Пропуск в райский сад - читать онлайн книгу. Автор: Натали де Рамон cтр.№ 15

— Да, очень! И мама дружила, и после развода. Правда, дед его сначала тихо ненавидел, но все любили меня, и…

— Вот видите, вас все любили… А меня только… Оливье… И тот предал…

— Можно вопрос? Можете даже не отвечать, если покажется вам обидным.

— Спрашивайте!

— Вы сами любили кого-нибудь кроме него?

— В смысле, мужа?

— Нет, вообще. Даже не обязательно человека. Собаку, кошку, кролика.

— Мама не разрешала заводить животных.

— Но, по-моему, вы давно живете самостоятельно. Могли бы и завести. Животные лучше всех умеют любить.

— Я как-то никогда не думала об этом. И я очень мало бываю дома. А чем занимается ваш отец?

— Он преподает композицию в Школе изящных искусств, профессор. Я тоже ее окончил.

— Так вы художник?

— Не смотрите на мои руки. Слишком давно они держали кисть. Ха. Теперь вряд ли вообще удержат… Все! Приехали. — Он остановил машину возле светящегося стеклянного магазинчика. — Что вам купить? Сыр, рыбу, сладкое?

— Зубную щетку, если можно. Главное, не забудьте про лампочки!

Он с улыбкой кивнул и вышел из машины.

Тридцать лет назад его отец с компанией студентов-художников в летние каникулы отправились на поиски «нового Барбизона», но чтобы там были не лесные пейзажи, а виноградники. По созвучию им понравилось название городка Куассон, и они ездили по его окрестностям, чтобы снять себе жилье. Но стояла пора сбора урожая, и все мало-мальски пригодные в этих целях постройки и сооружения были заняты во всех имениях сезонными рабочими. Наконец они попали в Бон-Авиро. Дед Марка имел фамильную слабость к искусству и поэтому, узнав, что перед ним не обычные студенты-бездельники, которые нанимаются на сбор винограда не столько чтобы работать, сколько бесплатно харчеваться, а будущий цвет французской живописи, к тому же готовый платить за питание и крышу над головой, растрогался и пустил на постой. Причем не в какой-нибудь там сарай, а в свой хозяйский дом, в котором на тот момент было множество пустых комнат — бабушка Марка к тому времени уже умерла, и его дед жил только вдвоем с единственной дочерью — кроме Мари, будущей матери Марка, больше детей у него не было. Квартирантам был выдвинут ряд условий: готовят сами в людской кухне, с рабочими не ссорятся, не заглядываются на его дочку, и каждый должен оставить ему по одной картине, среди которых непременно — его портрет с дочерью.

Довольно сложно портретировать и не заглядываться, тем не менее портретист справился со своей задачей, а вот пейзажист Жан-Луи Дени — нет, хотя ни в одном из его пейзажей Мари никогда не присутствовала. Однако буквально через две недели она заявила отцу, что Дени сделал ей предложение и намеревается просить у него ее руки, а если отец откажет, она все равно выйдет за Дени — не пятнадцатый век на дворе.

Дед был шокирован. Во-первых, внешне этот Дени был самым заурядным из всех квартирантов, во-вторых, у Мари уже имелся потенциальный жених — Жак Бетрав, а в-третьих, ему совершенно не нравилась та мазня, которую этот Дени выдавал за пейзажи.

— Во-первых, ты ничего не понимаешь в мужской красоте, — сказала Мари, — во-вторых, Бетрав — сопляк, моложе меня на два месяца, а в-третьих, Жан-Луи пишет вовсе не пейзажи, а портреты природы. И я хочу настоящую свадьбу! С фатой, подружками и все такое! Иначе я умру. Ты же знаешь, у меня больное сердце, как у мамы, и я могу умереть в любой момент.

Свадьба удалась на славу. Только два человека не выказывали радости — отец невесты и Бетрав, который пил вместе с ним и повторял без конца:

— Дени ей не пара, не пара! Вот увидите, мсье, они разойдутся! Но вы не волнуйтесь, я женюсь на ней! Я возьму ее даже с детьми от этого мазилы!

Бетрав оказался прав и не прав одновременно. В сентябре молодой супруг уехал в Париж. Один, без Мари. Расставались они очень нежно.

— Дочка, я ничего не понимаю. Вы разводитесь?

— Папа, зачем? Мы любим друг друга. Просто я не хочу жить там, а он — здесь. Значит, будем переписываться.

— Переписываться?..

— Ну не только. Жан-Луи приедет на Рождество. Кстати, папа, кажется, я жду ребенка. Представляешь, ты будешь дедушкой! Папа, почему ты молчишь? Ты не рад?

Но Жан-Луи явился уже в ближайшие выходные и потом почти каждый уик-энд проводил в Бон-Авиро. В будние же дни вечера здесь коротал Бетрав. По Куассону поползли слухи. Однако дед Марка пропускал их мимо ушей, всячески поощряя визиты Жака, готового жениться на Мари, несмотря на дитя.

Весной родился Марк, и Мари попросила Бетрава стать крестным.

— Ты же все равно вечно здесь торчишь. Так хоть будешь на законных основаниях.

— Но, сделавшись твоим кумом, я уже никогда не смогу жениться на тебе!

— На мне жениться? Какие глупости! Не утомляй меня, Жак. Знаешь же, что у меня больное сердце и я могу умереть в любой момент. Поэтому мне важно вдвойне, чтобы у моего мальчика был достойный крестный отец!

Бетрав Марка крестил, но затаил сильную обиду и буквально через неделю пригласил чуть ли не полгорода на свою помолвку с соседской девчонкой Полетт, низкорослой толстушкой в очках, которая бегала за ним всегда, сколько все помнили. Вскоре сыграли свадьбу, однако молодая мадам Бетрав вечерами одиноко тосковала у окна — ее супруг пропадал в Бон-Авиро, с особым рвением исполняя обязанности крестного отца в периоды отсутствия родного.

Жан-Луи проводил в Бон-Авиро и зимние каникулы, и все лето. И всегда помногу писал этюды и рисовал, объясняя Марку:

— Масляной краской, темперой, акрилом, акварелью — пишут, а рисуют — пастелью, углем, сангиной, карандашом.

Он вкладывал карандаш в пальчики Марка и водил ими своей рукой. Марку это ужасно нравилось — происходило чудо! Мамины кошки, цветы, куры, лохматый пес Султан получались на листах как живые! Потом папа убирал свою руку и говорил:

— Теперь, дружочек, сам! Смотри внимательно: голова кошки примерно раз в пять меньше, чем ее туловище. Примерно посередине мордочки расположены глаза. Ушки — на макушке, чуть в сторону по отношению к глазам. Лапок четыре, и посмотри внимательно, откуда они растут, иначе твоя кошка не сможет бегать! А хвост — примерно такой же длины, как туловище и намного толще лапок, потому что пушистый…

От папы всегда пахло красками, и Марк очень любил этот запах, и очень любил папу, и очень хотел поскорее научиться рисовать и писать, как папа, который подарил ему совсем маленький этюдник, но совсем-совсем настоящий! На трех складных металлических ножках, с малюсенькой масленкой, пригоршней кистей и настоящими масляными красками. Мама посмеивалась над ними, когда они возвращались домой с этюдов — оба перепачканные краской, особенно Марк, — и заботливо расставляла на каминной полке сырые, ароматные картоны, безжалостно тесня там свои многочисленные подсвечники. А папа гордо говорил, что у Марка замечательное чувство цвета.