Счастливое недоразумение - читать онлайн книгу. Автор: Дженет Маллани cтр.№ 31

— Что?..

— Сейчас же!

Бросившись через комнату, Шарлотта хватает горшок (по счастью, пустой) и держит передо мной, пока меня выворачивает.

Это, должно быть, самый неловкий момент в моей жизни. Я рад, что мне слишком плохо, чтобы оценить его во всей полноте.

— Теперь можете идти, — говорю я, когда снова обретаю голос.

Воцаряется пауза, и я задумываюсь, не собирается ли Шарлотта опрокинуть содержимое горшка мне на голову.

Вместо этого, она молча подает мне воду прополоскать рот, укладывает меня на подушку и вытирает мне лицо влажной тканью.

— Ваша сестра также прислала вот это.

Я с недоверием разглядываю большую бутылку. После болвана-врача я не знаю, чего ожидать.

— И что вы намерены с этим делать?

— Ваша сестра говорит, что это ослабит зуд, — добавляет она, развеивая мои худшие опасения после предложений врача. — Я протру вам кожу.

— Можете оставить это и идите.

— Помолчите, Шад, и уберите одеяло.

— Ну уж нет. Пошлите за Робертсом.

Она решительно помахивает бутылкой.

— Робертс обедает. Больно не будет, уверяю вас.

Будет.

— Хорошо. — Я скидываю одеяло до пояса.

Шарлотта точно знала, как сломить мое сопротивление. Флоту бы пригодился такой умелый тактик.

Я переворачиваюсь и подставляю ей спину. У Шарлотты вырывается вздох.

— О Господи! Ой. Вы раздавили один на шее, не надо так делать, иначе останутся шрамы. Они все появились сегодня?

— Я думал, это блоха укусила.

Я вскрикиваю от неожиданности, когда Шарлотта обильно смазывает мне шею и спину прохладной пощипывающей жидкостью.

Шарлотта бормочет себе под нос, подсчитывая. На «тридцать три» она стягивает одеяло, открывая мой зад и ноги, на «девяносто два» приказывает мне повернуться, и я хватаю простыню, чтобы сохранить скромность.

Она протирает меня с головы до ног, включая уши.

— Готово! — Она тянется за пробкой. — Сто семьдесят четыре.

— Простите, но сто семьдесят пять. Бутылку, пожалуйста, и отвернитесь.

Она вручает мне бутылку, но руки у меня трясутся так, что я едва не выронил ее. Шарлотта берет мои руки в свои, придерживая бутылку.

— Где?

— Как вы думаете? — Я вцепляюсь в одеяло.

— На штыре?

— Кто научил вас этому слову? — Я пытаюсь изобразить потрясение.

— Вы, сэр.

Да, точно, это я научил.

— Это неприлично. Позвольте мне.

— Мы женаты, — вспыхивает она.

— Да, но… — Я чувствую себя слишком несчастным, чтобы спорить, и оставляю ей контроль над одеялом и моей анатомией. — Хорошо.

Я крепко зажмуриваюсь.

— Я не могу разглядеть… — говорит она.

Я произношу слова, от которых потом (если выживу) со стыда сгорю, но сейчас это меня мало волнует.

— Отодвиньте… вы знаете, я показывал вам, когда мы…

— Конечно.

Я благодарен ей за сухость тона.

— Ой!

— Простите.

Случилось невероятное. Не могу в это поверить — я у врат смерти, притирание ужасно жжет, и все же прикосновение Шарлотты пробуждает меня.

Господи, она смеется.

— Извините, — говорю я натянуто. И ухудшаю положение, тычась мужским естеством ей в руку. — Иногда это случается без всякой причины, это ничего не значит. Ну, в общем, в этом нет ничего дурного, он сам опустится, это…

— Шшш. — Она касается моих губ тканью, заставляя замолчать.

Я сказала ему, что он не умрет, и он, кажется, был разочарован.

Но сама я не слишком уверена, что он не умрет. Даже при том, что одна его часть весьма жива, у него сильная лихорадка, и я боюсь за него. За несколько часов после нашего возвращения домой ему стало гораздо хуже, он очень болен, и, подозреваю, только гнев и ревность держали его на ногах большую часть дня. Я особенно встревожилась, когда он впал в беспокойный сон. Он смотрит мимо меня так, словно кто-то еще вошел в комнату. Его глаза лихорадочно горят, он произносит одно слово: «Мама». Ведь умирающие зовут своих матерей?

Возвращается Робертс с лакеем, которому я велела принести ячменный отвар. Лакей выносит горшок. Мы с Робертсом стоим рядом у кровати, Шад бредит во сне.

— Я сказала ему, что это ветрянка.

Робертс кивает.

— Он очень расстроен. Думаю, что он предпочел бы оспу.

Робертс позволяет себе улыбнуться:

— Внизу все плачут и молятся.

— Выдайте вечером всем по дополнительной порции эля.

— Спасибо, миледи. — У меня такое ощущение, что Робертс ждал этого распоряжения.

После этого мы начинаем вежливое препирательство хозяйки и слуги о том, кто будет сидеть с Шадом. Робертс обедал, я нет. Он, давно опекающий хозяина, неохотно соглашается, что я буду сидеть с Шадом этой ночью. Лакеи способны сделать это, указывает он.

Да, но я его жена и я клялась чтить его в болезни и в здоровье.

Робертс самым вежливым образом настаивает, что это его работа, и я позволяю ему занять пост, пока обедаю.

Выходя из комнаты, я оборачиваюсь.

— Робертс, не знаете, дети болели ветрянкой?

— Очевидно, да, миледи, так говорит миссис Прайс.

— Хорошо.

Обедать мне еще рано, да я и не хочу есть. Потом я вспоминаю, что мы договорились пообедать с Энн и Бирсфордом, и велю принести лампу в кабинет Шада, чтобы написать им записку. Сев за маленький столик — письменный завален бумагами, — я пишу новую записку Мэрианн и благодарю ее за лекарство. Я сообщаю, что оно принесло облегчение, и, покусывая перо, пытаюсь придумать, как, излишне не волнуя ее, предупредить, что брат тяжело болен. Она с замечательным спокойствием отнеслась к ветрянке собственной дочери. Как она сказала, ребенок хорошо себя чувствует, но вид у девочки ужасный.

Я останавливаюсь на том, что Шад уснул, но лихорадка не отступает, и что об остальном я напишу утром. Я посылаю лакея с записками, откидываюсь на спинку кресла и осматриваю кабинет — мужское святилище, где Шад занимается личными делами.

Естественно, мне не терпится пошуровать вокруг и что-нибудь узнать. Кроме того, Шад будет благодарен за аккуратно сложенные бумаги. Поэтому, закрыв дверь — не хочу, чтобы слуги видели, чем я занимаюсь, — я приближаюсь к его столу.