Здесь, на Земле - читать онлайн книгу. Автор: Элис Хоффман cтр.№ 9

С чего бы это прижимистому Холлису держать никчемного старого коня, удивляются многие. Женщинам нравится думать, что это знак уважения к Белинде, мужчины же острят: ему просто невмоготу лишиться своей вещи за бесценок. Неверны оба предположения.

Холлис держит Таро, ибо тот настолько же бесполезен, как и он сам. Они видятся каждый вечер, и всякий раз их обоюдное презрение крепнет. Однако это вовсе не означает, что Холлис намерен как-нибудь избавиться от Таро. Не станешь же и впрямь считать одинокое создание ровней себе настолько, чтобы, выведя из конюшни, пустить ему пулю в висок?

— Как дела, приятель? — подходит Холлис к стойлу.

Чистокровный скакун, как всегда, смотрит сквозь него.

— И тебя туда же, твою мать.

Холлиса всегда поражало, насколько дьявольски высокомерной способна быть лошадь.

— Вот ублюдок, твою мать.

В тот день, когда они впервые пришли сюда с Марч, их застукал Джимми Пэрриш. Теперь он ковыляет с палочкой и все вечера торчит во «Льве», где до смерти уже всем надоел своими россказнями о бегах. А тогда он был сторожем на ферме и, очень серьезно относился к своей работе. Вообще-то их обнаружила собака, один из глупых пуделей Аннабет Купер. Он принялся лаять как безумный и вывел Пэрриша прямиком туда, где они прятались.

Куперы не были дружны с другими горожанами, знак «Вход воспрещен» красовался по всему периметру их владений. Даже на званые вечера, что давались на протяжении всего лета, они приглашали гостей из Бостона и Нью-Йорка, а не местных, хотя те всегда знали, когда именно Аннабет Купер закатывает одну из своих вечеринок: из Бостона везли фургоны роз, и выставлялось так много шампанского, что напивались даже пчелы. Они залетали потом во все окрестные дома, безумно жужжа, но от помутнения рассудка совсем не жаля.

Холлис и Марч были, несомненно, в курсе, что их не звали во владения Куперов, однако все равно пришли считать лошадок. Он до сих пор помнит звук ветра того дня. Слышит его во снах и проходя по пастбищам, коих он теперь владелец. Ветер так выл, что слов Марч нельзя было расслышать, однако Холлис и без того видел, как ее нога застряла меж камней. Пудель подбежал и цапнул. Для собаки такой мелкой породы у него были странно большие зубы. Должно быть, он действительно глубоко куснул — рука Марч обагрилась кровью.

— Я немедленно звоню в полицию, — орал сквозь ветер Джимми Пэрриш.

Ее белая рубаха вздымалась по ветру, как флаг. Марч знала: у Холлиса были нелады с законом. Как-то он стащил дорогой журнал с прилавка, и хозяин маркета донес на него, когда он зашел купить упаковку пива. Холлис — парень из большого города, волею судеб заброшенный на Лисий холм. Он такой какой есть, Марч понимает. Но еще один просчет — и все может закончиться очень плачевно.

— Беги, — говорит она губами, зная, что ветер не перекричать. — Беги скорей.

Испугавшись полиции, вымотанный шумом ветра, Холлис развернулся и бежит. Он хорошо бегал, не догнать. Но этот день, как показало будущее, не занял место в привычной череде неотличимых друг от друга будней, когда больше не гадаешь на протяжении многих-многих лет, что было бы, если бы не… Не будь он такой быстроногий, поймай его Пэрриш, останься он там, где стоял… А ведь они могли в тот день пойти на озеро и не шпионить на ферме. Не так ли задается ход судьбы, меняя будущее? Неверный выбор, буйство ветра, пудель, не нашедший, чем еще себя занять…

Бывает, люди точно знают, в какой именно момент всего лишились. Они оглядываются назад и, хоть убей, не в состоянии понять, почему тогда не поступили по-иному. И в самом деле, зачем Холлис побежал? Отчего не остался рядом?

Он ждал Марч, казалось, вечность — на изрытом бороздами шин проселке, что вел с фермы на Лисий холм. К полудню поутихло, но рев ветра сменил гул прихлынувшей к вискам крови. Чем дальше, тем сильнее болела голова. Небо стало цвета чернил, заквакали лягушки, взошла луна. На дороге появилась Марч.

В руках — букетик роз, срезанных в саду Аннабет Купер. Бархатные «Юнити», «Двойная услада», «Мир» [6] прижаты к ее груди. Она бежит к нему. Рдеющие в ночи розы — это и увидел вначале Холлис, внезапно ощутив, что готов заплакать. Так бы и случилось, не заговори Марч в первый же момент. Он, конечно же, не слушал ее взволнованный рассказ. «Ах, как любезен Ричард Купер, а его сестра Белинда так добра, что держит у себя опоссума, кормит его смоченной в теплом молоке булкой, позволяя спать у себя в ногах на одеяле, хоть, миссис Купер и запретила держать в доме животных (кроме, разумеется, своих пуделей)…» Нет необходимости все это выслушивать — он и так понял, что произошло, едва взглянув на Марч. В один день из-за дурацкой собаки и каменной стены он потерял ее.

Лишь только ферма стала его собственностью, Холлис срезал розы Аннабет Купер, все до единой. Они росли у штакетника и оказались куда упрямее, чем он предполагал. Приходилось что ни год брать серп и срезать побеги, которые отрастали вновь и вновь. А нынешней весной он обнаружил на земле лежащую красную розу. Она напоминала лужицу крови. Холлис затолкал цветок ногами под корни живой изгороди и все же продолжал видеть его краем глаза, И видел еще довольно долго после того, как тот занял и умер.

Однако этим вечером его мысли — вовсе не о розах. Они о мести. Кто хоть однажды ощутил вкус мщения, поймет, о чем здесь речь. Когда без устали подсчитываешь свои завоевания и потери твоего врага, пусть эти цифры и не меняются годами. Наиболее непросто, конечно, прикинуть цену человеку. Вот Хэнк, например, — приемный племянник Холлиса — это, финансово выражаясь, актив, графа «плюс». Хотя именно сегодня он, — пассив, то есть полновесный «минус»: парень должен был проверить, что приболевший пони не прилег. А он в место того уснул в кресле-качалке, и пони опустился на колени, уткнулся мордой в сено и стонет.

— Как спится?

Хэнк вскакивает, спотыкаясь о собственный ботинок. За прошедший год парень вымахал на полтора десятка сантиметров. Теперь в нем без малого метр девяносто, а он знай себе растет, отчего ему и самому неловко. Белокурый, как и Алан, его отец, Хэнк покрывается румянцем всякий раз, когда смущен.

— Вот черт! — клянет он себя — без всякой, впрочем, на то нужды, поскольку Холлис прекрасно с этим управляется и сам.

— Что ты себе думаешь? Или, может, вообще перестал думать?

— Извините, — говорит Хэнк как нельзя кстати, поскольку никогда и ничего не делает как надо (на взгляд Холлиса, по крайней мере).

Да, сегодня Хэнк весь день какой-то рассеянный, витает мыслями бог знает где. Он действительно задумался — о Джудит Дейл, которая всегда заботилась о нем и Купе. Каждый вечер, с того самого дня, как умерла Белинда, она готовила им обеды — кукурузные оладьи, приправленный острым карри индюшачий суп, заварной тыквенный крем, пирог с начинкой из дикого винограда… Не было сил себя унять, когдамиссис Дейл ставила на стол свои творения. Хотелось обрести тройной желудок, как у коровы: гребешь в себя, словно лопатой, и все просишь, просишь добавки.