Почти карнавальная история - читать онлайн книгу. Автор: Марина Порошина cтр.№ 24

Молодежь вернулась в ресторан – доедать и догуливать, знакомые Алана из английского и американского консульств вежливо откланялись. Маргарита неодобрительно посмотрела на супруга, который продолжал объяснять Литвиненко правила игры в кёрлинг и, не встречая ответного отклика аудитории, на всякий случай придерживал собеседника за лацкан пиджака. Махнула рукой, отвернулась и предложила Ирине отвезти ее домой.

– Ты что, не пила, что ли, за руль садиться? – удивилась Ирина.

– Не могу, мне сегодня работать еще. Дело непростое, – ответила Рита, и глаза у нее загорелись. – Представляешь, бабулька хотела президенту отправить телеграмму с жалобой на губернатора. А у нее на почте эту телеграмму не приняли, сказали, что содержание некорректное. Бабулька оказалась упертая: обратилась к нам, в прокуратуру и к представителю президента в округе. Дело несложное, а забегали все, как тараканы. Завтра встречаюсь со всякими важными дядями плюс журналисты, так что надо документы просмотреть, чтоб не мямлить. Ну что, поехали?

Однако возле Ритиного красавца-«Мерседеса» Ирину перехватил Валентин. Не говоря ни слова, он затолкал на пассажирское место вяло сопротивлявшегося Буликова, и тот продолжил свой бесконечный монолог уже из салона.

– Забери своего! – небрежно кивнул он Маргарите. – Достал. А Ирину я сам отвезу. – И, повернувшись к Ирине, добавил просительно: – Можно?

– Ну-ну, – скептически усмехнулась Маргарита. – Бог в помощь! – И чтобы оставить за собой последнее слово, добавила, обращаясь исключительно к Ирине и как бы завершая прерванный разговор: – Ты поняла, Ириш? Решишь развод оформлять – я помогу.

Литвиненко дернул подбородком, но смолчал. Он не собирался ввязываться в ссору с Марго, потому что уяснил на собственном опыте: каждый раунд заканчивается не в его пользу. К тому же он не хотел злить Ирину.

– Ладно, поедем, – решилась она. – Не такси же вызывать. А ты почему не пил? На свадьбе собственной дочери? – полюбопытствовала Ирина.

– Мне поговорить с тобой надо. Ты же трубку бросаешь.

Это было не совсем правдой. Трубку Ирина не бросала, но как только Валентин пытался обсудить что-то помимо «оргвопросов», она немедленно прощалась и беседовать «за жизнь» отказывалась категорически.

Говорить Ирине не хотелось. Она была переполнена впечатлениями, она стремилась остаться одна и в тишине вспоминать, прокручивая, как кино: вот Юлька выходит из комнаты в своем платье, вот танцует, расшвыривая носком туфелек желто-бордовые розы, вот изящно садится в лимузин, как будто делала это всегда, – ее милая, глупая, замечательная девочка, которую она сегодня увидела другими глазами и проводила в совсем взрослую жизнь. Как-то у нее там все сложится?.. Вот об этом ей хотелось думать. Но и вести себя как капризная вздорная баба, сегодня, в такой день, тоже вроде неловко. Ирина вздохнула и молча направилась к «Фиату».

В знакомой машине с плюшевой собачкой Мейсоном, привязанной к зеркалу (Мейсон был куплен ею лично еще в те времена, когда по телевизору шла «Санта-Барбара», и назван в честь Кэпвелла-младшего; за прошедшие годы он сильно полинял, сменил три машины и заслуженно считался талисманом), пахло чужим человеком. Неуловимо, настораживающе, непривычно. Вроде бы у Наташи своя машина. Хотя зачем им две машины на семью, наверное, он просто подвозит ее на работу, как раньше Ирину. А потом встречает. Это ее он не успевал встречать, потому что Ирина заканчивала в шесть и бежала домой готовить ужин. А у Наташи – смена до девяти вечера, Валентин обычно как раз около девяти и освобождался. Хотя нет, тогда он, как выяснилось, после работы ездил к Наташе.

