— Что ж, вернувшись в Англию, мы найдем утешение в вашем обществе.
Я произнес всего одно предложение. Все вышло намного проще, чем с неискушенной в романах Бесси.
— Как вам угодно, — ответила Мария, спокойно взглянув на меня.
Она не пыталась заинтересовать меня.
И это распалило меня еще больше. Пожалуй, здесь она стала искусной куртизанкой.
И я не ошибался, ибо хорошо изучил этот тип женщин. А искусство моей партнерши Франциск, очевидно, отшлифовал до идеального блеска. Неужели он наслаждался с ней любовными играми? Чему, интересно, он научил ее?
После случая с Бесси я решил не увлекаться женщинами. Но каковы могут быть отношения с опытной куртизанкой? Наверняка это нечто иное.
Право, воздержание утомительно. Послушное исполнение супружеского долга ничего не меняло и уж точно не избавляло от беспокойства. Поскольку совершенно не утоляло моей страсти. И в этом Мария как раз могла помочь мне.
* * *
В палаточном городе, окружавшем мой дворец в Гине, давно наступила ночь. Некоторые палатки, словно светлячки, озарялись таинственным сиянием: пламя свечей просвечивало сквозь золотистые парчовые полотнища. Постепенно огоньки угасали и растворялись во мраке.
Поддавшись внезапному порыву, я спешился и отпустил камергера, который ждал меня, чтобы проводить в спальные покои. Мне захотелось прогуляться в одиночестве и подышать ночной прохладой.
Как нежна июньская ночь во Франции! В пряном воздухе разлита чувственная истома, легкий ветерок напоминает свежее дыхание девственницы, уже вошедшей в возраст и оттого особенно манящей. Так спелый плод, который слишком долго провисел на ветке, источает аромат, привлекающий ос. Я глубоко вздохнул; приходится признать, что у нас в Англии не бывает таких чудных ночей.
Факелы горели только вокруг дворца. Я прошел по краю освещенной площадки и углубился в полосу мрака, отделявшую дворец от палаток придворных. Теплый ветерок сбросил шляпу с моей головы. Я направился за ней, но ее уносило все дальше во тьму, по прихоти ветра она кружилась и переворачивалась. Белый плюмаж мелькал, словно игривый блуждающий огонек. Этот черный призрак с белой каймой навеял смутные воспоминания, не слишком неприятные… но какие? Я перебрал памятные образы, но не нашел среди них ничего тревожного.
Ветер заметно усилился и начал срывать с меня плащ, точно нетерпеливая любовница. Я задумался о Франциске и нашей сегодняшней встрече. Внешность этого француза оправдала мои ожидания, чего нельзя сказать о его манерах. Казалось, он высмеивал все подряд и наслаждался, поражая окружающих своими выходками, не подобающими королю. Он был напрочь лишен монаршего достоинства, несмотря на все его титулы и военные победы.
Военные победы… война. Когда-то я сражался здесь против Франции. Нашего исконного врага. Французские бризы веяли нежностью, а яблоки радовали сочностью, особенно в этой местности. А ведь их наливной спелости могли радоваться сами французы…
* * *
Я провалился в сон, словно одурманенный вином, может, и впрямь опьянел от ночного воздуха. Или туманные образы, которые я силился, но не мог воскресить в памяти, стали причиной тяжелого забытья… На следующее утро я проснулся поздно, солнце заливало лежавший возле кровати яркий шелковый ковер с красно-синими узорами. Вдруг раздалось тихое металлическое постукивание, и из-за откинутого бархатного балдахина на меня уставился король Франции. По губам его блуждала сардоническая усмешка.
— Я пришел сыграть роль вашего камердинера. Мне хочется послужить вам, — заявил он, отвесив низкий поклон.
Где же камергеры? Как удалось Франциску проникнуть в мою спальню? Как он посмел ворваться сюда? Франциск застал меня в самом уязвимом положении, и с этого момента я решительно невзлюбил его, впрочем, он и раньше не вызывал у меня симпатии.
Я спустился с высокой кровати и смерил взглядом незваного гостя. Разряженный в пух и перья, он стоял подбоченившись и улыбался. Франциск наверняка догадывался, что мне захочется воспользоваться ночной вазой, однако не двигался с места. Я же был не намерен облегчаться в его присутствии.
— Как вы сюда попали? Мои гвардейцы… — сухо начал я.
— …обрадовались возможности пропустить к вам короля Франции, — закончил он.
Я огляделся. Где моя одежда? Гардеробмейстера, очевидно, отпустили вместе с остальными слугами. Что за наглость! Я решительно прошел в туалетную комнату, где хранились мои вещи. По большей части они лежали в сундуках, но часть гардероба оставалась на вешалках.
— Раз уж вы пожелали быть моим камердинером, — сказал я Франциску, — то выбирайте мне наряд.
Пусть уж болван исполнит эту нелепую миссию!
Франциск направился к длинной вешалке с крючками. На каждом висела одежда. Он задумчиво прошелся вдоль пестрого ряда и наконец выбрал бордовый камзол и подходящий к нему плащ.
— Такой наряд подчеркнет завидный цвет вашего лица, — заявил он, усмехнувшись так, будто выдал остроумное замечание.
Я поспешно застегнулся и даже накинул плащ, с неудовольствием отметив, какое редкостное преимущество получает одетый человек перед голым, особенно когда застает его со сна врасплох. Франциск продолжал бесцеремонно наблюдать за моим туалетом, и глупая ухмылка, казалось, навечно прилипла к его хитрой носатой физиономии. Он безостановочно щебетал обо всем на свете, опуская лишь одно: причину его небывалого визита.
Не удержавшись, я все-таки спросил:
— Зачем вы навестили меня?
— Чтобы узнать вас получше, mon frиre. Посмотреть, как вы выглядите в натуре.
Какой же он лжец! Я уже собирался высказаться откровенно, когда в дверях появился брадобрей Пенни, который ежедневно подравнивал и мыл мою бороду. Он принес чашу с ароматной горячей водой, полотенца, гребни, ножницы и бритву. Я опустился в кресло и отдал себя в его распоряжение.
На плечи мне легло большое белое полотенце, и Пенни, взмахнув серебряными ножницами, принялся колдовать надо мной. Франциск продолжал наблюдать, не сходя с места. Уйдет он наконец или нет? Мой гнев нарастал с каждой минутой.
— Как странно, что вы пользуетесь такими грубыми ножницами, — с притворным удивлением заявил Франциск. — Во Франции давно перешли на более изящные и удобные. Уверен, они и вам понравятся, когда у вас появится возможность сравнить их.
Я действительно возненавидел этого лицемера. Однако я не так ловок и скор на остроумные ответы, как Уолси и мой шут Уилл.
Уилл:
Ну вот, попал в одну компанию с Уолси! Комплимент или оскорбление?
Генрих VIII:
— Меня вполне устраивают привычные инструменты, — выдавил я. — Они отлично знакомы с моей бородой.
— Однако слишком старые знакомства порой приедаются… Так бывает, к примеру, в супружеской жизни!