— Я раньше думал, психические болезни не опасны, в смысле угрозы для жизни… — Дима перевернул страницу.
— Смотря чьей жизни, — заметила заведующая. — Все зависит от конкретных обстоятельств. У нас, кстати, тоже можно получить отек мозга со всеми вытекающими. Мало не покажется.
Дима поднял голову и посмотрел на нее. Красивая она все-таки женщина. И умная. Наверное, даже жаль, что он в нее не влюблен.
Вот удивилась бы Альфия, если б узнала его мысли!
На глаза Диме попался аквариум.
— У вас еще одна рыбка сдохла.
Это была уже шестая жертва за последнюю неделю, и Альфия не знала, как остановить падеж. Дима встал, достал из ящика шкафа пинцет, вытащил из аквариума голубое тельце и посмотрел на свет.
— Они у вас чем-то больны?
— Я их, наверное, неправильно кормлю. — Альфия чувствовала угрызения совести по отношению к рыбкам.
— Я отдам ее кошке?
— Отдай, если не боишься, что кошка сдохнет.
— Ничего с ней не сделается. Кошка живет у вас под окнами, в кустах. По-моему, у нее скоро будут котята.
«Меньше бы по кустам шлялся, рыбки были бы целее», — подумала Альфия.
Кто-то постучал в дверь. Альфия машинально взглянула на часы. Время прогулки. Давыдову еще рано. Наверное, это Нинель. Но Дима в три прыжка очутился у двери, открыл, будто кого-то ждал. Альфия заметила в проеме гладкую головку Насти. Красная косынка на ее лбу полоснула ножом доктора Левашову по сердцу.
— Можно вас на минутку, Дмитрий Ильич?
— Я скоро, — покраснев, обернулся он.
— Я вас не задерживаю.
Дмитрий выскочил, прервав разговор на полуслове. Он ничего не мог с собой поделать. Он знал, что обрывать разговор с Альфией неприлично, невежливо, особенно тот, который сам же и начал, — но Настя ждала, и он прервал бы все самые важные разговоры в мире, только чтобы не заставлять ее ждать.
Альфия
Альфия еще долго смотрела ему вслед. Конечно, она его не любит. Он слишком неопытен для нее. И глуп. Но все-таки обидно, что ее чары на него не подействовали. Она стареет? Наверное. Альфия подошла к зеркалу и внимательно вгляделась в свое отражение. На сколько хватит ее красоты? Лет на пять? На десять? А что потом? Замуж пора? Наверное, пора. Не за кого. Вот в чем дело.
Для приличия она взяла со стола бумаги и пошла на второй этаж. Она не видела Бурыкина уже больше двух недель.
Ей пришлось позвонить дважды, прежде чем санитар открыл ей дверь.
— Владимир Михайлович на месте?
— В ординаторской.
— Он там один?
— С Анной Николаевной разбирают больного.
Альфия с недоумением воззрилась на санитара.
— С какой Анной Николаевной?
— Врач-интерн.
— Давно она у вас?
— Неделю.
Она постучала. Дверь открыли не сразу. Сначала Альфия услышала шум отодвигаемого стула, потом Володя распахнул перед ней дверь, но встал в проходе, не приглашая зайти.
— Здравствуйте, не помешаю?
Взглядом она заставила Бурыкина отступить внутрь. Он молча повернулся и прошел к своему столу. В кресле у окна с вызывающим видом сидела молодая, плохо причесанная рыжеволосая барышня. Короткий халатик еле прикрывал аппетитные ляжки, и барышня даже не сделала попытки застегнуть пуговицы. Юбки под халатом у девицы не наблюдалось.
— Интернов воспитываете? — иронически прищурилась она на Володю.
— Воспитываю. А что?
— Конечно, ведь плоть не дремлет?
Володя поглядел ей прямо в глаза и промолчал. Девица высунулась из кресла и, приняв женственную позу, стала поправлять прическу. Теперь Альфие понадобилось усилие, чтобы придать своему приходу видимость правдоподобия.
— Я по делу. Все-таки я хотела бы, чтобы вы посмотрели данные МРТ.
— Это все той старушенции, что ли? Ну оставьте, мы с Анной Николаевной вместе посмотрим.
Альфия вдруг вскипела.
— Будьте любезны, спуститесь ко мне, когда освободитесь. Я думаю, Анне Николаевне, — Альфия уничтожающе посмотрела на девушку, — это неинтересно.
И вдруг девица открыла рот:
— А Владимир Михайлович не скоро освободится.
Чтобы какая-то девчонка осмелилась перечить ей, Альфие?
Владимир, увидев, как изменилось лицо Альфии, поспешно пообещал зайти. Но такой ценой он Альфие был не нужен.
— Знаете, раз вы так заняты, я снимаю свою просьбу.
Левашова повернулась и вышла.
Когда дверь захлопнулась, Анна Николаевна спросила:
— Кто эта ведьма?
Володя подошел и взял Анну Николаевну за подбородок. И тон его пресекал все дальнейшие вопросы.
— Эта ведьма — самая непонятная и странная женщина из всех, кого я когда-нибудь знал.
Белоштанник
«Как мерзко! Как неожиданно! И как отвратительно быстро он переметнулся от меня к этой девке! И она-то уж, без сомнения, не преминет воспользоваться любым его предложением! У Дмитрия — Настя, у Бурыкина — сначала домработница, теперь — эта Анна Николаевна… А может быть, и вместе… Откуда на свете столько сук?»
Альфия, не разбирая дороги, быстро шла вокруг палисадника, где гуляли больные. Собственно, ее пациентки гуляли в прямом смысле редко. Они предпочитали сидеть на лавочках или стоять вдоль забора и сквозь металлическую сетку невысокой ограды рассматривать всех, кто идет по улице. Издалека их головы и лица, высунутые из-за сетки, часто искаженные болезнью, напоминали отрубленные головы страдальцев Ивана Грозного, насаженные на колья.
Нинель исполняла обязанности пастуха. Не ходить на прогулки было нельзя. Это означало депрессию. Больные об этом знали и вне зависимости от своего желания в назначенный час выползали на воздух.
Мужчины вели себя активнее. В их отсеке даже стоял стол для игры в пинг-понг, и больные, бывало, заключали нешуточные пари на победителя. Валютой служили сигареты. А некоторым больным, готовящимся к выписке, во время прогулки разрешали свободно ходить по территории. Этим счастливчикам позволялось заходить в больничный магазин, современную разновидность сельпо, в котором продавалось все — от соли до телевизоров. И хоть крупные суммы больным не выдавались, кое-что купить они все-таки могли. Поэтому заранее составляли списки, отдавали «гонцам» деньги — и остаток дня проходил в наслаждении покупками, в денежных счетах и отчетах, в обсуждении роста цен и их сравнении. Некоторые любители даже составляли таблицы роста цен, а отдельные больные писали по этому повода письма в различные ведомства — от приемной президента до местного больничного начальства.