Негры во Флоренции - читать онлайн книгу. Автор: Ведрана Рудан cтр.№ 23

— Кто такие Бранка и Борис? Почему мама не хочет рожать?

— Не хочет увидеть волонтеров «Каритаса» на пороге своего скромного хорватского дома.

— Это эгоистично. Наши маленькие тела бросят в больничный контейнер, потом туда придут кошки, туда придет и Петар Крешимир.

— Не придет. Мы живем далеко от больницы.

— Все ежедневные газеты будут писать: «Кот Петар Крешимир обгрыз тела мертвых детишек Петара и Крешимира. К их родителям нам попасть не удалось, но соседи сказали: «Мы и не знали, что девушка в положении, вообще-то они люди спокойные, положительные, ее отец доброволец, мать работает в Италии. Слишком уж много в Хорватии абортов, нужно с этим что-то делать». Читайте в нашем завтрашнем номере: «Отец Йозо: Белая чума страшнее сербов».

— Я люблю отца Йозо и хочу родиться, мама просто шлюха и убийца!

— Ты говоришь, как католический поп, католическая церковь относится к женщинам, как Пилер к евреям, для нее все женщины, которые делают аборт, — убийцы.

— Но они и правда убийцы! Когда меня родят, если меня родят, я буду мужчиной, я буду героем и борцом за свободу! Наша мама убийца и шлюха!

— Если ты родишься, тебя пошлют в церковь, там ты будешь петь «аллилуйя, аллилуйя, аллилуууууйяяяя», а поп будет засовывать свой хуище в твою маленькую попку, и ты никому про это не скажешь, потому что не будешь уверен, о’кей это или нет. И из твоей попки будет течь кровь.

— Не ври! Если меня родят, то в случае, если меня будет трахать поп, я сразу позвоню по «черному номеру», я все расскажу в телефон и маме, мама позовет журналистов, нас сфотографируют для обложки, меня и маму, мои глаза будут закрыты полоской, чтобы меня не узнали дети из садика, и поповские глаза тоже будут закрыты полоской, чтобы его не узнал наш папа.

— Как правильно сказать — поповские глаза или поповы глаза?

— Правильно сказать «ебаревы глаза». Мы с тобой ссоримся в мамином животе, а из-за этого по ее организму распространяются плохие вибрации, мы сердим нашу маму, и она нас убьет, потому что у нее будет плохое настроение, а плохое настроение у нее будет оттого, что мы ее сердим. Понимаешь, мы с тобой два самоубийцы, которые убивают себя, хотя переполнены жаждой жизни. Мы сами себя убьем по неосторожности, как маленький ребенок, когда он один в гостиной играет со шнуром от шторы, накинет на голову и прыгает с подоконника. А мама потом вопит: «Зачем я пошла мыть пол на кухне, зачем включила стиральную машину, когда днем электричество гораздо дороже, чем ночью, зачем я оставила его одного, я его убила, это я его убила, я убила!»

— Не скажет она «зачем включила стиральную машину, когда днем электричество гораздо дороже, чем ночью», ты превратил нечеловеческую боль страдающей матери в рекламу Хорватской электроэнергетической сети, свинья ты бесчувственная!

— Ты не понимаешь, что именно жизнь сочиняет самые страшные истории, откуда ты знаешь, что может сказать обезумевшая от боли мать при виде своего ребенка, висящего на шнуре от шторы?

— Перестань, слышишь, давай прекратим это, как ты не понимаешь, анализируя зло, которое, возможно, с нами произойдет, мы действуем против наших же интересов. Нам следует сменить тему, поговорить о чем-то хорошем, понимаешь?

— Ты все время повторяешь «понимаешь, понимаешь», это меня нервирует.

— Какой будет наша жизнь, если мы родимся?

— Мы родимся!

— Какой будет наша жизнь, когда мы родимся?

— При родах вокруг нас будет много врачей, потому что роды близнецов — это всегда большая морока, если дело происходит в городе, где есть нормальный роддом.

— Что такое нормальный роддом?

— Это когда там есть электричество, вода и на головы только что родившихся младенцев не обрушиваются потолки.

— Как это страшно, существа, которые недавно спаслись от кюретки, могут погибнуть, получив кирпичом по башке?!

— Я тебе все время твержу, бояться надо не кюретки, а жизни.

— Ты депрессивное существо, когда ты родишься, ты станешь героем-добровольцем, а потом подорвешь дом.

— Депрессивное существо — наша бабушка, а вовсе не герой-доброволец, а ты дурачок, которого будут возить в специальную школу на специальном микроавтобусе, и за рулем будет сидеть дядька, которого за пьянство уволили из всех городских транспортных служб, он проедет на красный свет, а потом наша прабабушка будет держать руку на плече нашей мамы, обе будут в черном, прабабушка скажет маме: может, так оно и лучше, ведь бедняжка большим умом не отличался.

— А где будет наша бабушка?

— Она будет трахаться в Италии.

— А где будешь ты?

— Я буду беседовать с журналистами из хорватской газеты: «Я остался без брата, я остался без брата, я призываю всех организовать акцию помощи „Хорватия для брата, который остался без брата“».

— А где будет папа?

— Папа будет говорить журналистам: «Да идите вы на хуй».

Все утро меня трясет. Я одна дома. Йошко у себя в комнате, я видела, уставился в пустоту, курит, когда-нибудь он нас спалит. Товарищ Радойка мне звонила, по мобильному. Сын у нее ведет колонку в одной большой газете, он каждый день приносит ей кучу разных газет, ему на работе бесплатно дают, товарищ Радойка все их читает, а потом сообщает всем нам, кто умер. Сегодня умерли товарищи Бранка и Мира. А они были младше меня. В Хорватии живет тысяча четыреста человек старше ста лет. Четыреста мужчин и тысяча женщин. Что, если я проживу еще два десятка?

Да, круг становится все уже, но во мне все-таки есть радость жизни, я получила веселую новость, которой долго, долго ждала. Я где-то прочитала, что самые счастливые и самые старые люди живут вовсе не на Кавказе и они не пьют кислое молоко, я молоко не переношу, у меня группа крови А, от кислого молока у меня отрыжка, я его срыгиваю, если дома одна, или глотаю, когда поблизости кто-то из них. Кому приятно слышать, как рыгает старуха. Самые старые люди живут на самой дорогой парижской улице, забыла, как называется эта авеню, но точно не Пятая, Пятая в Нью-Йорке. А почему люди живут там дольше всего? Потому что они богаты. Деньги — это то, что делает жизнь вполне сносной и продолжительной. Я поняла это поздно, однако не слишком поздно. Нет, нет. Хорошая новость пришла и ко мне!

Расскажу вам кое-что насчет товарища Радойки, а терпение у вас есть. Внук сказал мне: бабуля, американцы все время улыбаются, говорят «добрый день», «как у вас дела?», никто там никого не шлет на хуй, люди очень любезны. Поэтому я буду рассказывать вам все и не спеша. Вам спешить некуда, мне тоже. Я всегда очень рада, это я о товарище Радойке говорю, когда она звонит. Как бы я иначе узнавала, кто умер? Но мне очень неприятно, когда она говорит о сыне. А она постоянно говорит о сыне. Мой Мирко, мой Мирко, его показывали по телевизору, вот, слушай, ну, послушай же, хотя бы конец его колонки, опять его приглашали на телевидение, уж он им все сказал, послал этих свиней куда и следовало! Свиньи — это политики, о которых Радойкин Мирко пишет в своей колонке.