Только по любви - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер Блейк cтр.№ 54

Дэвид ждал у конюшни рядом с таверной, как и договаривались. Когда Рэнд обратился к нему за советом, парень сразу же назвал женский монастырь святой Терезы. Все, что мог сделать Рэнд, — выразить согласие. Трус, которым он себя в этот момент считал, отдал теплое тельце младенца в молодые руки оруженосца, затем ушел, чтобы не видеть, как его забирают монахини.

Изабель спала, когда он проскользнул в комнату. Или он думал, что спала, когда стоял, прислушиваясь к ее тихому, ровному дыханию за балдахином. Он вздохнул, благодарный за этот маленький дар. Перемещаясь с большой осторожностью, он разделся догола, помылся с большим количеством пены, понюхал свою грудь, куда прижимал младенца, и помылся снова. Он растер свое тело полотенцем, чтобы хоть немного согреться, затем отбросил его в сторону и украдкой направился к постели.

— Ты можешь идти и спать с лошадью, которой пахнешь, — сказала Изабель в холодном гневе. — В моей постели нет места для неверного мужа.

Он пахнул лошадью? Рэнд поднял свою правую руку с носу, думая, что проглядел эту вероятность. Не обнаружив ни следа его, он стал подозревать, что запах исходил от одежды, которую он бросил в кучу на пол. Однако он не будет спорить, так как давно заметил, что у женщин более чувствительные носы. Все же несправедливость этого и ее обвинение были как удар хлыстом после предательств, горя и тяжелых испытаний этой ночи. Ярость придала огня его голосу, когда он за один шаг добрался до кровати и раздвинул занавески.

— Моя кровать, — поправил он, — и единственная, которую я использую для любви, единственная женщина в ней, которая у меня будет сегодня.

Изабель села, так что льняная простыня, которая покрывала ее, соскользнула вниз на колени. Он мог разглядеть только ее очертания в полумраке комнаты, стройную и теплую фигуру; у него руки чесались прикоснуться, почувствовать, обнять ее. То, что он вообще мог ее видеть, говорило о том, что через непрекращающий-ся дождь приближался рассвет.

— Ты ожидаешь, что я поверю в эту сказку, когда тебя не было всю ночь? — требовательно спросила она.

— Мне все равно, во что ты веришь, пока ты будешь лежать и позволишь мне обнимать тебя. — Откинув простыню, он проскользнул под нее и лег рядом с Изабель, укрыв их обоих.

— Нет, — резко сказала она, отталкивая его, когда он потянулся к ней.

Это было слишком. Он устал, замерз и был удручен смертью молодой француженки, которая не сделала ничего, кроме того, что позволила любить себя. Его гордая, высокомерная жена уже однажды отказала ему сегодня. А сейчас он был к тому же несправедливо обвинен, как несправедливо обвинялся с тех пор, как она приехала к нему. Ну уж нет! Она ему уступит.

Рывком он перекатился на нее, прижимая ее бедра своими длинными ногами. Схватив жену за предплечья, он проскользил пальцами вверх, чтобы придавить ее запястья к матрацу рядом с лицом Изабель, при этом обращаясь осторожно с травмированным пальцем. Он протолкнул свое колено между ее коленями и развел ноги Изабель, придавив ее своей грудью, впитывая мягкость ее груди, трепет ее живота. Жар, который шел от ее кожи, бросил его в сильную дрожь с головы до пят.

Он ожидал, что она будет бороться, задыхаться и угрожать, пока не станет умолять. Он думал заставить ее лежать неподвижно, признавая его право лежать рядом с ней, если не больше.

Этого не произошло.

— Ты замерзший, — сказала она удивленно, когда дрожь передалась ей. — Где ты так промерз?

— Дождь, — с трудом вымолвил он, — и долгая поездка почти впустую. — Он не мог разжать челюсти больше, иначе его зубы начинали стучать. Он чувствовал, что весь дрожит, почти болен. Это был не просто холод, внезапно понял он, а последствия опасности, сильная пульсация крови, которая осталась после того, что произошло. Как и с безумием битвы, в ее центре была потребность противостоять страху, отрицать человеческую слабость, человеческую смерть.

Он хотел рассказать Изабель, что он видел, чтобы облегчить словами вину за то, что не смог предотвратить беду. Объяснить, что он не имел отношения к конечному исходу, и услышать, что она освобождает его от ответственности. Это было невозможно. Начав, он не смог бы остановиться. Кроме того, ей не нужно держать в уме такой ужас, если он сможет сдержаться.

Вместо этого он ее поцеловал, нуждаясь в теплых глубинах ее рта, ее сладкой готовности и еще более сладком прерывистом дыхании. И чудо из чудес, она встретилась с ним губами, открылась ему, впустила его язык в свое драгоценное тепло.

Внезапно он стал жадным, алчным зверем, который не мог прижаться к ней достаточно сильно, не мог до конца наполнить руки ее телом, его мягкостью, ее влагой и исходящим теплом. Она стонала, извивалась в его объятьях, такая же дикая в своем желании, как и он. Они сошлись, задыхаясь, сжимая руки, скользя по холмам и впадинам, ныряя в чувствительные долины, исследуя губами и языком с бездумным намерением. Они катались по кровати, их ноги были сплетены. Он передвинулся, чтобы поднять ее над собой, и посадить на свою вставшую плоть, подставив руки под ее бедра, побуждая ее, молча требуя ее окружения. Она приняла его, немного задыхаясь от глубины его проникновения. Затем она выгнулась, опускаясь на него еще больше, закрыв глаза, с низким гортанным звуком удовлетворенного желания.

Он поднял голову и верхнюю часть тела, нашел ее грудь с отчаянным голодом. Сосок был таким сладким на его языке, такой нежный кусочек. Он сосал его, скользя руками по ее ребрам, чтобы прижать ее ближе для своего удовольствия. Она слегка покачивалась на нем, затем сильнее, и еще сильнее, пока он не вынужден был отпустить ее, чтобы она могла двигаться свободнее.

Тогда она наклонилась вперед, покачивая густым, сладко пахнущим занавесом своих волос. Он чувствовал, как их концы хлещут по его лицу, как она крепко вцепилась руками в его плечи, сжимая кости под ними, когда скользила в горячей влаге, которая текла из нее потоком. Он выгнулся к ней, врезаясь вверх, устраиваясь так крепко в ней, что он чувствовал биение ее сердца, чувствовал ее быстрое, тяжелое дыхание, чувствовал дрожь глубоко внутри нее. Он чувствовал быстрое течение ее крови, ее жизни и был безумно рад.

Внезапно она напряглась, держа его твердой хваткой наездника, сильнее, чем он мог представить, торжествующая в своем обладании. Он дал ей то, что она хотела, его неподвижность, его принятие. Дал ей это, пока она не вздохнула, пока не расслабилась и не упала ему на грудь.

Тогда он повернулся вместе с ней, подняв ее колени, чтобы полностью подогнать под себя, когда взял ровный ритм, такой же бесконечный, как и дождь, который лил с крыши и стекал во двор конюшни. Он взял ее, проникая в нее, подгоняя ее под свою форму, наслаждаясь ее жаром, ее принятием, которое ничего не утаивало. И все же он боролся каждым мускулом, твердым, как камень; твердым, как сталь, намерением; каждой йотой своей воли, ожидая, нуждаясь в том, чтобы она сдалась.

Ее глаза широко раскрылись, и она посмотрела в его лицо, когда ее тело напряглось снова, содрогаясь перед ним, вокруг него, втягивая его глубже. Он удвоил усилия, заставляя их обоих кружиться в безумии до того мига, когда их больше не было двое, а только одно целое. Она была его, он — ее, хотела она его или нет. Она не будет спать отдельно от него, не будет избегать его, не будет, не сможет, никогда...