас? Самой впору милостыню просить: «Подайте, люди добрые, на квартиру! Мне малыша усыновить надо!» Все так же подумают, как Вика, что нажиться хочу на ребенке да на своем добром деле. Да плевать, что подумают, все равно же не дадут…

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

Зигмунд Фрейд

Я устроилась на хорошую работу в коммерческую клинику. Знаю, Петр, ты спросишь, как же моя мечта о помощи несчастным детям. Что поделать, человек вынужден выживать в этой жизни как умеет. У мужа стало хуже с работой, финансовый кризис ударил по многим людям: кого уволили, кому сократили зарплату. Слава богу, Алексея оставили на той же должности. Катюнины многочисленные курсы – английский, музыка, танцы, – постоянные обновки (ребенок растет как на дрожжах) требовали денежных вливаний.

Мы хватались за голову, пытаясь рассчитать, как уложиться в бюджет, чтобы на все хватало. Алексей раздражался по пустякам, я не оставалась в долгу: в итоге атмосфера в квартире накалилась до предела от бесстыжих и бездумных эгоистических взаимных упреков, перебрасываемых, как шарики для пинг-понга, туда-сюда. Катенька постоянно заглядывала нам в глаза, теребила за руки, говорила: «Папа, поцелуй маму, а ты, мама, поцелуй папу», подслушивала под дверью наши разговоры, стала гораздо больше капризничать и требовать к себе внимания, не отпускала меня от себя и, обхватывая шею ручонками, молила: «Мамочка, полежи со мной рядышком. Давай заснем вместе, пожалуйста!» Я же, передвигая красный пластмассовый квадратик на календаре, пыталась понять, куда улетают дни, часы, минуты, несущиеся с бешеной скоростью и растушевывающиеся в одну сплошную серую ленту…

Невыносимо хочется Жить – именно так, с большой буквы, чтобы не влачить существование, отмеряя его звоном монет и хрустом купюр, а попытаться понять правила игры, в которую тебя втянули, и выйти из нее так, чтобы сохранить себя, свою душу. А пока каждый день твое существование состоит из определенных клише: звонок будильника, чистка зубов, лихорадочные сборы дочери в школу, маршрутка, метро, пробежка до офиса, голливудская улыбка на приеме, обратный путь, магазин, забирание Катюни из школы, готовка еды/стирка,/глажка/уборка/приготовление уроков – последнее одновременно, виртуозно мечась по тридцати восьми метрам жилплощади, потом укладывание спать Катюни, а напоследок – семейные разборки с глотанием валерьянки или вина и выдыханием накопившегося за день негатива, слезы и наконец – беспокойный сон на разных сторонах кровати, а тут еще муж – то двинет тебе локтем по голове или коленкой под зад или запустит (разумеется, нечаянно) жесткие, словно металлические пальцы под твои ребра, отчего сон пропадает окончательно и бесповоротно, и ты лежишь как последняя дура, вслушиваясь в шорох пролетающих по трассе запоздалых автомобилей… А в голове крутится: «Мама! Я не хочу так! Хочу иначе!» Как научиться не размазывать друг друга по стенке, не пинать под дых, не ставить подножек? Мы держим дистанцию, чтобы было лучше видно, куда нужно ударить, чтобы вышло точнее, больнее – так, чтобы сразу в нокаут. Взгляд исподлобья, сжатые кулаки, тело как натянутая струна…

При появлении ребенка отводим взгляд и механически улыбаемся: «Что ты хочешь, малыш? Сказку? Да, мой сладкий, сейчас мамочка допьет чай и почитает. Иди в кроватку». И опять борцовская стойка в выжидании удара.

И тут…

– Мне предложили высокооплачиваемую работу в другом городе. Я думаю согласиться, – медленно цедит слова Алексей.

– Ну что ж, хорошо, – отвечаю я в полном ошеломлении.

– Думаю, это лучший выход.

– Если ты так считаешь…

– Буду иногда приезжать на выходные.

– А-а-а… Конечно.

– Ты сможешь взять няню. Я буду привозить деньги или переводить на твой счет.

– Ты думаешь, няня сможет заменить ребенку отца или мать? Я работаю с утра до вечера, устаю чертовски, а теперь помощи от тебя не будет совершенно. Таскать сумки с картошкой из магазина тоже буду я. Великолепно. И вечером никуда не сходишь, ребенка-то оставить будет не с кем. Наши бабушки и дедушки не особо мечтают нянчить внуков, да и живут на другом краю города.

Я пытаюсь сделать вид, что мне не больно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Молчим. Вспоминаю, что обещала дочке почитать сказку. Поднимаюсь. Смотрю на Алексея.

– Это твое решение. Не буду тебя отговаривать. Решил – поезжай. Только предупреди заранее. Мне нужно найти няню.

– Я еще ничего не решил окончательно.

– Ты только что сказал мне, что хочешь согласиться на этот вариант, и поставил меня об этом в известность, даже не спросив, как я к этому отнесусь. А теперь идешь на попятную. Что ты за человек? Тебе нравится попусту трепать мне нервы? Наслаждаешься тем, что загоняешь меня в тупик и смотришь, как я буду решать новые проблемы, будто мало старых? Справлюсь, можешь не сомневаться. Не привыкать.

* * *

Ухожу из кухни в комнату. Катюня уже заснула, так и не дождавшись от меня сказки. Выбираюсь курить на балкон. По щекам текут злые слезы. Я плохая мать. Мне даже некогда почитать дочке книжку, поговорить перед сном, услышать, как прошел ее день в школе, все ли в порядке… Может быть, ее что-то волнует? Кто-то ударил, обидел или, наоборот, поцеловал?

Господи, что же мне делать? Петр говорит, что когда человек начинает заниматься практиками, постепенно его энергия меняется и приходит в диссонанс с энергией партнера, который не занимается саморазвитием. Многие пары из-за этого разводятся. Руки предательски дрожат, и в темноте пляшет огонек сигареты. Выбрасываю ее, посылая щелчком вперед. Совершая определенную траекторию, огонек падает и, теряясь в траве, гаснет. Решительно сгребаю с «семейного ложа» подушку и одеяло и перемещаюсь на кухонный диванчик. Покопавшись в шкафу, выуживаю простыню, расстилаю постель и заваливаюсь с книгой в руке. Черные козявочки буковок пляшут сальсу, хастл или бачату: текст не имеет смысла. Можно перевернуть книжку вверх ногами и точно так же смотреть, пытаясь разгадать сакральный смысл иероглифов. Книжная начинка бессмысленна, значение имеет только кожура обложки, которая сигналит окружающим: «Она читает книгу!» Что же делать?