– Ты о чем думаешь? – осторожно спросил муж.

– Думаю, во сколько ты теперь приходишь домой, – честно сообщила Ирина.

– Где-то к десяти, а что? – удивился он.

– Ничего. Так просто.

– А… – догадался Валентин. – Ты про это. Да нет, работаю просто. Решения отписываю. Потом дела на завтра просматриваю. Потом чай пью. В окно смотрю. На часы. Или на рыбок в компьютере, плавают вокруг кораллового рифа, как в Египте. Помнишь?

– Не помню, – отказалась Ирина. – Забыла.

И Валентин понял, что разговора, на который он рассчитывал и к которому готовился, сто раз обдумывая, что он скажет и что она ответит, проговаривая про себя возможные реплики и повороты, – этого разговора и сегодня не будет. Значит, ему предстоит сбивчивый, виноватый, унизительный монолог. Ничего, он готов и к такому повороту. Он будет просить и умолять, он расскажет о том, что пережил и передумал за эти месяцы, как он изменился. Он объяснит, что там у него нет дома, он приезжает с работы не домой, а как он для себя определил, «на Химмаш». И эта измотавшая его многомесячная ссылка хуже любого наказания. Он должен, он обязан ее убедить, у него просто нет другого выхода, потому что так существовать он больше не может, у него нет сил. А момент выбран правильно: Юлька уехала, Ирина осталась одна, и с этим удвоившимся одиночеством ей будет трудно справиться.

«Фиат» как будто на автопилоте, независимо от водителя, ловко вписался в привычный «карман» у знакомого до каждой царапинки подъезда. Валентин заглушил мотор и поставил машину на ручной тормоз – была небольшая горка.

– Ты что? – с подозрением спросила Ирина. – Собираешься выходить? Я тебя не приглашала. Давай здесь поговорим, в машине.

– И подняться нельзя? – обиделся Валентин. Ему казалось, что раз уж она согласилась наконец «поговорить», то уж домой (домой!) наверняка пустит. – Я же тебя не съем.

– Не съешь, – согласилась жена. – А поговорить и тем более здесь можно. Ты о чем хотел? О разводе? О квартире?

Валентин Рудольфович помолчал, собираясь с мыслями. Время уходило месяц за месяцем, все складывалось совсем не так, как он надеялся, и сейчас все его расчеты летят к черту. Вот как отдалилась от него Ирина. Но от этого разговора слишком многое зависит.

– Ириша, мы с тобой прожили двадцать лет, – начал он медленно и убедительно. – После того, что я сделал, ты могла меня возненавидеть, могла выгнать, я все понимаю, ты права. Если бы я знал! Но разве можно вот так разом… двадцать лет жизни… У нас ведь впереди еще двадцать или тридцать. Нельзя же так, мы родные люди. Ты же меня убила… Я там дышать не могу! – вдруг закричал он и… расплакался. Он плакал неумело, на ходу вспоминая подзабытое с детства искусство, всхлипывая, шмыгая носом и размазывая слезы кулаком. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать, не мог справиться с нервным напряжением, в котором жил последние месяцы. Валентин лег головой на руль и спрятал от Ирины лицо.

Несколько мгновений спустя он пришел в себя и прекратил позорную бабью истерику, которой сам от себя не ожидал. И понял, что жена гладит его по голове, как когда-то мама и бабушка. Этот извечный женский жест наполнил его сердце надеждой. Ирина всегда понимала его, всегда жалела и прощала. Господи, пусть и на этот раз, прошу тебя, Господи!.. Валентин искоса, снизу вверх заглянул Ирине в лицо – и почувствовал, как внутри что-то оборвалось и его заполняет противная пустота: Ирина смотрела не на него, а на желтый разлапистый лист, еще по дороге прилепившийся к ветровому стеклу, да так и приехавший с ними домой. Взгляд у нее был отсутствующий.