Испекли мы каравай - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 95

Моя страстная любовь к куклам началась, очевидно, в колыбели и не утихала лет до четырнадцати, когда остальных подруг уже стали волновать совершенно другие игры. Я обожала собрать всех девочек с их куклами и устроить спектакль. Это мог быть королевский двор с принцессами и принцами, со злодейками и страшными колдуньями. А могла быть простая многодетная шахтерская семья, в которой ссорились, женились, рожали, умирали, куда приезжали гости и где варили на зиму варенье. Подруги-кукловоды часто путались с репликами, не могли понять сюжета, не проявляли фантазии, и к концу спектакля оказывалось, что остальные девочки превратились в зрителей, а я выступаю за всех актеров и веду действие к торжественному финалу единолично.

Мне было лет десять, когда моя кукольная страсть взметнулась на небывалую высоту, и я пережила состояние изумительного восторга. Человек бывает счастлив, когда сбывается мечта, которую он долго лелеял. А бывает, что он даже не подозревает, о чем возможно грезить, какие фантастические вещи встречаются и события происходят. И вдруг — ОПА! ЧУДО! Сердце сжимается и начинает биться колокольчиком часто-часто, и внутри тебя все дрожит и поет, и кажется, что ты лопнешь от ликования, разлетишься на тысячи поющих осколков. Детство — время открытий, и ОПА-ЧУДО ребятишкам хорошо знакомо, восторг изумления они переживают часто. С возрастом нечаянные радостные открытия посещают нас все реже и реже. И я никогда не видела стариков, в полную силу охваченных безумством негаданного изумления.

В магазине готовой одежды рядом с нашим домом делали ремонт. На тротуаре высилась гора мусора, который выбрасывали из дверей магазина. Я шла мимо и вижу — из тряпок, коробок, мятой бумаги торчит человеческая рука. Красивая рука по локоть, женская, с манерно оттопыренным мизинцем и маникюром на всех пальчиках.

Я не испугалась, не подумала о мертвеце, спрятанном среди хлама. Потому что в те времена книги, кино и телевизор не пугали ужастиками с расчлененными трупами и прочей людоедской атрибутикой. Я подумала: «Ничего себе тетя напилась!» Подойдя ближе, я увидела, что рука ненастоящая, и потянула за нее, сама не зная зачем. И тут на свет явилось чудо! Женский манекен! По сути, та же кукла, но большая, в человеческий рост! Я захлебнулась от восторга и несколько минут стояла, не дыша, сердце-колокольчик звонило в полную мощь. Иметь такую фантастическую куклу! Украсть, унести — без всяких сомнений.

К сожалению, кукла была слегка попорчена. Одна нога от колена отсутствовала, на черепе с правой стороны выдраны волосы, зато с левой кудрявились пышным рыжим облаком. Шея свернута, голова криво задрана вверх. На месте правого глаза зияла дыра, зато левый смотрел с холодным аристократическим благородством в чистое небо. И еще у манекена имелись груди — как настоящие женские, очень твердые бугорки, я их погладила в умилении. Мои домашние пупсы были равноплоски спереди и сзади, приходилось подкладывать ватку под платье той кукле, которая изображала маму или бабушку. Воровато оглянувшись, я схватила манекен и бросилась в свой двор. «Бросилась» — громко сказано. Манекен был достаточно тяжел. Сначала я несла его на вытянутых руках, точно жених невесту.

У нас было принято, чтобы после загса жених вносил невесту в дом на руках. Я очень быстро устала, но не уронила манекен, как Володька Прокопенко уронил Люсю.

Она была настоящим бомбовозом, а ее жених Володька маленьким, щуплым и костлявым. Володька с невестой рухнул, не дойдя до дверей подъезда, и ехидные зрители советовали: «Надо было на закорках Люсю тащить». Я попробовала пристроить манекен на закорки — не вышло, потому что пластиковая девушка не могла обхватить меня руками за шею и ногами за талию. Тогда я взяла манекен под мышку и в свой подъезд входила, неся манекен как торпеду — головой вперед.

