– Нина не хочет меня беспокоить.
– Как фамилия вашей супруги? Я как-то пропустил… – меланхолично спросил Рощин.
– Мазурова. Нина Мазурова. А я – Глеб.
– Очень приятно. Мазурова… А, такая эффектная женщина, с роскошными волосами, черными…
– Да-да-да!
Рощин уже методично уничтожал второе.
– Помню. Как не помнить Нину Мазурову! Она здорова. Можете не волноваться, голубчик. У вашей жены ничего серьезного нет.
Глеб вздрогнул.
– Здорова? – вырвалось у него. – Как – здорова?!
– А чего вы так удивляетесь? – нахмурился Рощин. – Не рады, что ли?
– Нет, наоборот, я рад… Но что ж она чуть не каждый день по врачам ходит? Я уж весь испереживался… Думаю – не дай бог… Двадцать лет вместе!
Рощин хмыкнул:
– А вы думаете, в больницу только больные ходят? Заблуждаетесь, голубчик… Вон, выгляните в окно. Видите ту тетку? Вон ту, в красной вязаной кофте? Соломатина…
– Да. А что? – растерялся Глеб.
– Ходит к нам в поликлинику каждый день. Как на работу. Любит лечиться.
– Она здорова?
– Да как сказать… – поморщился Рощин. – Абсолютно здоровых людей нет. Болячки есть у всякого. Я вам даже больше скажу – иногда эти болячки лучше и не лечить вовсе. Лекарства, знаете, дают побочное действие – и иногда оно страшнее, чем сама болезнь. Ятрогенный эффект – называется… Вон, Соломатина – ей столько антибиотиков выписали, что кандидоз постоянный, теперь она его лечит.
– Что? – с ужасом перед очередным медицинским термином спросил Глеб. – Впрочем, неважно… И у Нины кандидоз?
– У вашей Нины нет кандидоза.
– Слава богу… А то я карту в регистратуре взял, читаю – и ни словечка не понимаю…
– Вы взяли карту из регистратуры? – металлическим голосом спросил Рощин. – Да какое право…
– Так я же муж! Я переживаю! – с яростью произнес Глеб. Он пока не знал, верить Рощину или нет. А вдруг терапевт, из тех же соображений врачебной тайны, морочит ему голову? И вообще, не может быть, чтобы Нина ничем серьезным не болела, не может быть… Рощин что-то путает!
– Это запрещено – карты на руки брать… – раздувая от ярости ноздри, прошипел Рощин. – Верните ее немедленно! Дайте ее мне, сейчас же…
Глеб протянул ему карту. Рощин метнул в него очередной испепеляющий взгляд. Потом произнес уже более спокойно:
– Вот что, как вас там… Глеб. Ваша жена, Нина, практически здорова. Просто любит лечиться… Хобби такое!
– А… а вегетососудистая дистония? – мрачно спросил Глеб.
– Что? – Рощин принялся энергично листать карту. – Да, у Нины Мазуровой она есть… Так, незначительные симптомы, ерунда. Небольшая одышка.
– Вы что-то путаете… У Нины сердце больное. И давление.
– Что у нее? – Рощин уже начал заводиться. – Где? – Он опять принялся листать карту. – Пролапс митрального клапана первой степени…
– Вот! Точно! ПМК! Нина сколько раз жаловалась…
– Она – жаловалась? Да с таким ПМК до ста лет могут жить! И по десять детей завести! Вот кардиограмма… Такой пролапс – это просто вариант нормы… Что там еще? Давление? Сто тридцать на восемьдесят? Вполне приличное давление для ее возраста… Что еще? Себорея. О-о, какая страшная, неизлечимая болезнь… Себорея! Ваша Нина затрахала, извините, нашего дерматолога… Он ей дал направление в кожвендиспансер… Да не пугайтесь! Тамошний дерматолог – специалист по себорее…
– Себорея – это перхоть… – пробормотал Глеб. Вспомнил шикарные волосы жены. Ну вот, Нина их буквально до идеального состояния довела!
– Точно. Перхоть! И прочие недуги вашей дражайшей супруги – такого же свойства… И лечение – соответственное. То ей прогревание делали, то орошение, то жемчужные ванны для поправления нервной системы, то лечебную грязь на пятки намазывали… Господи, сколько по-настоящему больных людей на свете – и они упорно избегают врачей. А другие чуть не каждый день у нас толкутся, то с чирьем на заднице, то с царапиной какой-то на мизинце… Да, есть болезни, которые ухудшают качество жизни, насморк, мигрень, например. От насморка никто не умирал, но жить с ним тяжело… Но у вашей Нины нет и тех болезней, которые значительно ухудшают качество жизни! Вы понимаете?
– Нина говорила, что у нее серьезные гинекологические проблемы, – успел вставить Глеб.
– Какие? А, вот выписка из женской консультации… Ну и что? Молочница. Молочница – она у каждой второй. Да, вот она значительно ухудшает качество жизни, тут я оговорюсь… Что там дальше? Эндометриоз, но в самой начальной стадии, без обострения… Даже гормональных лекарств пить не надо, только наблюдаться… Кстати, эндометриоз у вашей Нины – после аборта. Неудивительно. Лучше бы родили…
Глеба точно под дых ударили.
После аборта… Нина – делала аборт? Нина была беременна – и избавилась от ребенка?!
– Какого аборта? – прошептал Глеб.
– Какого? Четвертого. Вот, в карте так и написано – этой весной она делала очередной аборт, четвертый по счету. Что ж вы за мужик, а? Уговорили бы ее родить… Не во времена же разрухи живем!
– Доктор… Иван Всеволодович… Скажите, а барсучий жир – он от чего? – вдруг вырвалось у Глеба.
– От простуды, от чего. От кашля. Растираться… От простуды еще мед хорошо помогает, не слышали? – Рощин залпом допил свой чай. – Ну все, я пошел. В общем, господин Мазуров, что я вам хочу сказать… Гоните вы вашу супругу на работу. Или ребеночка родите, что ли… Некогда будет ерундой заниматься… Ипохондрия у вашей Нины, от безделья!
Терапевт ушел, а Глеб остался сидеть, глядя в пустой стакан из-под компота. «Коньяку бы… Но я за рулем. Коньяку бы…»
Еще никогда Глеб не чувствовал себя так глупо.
Все, о чем рассказал сейчас доктор, не укладывалось в голове. Нина больна или не больна?.. И – четыре аборта, четыре убитые жизни… Может, Рощин пошутил?
«Нет, Рощин не шутил. А я – дурак. Лопух. Столько лет…»
Пошатываясь, точно пьяный, Глеб вышел из-за стола, сел в машину. Больше всего его поразило не то, что Нина, оказывается, была не так уж и больна (в самом деле, ипохондрия – это еще не грех), а то, что она четыре раза… четыре раза избавлялась от детей…
И ни словечком не обмолвилась!
И вообще зачем она так преувеличивала свои хвори?
И о самих хворях. В сущности, с чего Глеб взял, что Нина страдает чем-то серьезным? Да, она часто жаловалась на нездоровье. Иногда морщилась от боли, хватаясь то за сердце, то за живот, то за голову… Глеб бросался к ней: «Милая, тебе плохо?» – «Так, ерунда, уже прошло…»
Нина ненавязчиво, но постоянно давала Глебу понять, что ей нездоровится. Выходит, врала? Или у Нины действительно была ипохондрия? Ипохондрия – то есть свойство человека находить у себя неизлечимые болезни. У всех свои фобии. Одни на самолете боятся летать, другие на улицу не могут выйти, третьим маньяки везде мерещатся… А Нина – придумывала себе болезни.