— Ну вот вы и дождались финала.
— Да… Теперь я вижу, что ваша смерть ничего бы не изменила.
Между ними пролетел обломок скалы и с грохотом покатился вниз, в глубину пещеры. Скрежет когтей неумолимо приближался.
— Он расширяет проход, — прокомментировала Барбара, — Не мешало бы спрятаться в расщелину, стена вот-вот рухнет.
— Да, рисковать не стоит. Тем более у нас цейтнот.
Джемисон снял перчатку и чуть не затрясся от холода.
Он сунул нож в глубь потухшего костра. Туда, где еще сохранилось тепло.
— Черт возьми! Ну и мороз. Градусов девяносто, не меньше. Нужно нагреть нож, иначе ничего не получится.
Когда лезвие ножа согрелось, он сделал надрез на большом пальце левой руки и размазал кровь по лезвию. Холод был хорошим анестезиологом — Джемисон не чувствовал боли, а порез тут же перестал кровоточить. Только когда он надел перчатку, пришла боль. Джемисон пошел вдоль стены, как бы забыв о следовавшей за ним женщине.
— Наконец-то! — воскликнул он торжествующе.
Но даже ему это торжество показалось чуточку фальшивым.
Он опустился на колени возле тонкой трещины.
— Это то, что нам нужно, как раз против входа. Знаете, — сказал он, взглянув на женщину, — почему мы не опустились ниже? В этой пещере гриппи поместится целиком. В нем футов тридцать?
— Да, вместе с хвостом.
— Превосходно. И он здесь поместится, и нам будет где укрыться. Пока он не подохнет.
— Пока он не подохнет? — выдохнула она, — Вы ошиблись в выборе профессии — из вас получился бы лучший в мире клоун.
Несостоявшийся клоун вставил в трещину рукоятку ножа и закрепил ее камнями.
— Вроде бы ничего. Но нужна двойная гарантия.
— Не лучше ли спуститься на следующий этаж и попытаться найти выход в другую пещеру?
— Пока вы спали, я обнаружил ниже два этажа, и больше ничего.
— Если мы промедлим минуту, мы не попадем и туда.
— Эту минуту лучше потратить на то, чтобы получше закрепить нож.
И он продолжил свое занятие. Она стояла рядом и пританцовывала от нетерпения. Наконец он укрепил камень, который отнял у него столько времени, и она спрыгнула вниз. Он повис на руках, с трудом различая уже знакомую клыкастую пасть с тонким извивающимся языком. От лезвия пошли искры, когда зверь всей массой плюхнулся на него. Больше Джемисон ничего не видел — он разжал пальцы и рухнул с двадцатифутовой высоты. Вначале от боли он ничего не мог сообразить, а когда пришел в себя, то уяснил, что скрежет стих. Вместо него он услышал вой разъяренного зверя.
Потом послышалось причмокивание и довольное хрюканье.
— Что случилось?
— Увидите! — прохрипел Джемисон.
Пять, десять, двадцать минут… Причмокивающие звуки постепенно затихли. Раздался предсмертный вопль… И наступила тишина.
— Помогите, я хочу взглянуть, что с ним, — попросил Джемисон.
— Кто-то из нас сошел с ума. Но все-таки скажите, что произошло?
— Гриппи почуял кровь на ноже и лизнул лезвие. Сначала он впал в бешенство, а когда рот наполнился кровью… Не вы ли утверждали, что они обожают кровь? Так вот, смею вас уверить, последние полчаса он ею обжирался. Довольно простенький, но эффективный метод.
Барбара странно взглянула на него.
— Значит, теперь, — произнесла она с усилием, — нам ничто не помешает проделать путь до конца?
— Ничто. Кроме вас, конечно.
Они молча взобрались на верхний этаж. Джемисон вытащил нож из трешины.
— Отдайте, — резко потребовала она.
Джемисон пребывал в нерешительности, но подчинился.
Снаружи их встретило бледное небо. Утро словно раздумывало — наступать ему или нет. Кроме солнца в небесах висел огромный красный шар, плывущий на запад — Земля Кэрсона.
Вскоре стало еще светлей. Даже скалы казались не так мертвы и черны, как вчера вечером. И хотя дул сильный ветер, после ужасов ночи день казался совсем ясным. Он возвращал надежду. «Ложную надежду, — мысленно уточнил Джемисон, — Упаси меня бог от этой гарпии! Если она нападет…»
Нападение, пусть он его и ожидал, было внезапным. Начало атаки выдал блеск ее глаз. Нож лишь разодрал рукав его костюма. Спасла реакция. Он с трудом, но устоял на краю пропасти.
— Вы сошли с ума! — только и пробормотал он.
— Это уже не важно. Вы должны умереть. Даже если вы сам дьявол!
Она шла на него, выставив перед собою нож.
— Идиотка!
На взгляд Джемисона, она разбиралась в боевых искусствах не больше грудного младенца. Он не препятствовал ее движению. Как и ожидалось, она попыталась свободной рукой схватить его. Что поделать, если эта дилетантка ничего не смыслит в борьбе? Он перехватил ее руку и рванул на себя, сделав при этом шаг в сторону. Инерция пронесла ее мимо и завертела словно волчок. Теперь уже она сама балансировала на краю пропасти без всякой надежды за что-нибудь ухватиться. Джемисон выхватил у нее нож и увидел глаза, наполненные слезами. Она снова стала женщиной, а не орудием убийства. Где-то там, на Земле, у Джемисона осталась жена. Она была очень похожа на Барбару. И это сходство говорило Джемисону, что Барбара сломлена. Она не опасна.
Все оставшееся утро Джемисон занимался серьезным делом — смотрел в небо. Это занятие было бессмысленным лишь на первый взгляд — только оттуда он ждал помощи. Ждал он ее, естественно, не от небес, а от Земли Кэрсона, которая к этому времени скрылась за горизонтом в полном соответствии с законами небесной механики.
В полдень он все-таки увидел долгожданную весточку. Она увеличивалась в объеме по мере приближения, пока не превратилась в шлюпку доставившего его на планету линкора.
Из распахнувшегося люка выпрыгнул лейтенант.
— Сэр, мы искали вас всю ночь, но сигнал так и не обнаружили.
— Несчастный случай, лейтенант, — спокойно произнес Джемисон, — С кем не бывает…
— Вы ведь отправились на урановые рудники, а это в прямо противоположной стороне.
— Ничего, ничего, все в порядке, — успокоил его Джемисон.
Через несколько минут они уже летели к звездолету.
На борту линкора у Джемисона появилось время хорошо обдумать план действий. Покушение на него требовало отмщения — уж слишком жестоки были эти люди. Они не оценили бы милосердие. Нет, они бы восприняли его как проявление слабости. Хотя, с другой стороны…
С другой стороны, Джемисон решил ничего не предпринимать: оставить все как есть. Не жаловаться, не обвинять. Это его личное дело. Бюрократы на Земле вряд ли смогут понять, что люди становятся сами себе врагами — не меньше чем руллы. Нужно ли прощать эту человеческую слабость, он не брался решать. Но знал, что строго не накажут. Ну, придумают какой-нибудь надчеловеческий суд справедливости. Ну, обвинят людей в безжалостности, горе, бесстыдстве, непонимании. Ну… ну и что?