– Нет-нет, это была явно не горничная. В моих вещах рылся
кто-то чужой. Я сразу все поняла. И позвонила портье. Они вызвали службу
безопасности, пришли какие-то молодые люди, все осмотрели. Но у меня ничего не
пропало, я так и сказала. Хотя сразу почувствовала, что в моей сумке кто-то
рылся. Дело в том, что молнию на ней я закрываю всегда на три четверти, а на
этот раз она была закрыта до конца, чего я никогда не делаю, чтобы вещи дышали.
– Ты, наверно, просто забыла, – снисходительно произнесла
Алина, – если ничего не пропало, то зачем чужому человеку нужно было рыться в
твоей сумке.
– Я не знаю, – растерянно ответила Лидия, – и самое смешное,
что в этот раз мне дали не тот номер, в котором я обычно остаюсь, а совсем
другой. В соседнем номере, оказывается, живет господин... как его называют? У
него такая смешная еврейская фамилия. Господин Шульман, – вот я теперь
вспомнила.
– Он живет рядом с вами, – уточнил Дронго.
– Да. Мне сказали, что он заказал этот номер еще месяц
назад.
– А кто рядом живет? На этаже рядом с вами?
– Не знаю, какой-то киргиз или казах. Понятия не имею. Мне
это неинтересно. Я только хочу знать: почему кто-то чужой может рыться в моих
вещах. И это в таком престижном отеле! Я больше не буду здесь останавливаться.
Рядом находится «Эрмитаж», всего в ста метрах отсюда, я предупрежу их, чтобы
мне бронировали сюит на время нашего отдыха.
– Не нужно относиться к этому так категорично, – посоветовал
Дронго, – может, вашу сумку проверяла сама служба безопасности, но в интересах
дела они не хотят вам говорить об этом. Иногда в известных отелях практикуются
подобные проверки. Ведь в вашей сумке может быть заложена взрывчатка, о которой
даже вы не подозреваете. И если сумка открыта, то ясно, что в нее могли
положить посторонние вещи.
– А зачем они проверяют мою сумку? – не поняла Лидия.
– В отель приехал премьер-министр Омар Халид, – слегка
кивнул Дронго в сторону арабского политика, – вполне вероятно, что они боятся
покушения. Не говоря уже о том, сколько здесь известных людей. Поэтому и решили
подстраховаться.
– Ой, спасибо. Вы меня просто успокоили. Действительно, я
забыла о визите этого неприятного араба. Муж говорил мне, что господина
премьера не любят в арабском мире. Он считается слишком самодовольным и наглым.
Помните, как несколько лет назад в Ливане убили Рафика Харири. Честное слово,
его тогда оплакивали не только в Ливане, а этот тип...
– Извините, – улыбнулся Дронго, увидев характерный жест
Чеботаря, – я, к сожалению, должен вас покинуть.
Он отошел от женщин и подошел к Петру Чеботарю.
– Что случилось? – спросил он.
– Я убежден, что Шульман и есть подставной игрок, который
будет сливать всю информацию Айдару Досынбекову, – пояснил Чеботарь, –
посмотрите, как он смотрит, как стоит, как держит бокал, прикрывая лицо. Среди
профессионалов я его не знаю, он не похож на новичка, но я уверен, что именно
он «счетчик». Они специально отыскали такого человека, которого я не смог бы
узнать.
– На другого вы даже не смотрите?
– Не знаю. Мне он кажется менее опасным. Хотя его я тоже
никогда раньше не видел.
– Сегодня кто-то проник в номер госпожи Лугановой-Филали, –
незаметно показал в сторону женщины Дронго, – и проверял ее вещи.
– Ну и что? Пусть она сообщит об этом службе безопасности.
– Вы меня не поняли. Дослушайте до конца. Она живет по
соседству с Шульманом. Их номера поменяли по просьбе самого Шульмана. И кто-то
рылся в ее личных вещах. А по соседству с ними живет, очевидно, Айдар
Досынбеков. Она сказала, что там живет казах или киргиз.
– Нет, – убежденно ответил Чеботарь, – она перепутала. Рядом
с ними номер, который занимает Ниязи Кафаров. Для нее все азиаты на одно лицо,
извините, что я так говорю. Но я все узнавал. Досынбеков живет этажом выше.
– Нужно узнать, кто рекомендовал Шульмана для игры, –
предложил Дронго. – Я не знаю человека, который сейчас разговаривает с
господином Бибилаури, он, очевидно, из казино?
– Вице-президент клуба – господин Альбер Лежен, – сообщил
Чеботарь, – можно спросить у него, но только если мы будем абсолютно уверены в
том, что Шульман – подставное лицо. Иначе у нас будут очень большие
неприятности. Нас выгонят отсюда и запретят когда-либо здесь появляться. В
Монако не любят громких скандалов. Деньги не терпят шума. Большие деньги вообще
предпочитают тишину банковских переводов.
– А настоящие профессионалы не любят, когда их разоблачают,
– в тон ему сказал Дронго.
– Да, – не смущаясь, заявил Чеботарь, – в другое время мы с
вами могли оказаться по разные стороны... стола, но сейчас мы играем в одной
команде. Не забывайте, что у нас один наниматель.
– Вы уже второй раз в разговоре со мной употребляете это
неприличное слово, – заметил Дронго, – я уже сказал вам, что мне оно не
нравится. И вообще, мне кажется, что скорее я оказываю услугу господину
Бибилаури, согласившись защитить его от мошенника, чем он оказывает мне милость,
«нанимая» меня за деньги. Это моя профессия – разоблачать мошенников и защищать
остальных людей от их пагубной деятельности. Так что в какой-то мере вы правы.
В другой ситуации я мог бы разоблачать именно вас.
– Вот поэтому я не люблю иметь дело с профессиональными
полицейскими. Они слишком правильные люди, – поморщился Чеботарь, – такое
ощущение, что вас выращивают в специальных инкубаторах.
– Я никогда не работал в полиции.
– Но всегда были на их стороне. В наше время верить в
порядочность и справедливость просто глупо. Вы же умный человек, господин
Дронго. Я недавно читал в одной российской газете статью депутата
Государственной думы Хинштейна. Знаете, что он написал по поводу снятия с
работы начальника московской милиции? Он написал, что в Москве невозможно найти
ответственного сотрудника милиции, который жил бы на одну зарплату. Вот так.
Сейчас совсем другое время. Идеалы исчезли. Остался только голый чистоган. Уже
даже полицейские понимают, что светлого будущего впереди не будет. И Бога тоже нет.
Они в него и так никогда не верили. Значит – дозволительно все. А вы, один из
немногих оставшихся романтиков, все еще твердите о каком-то добре. Нет уже ни
добра, ни справедливости. Христа распяли две тысячи лет назад. Если даже Бог
пришел на землю, то его сначала предали, в том числе и ученики, потом забили
почти насмерть, а потом распяли. И он, оказывается, перед смертью сказал:
«Прости им, Господи, не ведают, что творят». Да ничего подобного. Он сказал:
«Будь проклято это место и эти люди, которые творят со мной такое».
– Вы были рядом с ним на Голгофе, – уточнил Дронго, – и
лично слышали его слова?
Чеботарь словно споткнулся. Он улыбнулся.