Первой жертвой манекена стала соседка, добрейшая тетя Поля. Она работала откатчицей вагонеток в шахте, имела монументальную фигуру, была очень сильна физически. Нравы в нашем доме, заселенном в основном шахтерами-забойщиками, не отличались куртуазностью. По выходным народ крепко выпивал, и случались семейные драки. Звали на помощь почему-то не милицию, а тетю Полю. Она взлетала по лестнице или мчалась по ступенькам вниз, а мы, детвора, следом. Тетя Поля всегда считала виновным мужика. Хватала его за плечи и отшвыривала в сторону, стараясь не попасть в сервант с посудой или в кадку с фикусом. Свалившись кулем, дебошир обзывал тетю Полю плохими словами, чаще — на букву «б». Он ей: «Б…». Она в ответ загадочную фразу-вопрос: «Тынанемебуф?» И так несколько минут: «Б…» — «Тынаменебуф?» Пока обиженная жена не скажет: «Ладно, Поля, брось его. Теперь он безопасный. Спасибо тебе!»

На самом деле ничего загадочного во фразе тети Поли не было. По-украински она звучала: «Ты на мене був?», в переводе на русский: «Ты на мне бывал?» Мои родители, не пожелав мне объяснить перевод и смысл тети-Полиной приговорки, сами же и пострадали. Как-то к нам в гости пришел папин начальник с женой, их принимали по высшему разряду — мама налепила пельменей. Она была родом из Сибири, и лучше ее никто не делал пельменей в нашем дворе. Перед гостями я, конечно, выступила с кратким концертом — стихи Лермонтова и песня «По долинам и по взгорьям».

Папин начальник похвалил меня:

— Бойкая девочка!

Прозвучало невнятно, потому что он гонял во рту горячий пельмень, и мне показалось обидным столь краткое восхищение.

— А ты на мене буф? — огрызнулась я.

Пельмень выпал у начальника изо рта, его жена испуганно ахнула, мой отец закашлялся, мама покрылась красными пятнами, схватила меня за руку и потащила вон из комнаты, ругая неизвестно за что. Она потом говорила папе, что в воспитании детей нельзя оставлять белых пятен. Папа был полностью согласен: пробелы в моем воспитании уже не раз попортили ему кровь.

Тетя Поля мыла полы на лестничной клетке. Тогда никто понятия не имел об уборщицах подъездов, все убирали по очереди, по неделям. И попробуй кто-нибудь соринку в твое дежурство заметить! Тетя Поля презирала женщин, которые моют полы вприсядку, а тех, что пользуются шваброй, называла не иначе как лахудрами. Полы нужно мыть, согнувшись в поясе, положив кисти на тряпку, водить ими из стороны в сторону, волнообразными движениями собирая воду с грязью. Два раза мыть с большим количеством воды, потом вытирать насухо.

Подойдя к лестнице, я увидела колышущийся зад тети Поли. Она возила тряпкой и пела. Физическая работа почему-то всегда вызывала у тети Поли желание петь. Рассказывали, что она и тяжеленные вагонетки гоняет в шахте под репертуар Зыкиной. Тетя Поля развернулась, чтобы опустить тряпку в ведро, которое стояло на две ступеньки ниже. И тут увидела меня. То есть не меня, а плывущую вверх параллельно ступенькам голую одноглазую женщину, наполовину лысую. Тетя Поля взвыла, точнее, заскулила — истошно и одновременно беспомощно. В следующий момент тетя Поля плюхнулась на мокрую тряпку, поехала вниз, пересчитывая своим нехрупким чемоданным задом ступеньки. При этом она верещала тонко и жалобно. Я успела отскочить к перилам и пропустить мимо мчащийся сель из воды и тети Поли с задранной юбкой, под которой колыхались толстые бедра, обтянутые сиреневыми панталонами. С рекордной скоростью взлетая по ступенькам, я успела удивиться: как можно по доброй воле носить летом панталоны?