— С течением времени шансы быть убитым возрастают, — заметила Эдлин.
— С течением времени боевое мастерство растет еще быстрее.
— Обычная удача хоть раз да бывает против тебя, — тихо возразила она.
Хью все еще улыбался, покровительственной улыбкой, означающей: «Я знаю лучше всех». Он попытался взять ее за руку, но она легонько ударила его. Ей хотелось сопротивляться. Ей хотелось, чтобы он взял ее. Конечно, он одолеет ее, но все равно дух противоречия не позволял ей сдаться так просто.
— Ты хочешь меня. Хорошо, ты можешь меня получить. Я согрею твою постель и буду вести твое хозяйство, но ты никогда не узнаешь, чего тебе не хватает.
Эти слова заставили его насторожиться. Придвинувшись к ней ближе, он всматривался в ее лицо так, словно мог прочесть там ее секрет.
— Чего мне будет недоставать?!
— Я никогда не подарю тебе… моего истинного расположения. — Было смешно говорить о любви. Она все еще не допустила его в свое сердце. Эдлин вообще не питала нежных чувств ни к одному из мужчин. — Я не хочу печалиться и оплакивать рыцаря, который постоянно ищет войны там, где мира можно добиться одной улыбкой.
Он все еще не понимал сказанного, и она догадывалась, почему. Все, чего он хотел от нее, — это здоровых детей, умения вести хозяйство и ее ласк. Будучи красивой и достаточно доброй, она щедро одарит его тем, чего он жаждет, сохраняя свою душу и сердце для себя и своих сыновей.
С горящими от неожиданного озарения глазами он внезапно схватил ее.
— Значит, ты говоришь, что не дашь мне того, что давала Робину?
— Ах! — произнесла она в пространство. — Как он умен в самом деле и догадлив на редкость!
— Значит, так ты думаешь, миледи. Так ты думаешь! — Он сорвал с нее покрывало и толкнул ее. Положив руки ей на бедра, он навис над ней, и его меч изготовился к бою.
Она обхватила его и провела вдоль спины несколько красных борозд своими ногтями. О, она была готова принять его. Даже необузданная страсть предыдущей ночи не смогла утолить ее столь долго сдерживаемых желаний.
Она могла не любить этого мужчину, но она безумно желала его, и этого ей сейчас было достаточно.
— В нашей схватке ты не сумеешь победить, — поклялась она.
— Я побеждаю в каждой битве, — ответил Хью, и его карие глаза вспыхнули неистовым пламенем, Широко разводя свои ноги, она бесстыдно открылась с намерением поглотить его и сделать беззащитным.
Не заботясь о том, чтобы направить себя, он сразу же попал.
Она изогнула спину дугой, немедленно пойманная сумасшедшим оргазмом. Хью поднялся над ней словно кит, пробивший волну. Стоя на коленях, он дернул ее к себе, погружаясь все глубже. Она, казалось, не могла уже принять большего, но он находил в ней для себя все новые глубины. Ее лоно встречало его волнами откровенного наслаждения.
Никакой утонченности или уловок. Ничего, кроме мгновенного желания, за которым следовало мгновенное утоление и новое желание.
Он шептал ей в ухо:
— Это не я беру тебя. Это ты берешь меня.
Он признал это, так что она побеждала. Побеждала! Еще один оргазм потряс ее, и она вскрикнула от нестерпимого удовольствия.
Он осаждал ее, ударяя снова и снова. Ворота замка рухнули, но противник оставался внутри. Он еще не победил ее, и он это знал. Его руки двигались по ее телу. Он пощипывал ее соски, потом опустил руку ниже ее талии и скользнул большим пальцем между их телами.
От этого ее сорвало с места, она развернулась, упираясь руками в постель перед собой, и тоже оказалась сидящей. Ее ягодицы тесно прижимались к его бедрам, он придерживал ее за талию. Прочно упираясь ногами в пол, она обрела большую способность двигаться, да так, что на этот раз он застонал, и низкий гулкий звук пронесся как рев крупного животного во время гона. Она задала ритм и заставила Хью подчиниться ему. Когда она слышала его безумный рык, она откидывала назад голову и громко смеялась.
Он уронил их обоих и наконец подмял ее под себя. Мышцы ее бедер мелко дрожали от усилий, которые она только что прилагала… или это был продолжающийся ток жизни между ними, так ослабивший ее?
— Ты моя. — Он положил ее ноги себе на плечи и начал последний штурм. — Моя! Моя!
Эти слова как зов крови!
— Моя!
Как заклинание.
— Моя!
Она вцепилась в его волосы, свисавшие ему на спину, и дергала их до тех пор, пока он не открыл глаза и не посмотрел ей в лицо. Неистовая, разгоряченная его требовательным порывом, страстью его жаркого тела, она произнесла:
— Мой! — и притянула его вниз, к себе, чтобы сомкнуть его губы со своими.
Это было не что иное, как полное обладание, одержимость желанием, и он это признал. Он оторвался от ее рта и с яростным криком довел ритм до невозможного. Она сквозь кожу почувствовала, как мускулы его тела напряглись и натянулись. Она увидела, как на его губах появилась странная полуулыбка и каждая черта его лица приобрела отметину муки наслаждения. Когда он наконец излился в нее, в воздухе над ними парило только ее имя:
— Эдлин, Эдлин…
Они упали измученной грудой тел. Это их соединение, как и все, что они сказали друг другу, несло в себе смысл изучения друг друга, но у Эдлин не осталось ни сил, ни желания заниматься этим теперь. Все, чего ей хотелось в этот момент, — только плыть по течению, ловя отголоски упоительных судорог наслаждения.
Когда он освободил ее, она пожаловалась лишь слабым подобием стона.
— Пожалуй, я тебя совсем расплющу, — прошептал он и натянул на нее меха.
Они не могли заменить его, и она ожидала, что он вернется и согреет ее лучше всяких мехов. Но он не пришел, и Эдлин чуть приоткрыла глаза, чтобы видеть, что он делает.
Хью одевался, и очень жаль, потому что он ей больше нравился нагим.
Он заметил, что она подсматривает за ним, и, когда застегнул ремень на поясе, то опустился возле нее на колени.
— Видишь, я же говорил, что ты колдунья.
Зарывшись лицом в меха, он поцеловал ее грудь, ее пупок, ее подбородок.
— Можешь оставить две вещи из своего имущества, какие хочешь, прежде чем я сожгу остальные.
Ей казалось, что он особенно не задумывался о значении тех вещей, которые она хранила, находясь в монастыре, но она его за это и не винила.
Его голос смягчился, и он вкрадчиво сказал:
— Могу ли я что-либо еще сделать для тебя?
Откажись от своей страсти к сражениям, — мгновенно всплыло в ее мозгу, но этого она не сказала. Эдлин была слишком умна для того, чтобы даже в столь удачный момент требовать невозможного.
— Нет, разве что ты сможешь вернуть сию секунду моих сыновей из паломничества, — пробормотала она.