Портрет семьи - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 13

Поехала я в общагу к Любе. Свадебным генералом или, точнее, слоном на ярмарке она меня водила по комнатам и знакомила с подружками.

Потом сидели за столом, пили водку и «красное».

Бравые юноши-станкостроители, только захмелев, осмелели и начали приставать. Люба кричала с другого конца стола:

— Антон! Чего там Петька к Кире клеится? Отлипни его! Нашелся кавалер! Для Киры!!!

Инициатором нашего общения была Люба. В ней непостижимым образом умещались две страстные любви одновременно — к Антону и ко мне.

В ответ я не могла не вводить их в свой круг. Каюсь, был с моей стороны элемент циркового представления: познакомьтесь, друзья, Люба и Антон, гости столицы, студенты передовых вузов.

Антон учился в Керосинке, институте нефти и газа. Это сейчас туда очереди длиннее, чем в театральный, а в семидесятые годы мало было охотников работать за полярным кругом в вечной мерзлоте. В Любин станкостроительный и в Керосинку поступали московские троечники и ребята из провинции. Лучшие ребята из провинции — они потом нам показали, кто сколько может и стоит.

Когда умерла мама, я не зафиксировала момент появления Любы рядом. Я получила страшный удар, падала навзничь. Люба меня подхватила и моего отца тоже. Ему было столько лет, сколько мне сейчас, а я помню его старичком с дребезжащим голосом и дрожащими руками. Он так и не оправился от потери.

Люба переехала к нам, стала нянькой, кухаркой и утешительницей. Утешала одной фразой. Повторила ее, наверное, миллион раз: «Люди умирают! Умирают, хоть ты их режь!» Она была поплавком, который тянул нас вверх, тренером, который тормошил спортсмена в нокауте, детсадовской воспитательницей, которая следит за режимом сна и приема пищи. В такой замечательной обстановке протекал их праздник любви с Антоном.

Вечерами он сидел на нашей кухне и переписывал конспекты работ Ленина, Маркса и Энгельса.

Хотя мы были технарями, каждый семестр включал общественную дисциплину: исторический материализм, марксистско-ленинскую философию, историю КПСС, критику буржуазных теорий. На экзамен нужно было приносить по десятку конспектов работ классиков. Никто этих работ не читал, списывали друг у друга, не вдумываясь, что там Ленин не поделил с Каутским.

Если меня спросить, чем наше поколение отличается от поколения наших детей, то я вспомню это тупое переписывание абракадабры. Мы воспитаны на бесполезной работе. Мы прокладывали себе путь, не спрашивая, кто вешки установил. Мы терпеливы в глупости и закалены в мартышкином труде. Мы выносливы, как бедуинские верблюды в пустыне. А наши умные дети, знающие в совершенстве языки, подключенные кровеносной системой к компьютерам, хотят все и сразу, с вечера на утро. Они спрашивают «зачем?» в тех ситуациях, когда мы не задавали вопросов, потому что слышали «надо!». Они думают, будто далеко шагнули вперед в сравнении с нами. Шагнули. Только без панциря. Он у них не вырос, а у нас броня ого-го!

На свадьбу Любы и Антона приехали их родные, ее — из Херсона, его — из Брянска. Жили у нас, спали на полу. В туалет стояла очередь, на плите постоянно что-то кипело, по квартире на веревках висело мокрое белье, балкон был завален мешками с картошкой и луком, банками с консервами, холодильник забит рыбой и домашней колбасой.

Вечерами на кухне сваты, как называли себя родители Любы и Антона, хорошенько выпивали — сдруживалась родня — и пели протяжные песни, украинские и русские. Соседи от возмущения колотили по батарее. Сваты думали, что у москвичей принято перестукиваться в двенадцать ночи, и вежливо стучали по радиаторам в ответ.

Этот цыганский табор вернул в наш дом жизнь.

Бытовые неудобства — мелочь по сравнению с жизнелюбием, которое заполнило нашу квартиру до потолка. Нас с отцом сразу приняли в родственный круг. Меня до сих пор называют Наша-Кирау-Москве. Отца чуть не женили. Он робел перед женщинами с пышным телом и мощным южным темпераментом. Но какую-то маленькую, несожженную, часть его души они радовали.

— Ото у нас есть одна вдовица, — сватали папу, — як и вы, Анатолию Петрович. Женщина чистоплотная, курей разводит, шоб яйца на продажу. Свой дом, участок, садик, виноградник имеются. Опять-таки от мужа остался мотор для лодки. А лодки нет, схнила, врать не буду.

— Э-э-э, мэ-мэ-мэ, — мялся отец. — Я, право, вам благодарен за участие…

— Та какое участие? Я ж не себя! Ховорю — вдовица с курями.

Только папа отобьется от одной кандидатки, на следующий день ему другую подсовывают, уже из Брянской области:

— Учительница младших классов, лет сорок, замужем не была, но не больная, так жизнь повернулась. Жилищные условия — в отдельной квартире.

— Спасибо, — юлит папа, — но этот разговор несколько преждевременен.

— Никто не торопит. Значит, она вам напишет или вы ей? А лучшее — пусть приедет, тут и познакомитесь.

— Нет! — испуганно вскрикивает папа. — He надо приезжать! Я напишу… сам.

И осталось у нас несколько адресов, по которым, наверное, ждали и не дождались женщины весточки от жениха из столицы. Папа ни разу не съездил ни в Брянскую область, ни в Херсонскую.

Опасался активных свах да и плохо себя чувствовал.

Мы с Сергеем любили отдыхать у Любиной и Антона родни. Какие грибы под Брянщиной! Какая рыба, арбузы, виноград и персики на Херсонщине!

Помню, первый раз приехали с мужем на Украину. Там все говорят полувопросительными предложениями, приставляя в конце «чи шо?». Дождь пойдет, чи шо? Надо кавунов (арбузов) купить, чи шо?

— Ничего не понимаю, — признался мне Сергей. — Какой-то артикль чишо.

— Или что, — перевела я. — Чи шо — значит «или что». Пойдем купаться, чи шо?

— Сначала чишо, потом купаться.

И с тех пор на нашем с ним языке «чишо» обозначало занятие любовью.

Конечно, и к нам приезжали. Не только прямые родственники Любы и Антона, но и двоюродные братья и сестры их соседей ехали в Москву за дефицитными промтоварами, искать правду в прокуратуре, поступать в институты. Эти нашествия не были нам в тягость, только в корысть. Навезут продуктов на полгода и еще сокрушаются:

— Что ж вы в зиму без картошки? К поезду подойдете, я мешка три передам. Хватит?

Гости девушки и женщины обязательно устраивали генеральную уборку в квартире. Приду вечером с работы — только руками развожу:

— Таня! (Галя, Маня, Света…) Ты на что время тратишь? Тебе к экзаменам готовиться надо! И потолок побелила!

— Та я трошки прибралась. Люба ховорила, что вы борщ со старым салом не любите, чи шо? Так я маслом подсолнечным заправила. А тюлевые занавески хладить или так повесим?

Гости-мужчины были исключительно рукастые.

После их отъезда в доме не оставалось ни одного капающего крана или висящей на соплях розетки.

Не могу сказать, что мы скучали без гостей. Но когда их долго не было, нет-нет да заметит Сергей или Лешка: