– Так это что – Аспид? – поразилась она.
Отняла мутное стекло – и зажмурилась. Яркое солнце в этих краях!
Задумался Дикий Пан, крутнул ус, губами пухлыми причмокнул.
– Про Аспида, Ярина Логиновна, книга «Рафли» пишет. А для того пишет, чтобы всем ясно стало. Не Аспид это, понятно. Да не в названии дело. Скоро пятно вырастет, хоботом вниз опустится. А в тот хобот весь сей мир и вытянет. Вот так!
Не удержалась – снова на небо взглянула. Пятнышко – и пятнышко, маленькое, еле разглядишь. А вот ежели разглядишь…
– Никак дыра? – поразилась она. – Словно небо насквозь проткнули!
Ничего не ответил Мацапура. Кивнул только.
– Надо гетьману… кнежу написать!.. – быстро заговорила Ярина. И осеклась. Кнежу Сагорскому? А может, еще и самой приехать – со своей же головой на блюде?
Да и к чему писать? Ведь знает кнеж! Знает!
«…Незаконный… несанкционированный переход господина Мазапуры через Рубеж каким-то образом нарушил его функционирование… существование. Более того, вероятна угроза нашему миру… Сосуду… реальности».
Прав был, выходит, пан прокурор Иллу!
– Но что же делать, пан Станислав?
Сказала – и язык прикусила. Как только повернулся?
Прости, пан Станислав, лыцарь благородный!
И на это ничего не ответил Мацапура. Руки за спину заложил, голову понурил. Шагнул к пустому кнежскому креслу. Не дошел, назад повернул.
– Написал я кнежу Сагору, Ярина Логиновна. Неглуп он, поймет. Да что толку? Чародеев позовет? Лапки лягушачьи сушить станет?
Снова повернулся к креслу, шагнул – и опять назад повернул.
– И через Рубеж не перейти. Ни с визой, ни с чародейством! Как в домовине!
Всмотрелась Ярина. Или кажется ей, или вправду Дикий Пан труса спраздновал? Да неужто?
Вот так дела!
– То пан Мацапура не знает? – усмехнулась она. – Рубежи те по милости зацного пана закрыты. Ой, пан, пан мостивый! Такой чернокнижник – и в силок попался! Ровно тот мугырь, что гвоздем палец колол да чорта в полночь ждал!
Дернул плечом Мацапура. Смолчал. А Ярине и в самом деле весело стало.
– Попов, говоришь, слухать не надо? Так ведь попы разные есть. Вон, Еноха Хведир, которого ты батьки лишил, мудрые слова сказал как-то. Нельзя материи тонкие трогать, потому как из них мир божий соткан. А ты, пан моцный, сапогом проломиться решил!
Сказала – и возгордилась. И ведь запомнила! Эх, мало им с Хведиром-Теодором толковать пришлось! А если и толковали – то все про материи да энергии эти тонкие, будь они трижды!..
Эх, Хведир, Хведир! Встретимся ли?
– Ну, считай устыдила, Ярина Логиновна. Вот выберемся, так я прямиком в обитель Межигорскую отправлюсь. Власяницу надену, вериги с два пуда. И почну слезы лить. Слезы лить – и образам кланяться… Да это ежели выберемся, смекаешь?
Ярина очнулась. Далеко Хведир, а Дикий Пан – вот он. Ухмыляется, усы гладит. Видать, опамятовался.
– Я так прикидываю, панна сотникова. Месяц у нас – не больше. И за тот месяц извернуться нам следует. Понимаешь ли?
– Извернуться?
Дернулась трость в руках. Если бы не нога бессильная, размахнулась, полоснула бы поперек ненавистной рожи.
– Ой, умен ты, пан Мацапура! Ой, умен! Давай, вертись, а я погляжу. Весело глядеть будет!
– Ничего-то ты, видать, не поняла, Ярина Логиновна!
Вздохнул Мацапура, каптан на брюхе оправил. К окошку подошел, стеклышко дымное к глазу приставил.
– Вчера-то меньше было. Растет! Нет, Ярина Логиновна, смотреть я стану. А ты – вертеться. Дурак кнеж Сагор – талисман волшебный из рук выпустил! А за меня не бойся, моя ясочка. Не выпущу!
* * *
Заперты двери. На окнах переплет мелкий, не открыть, не выглянуть. Темница! А что не подвал сырой, а покои богатые – велика ли разница? Только и осталось – горницу шагами мерить. Да и то, много ли пройдешь с ногой хворой? Раз, другой…
– Отворите! Отворите!
Тихо. Слуг – и тех нет. Словно бы вымер замок.
Присела Ярина на край кровати, трость уронила. Нагибаться не стала – ни сил, ни надобности. К чему? Гулять не покличут.
– Эй, кто-нибудь!
Никого! То есть тут они, небось в коридоре стоят, а отозваться боятся. Суров Дикий Пан, сумел пахолков в руки взять! Если и осталась тут душа добрая, то все одно – не поможет.
Страшно!
Ну, почему так выходит? Почему только раз довелось с упырем этим лицом к лицу сойтись, шаблей о шаблю ударить? Все бы отдала за дедову «корабелку», да где она теперь? Разве что у Юдки, пса панского, узнать.
Да и не одолеть ей Дикого Пана. Страшно, смертно бьется! Словно и вправду – бес.
Бес?
Задумалась Ярина, подбородком в кулаки сжатые уперлась. В одном просчитался Дикий Пан – дал ей время. Не иначе, слишком в себе уверен. И то – в полной воле она, Ярина Загаржецка, у этого изверга. Захочет – на дыбу подвесит, захочет – на ложе бросит…
…Плеснула краска в лицо. «Стало быть, сердце с перцем? А, Ярина Логиновна? Какова ты с шаблей – знаю…» Не вспоминать бы, так не забудется! Как навалился, как в лицо задышал…
Нет, нельзя! Нельзя вспоминать! Потом вспомнит – когда час настанет Дикого Пана в клочья рвать!
Потом!
Мотнула головой панна сотникова, словно мару прогоняла. Не взять шаблей беса. А иначе если? Вроде бы и умен Мацапура, и «Рафли» колдовские читал…
Умен?
Усмехнулась Ярина, на покрывало тканое легла, руки за голову закинула. Вспомнилось, как спорил как-то с попом валковским химерный чародей Панько. Панотец Никодим ему из Библии словеса, а румяный пасичник щурится, усмешкой рот кривит: «Умен ты, батюшка, умен. Да только ум у тебя – дурак!»
Не великого ума Дикий Пан!
Умен был – не вставал бы войной против всего Войска Запорожского! Или на острове они, посреди моря Черного? Сжег бы Валки, и Полтаву сжег – неужто на том все кончилось? Хоть и обросли жирком полковники да старшины генеральные, а все равно бы – не стерпели. Видать, жадность Мацапурина того ума посильнее!
А как нашкодил – бежать вздумал. Вроде бы и умно – через Рубеж перебраться, в мир запредельный. А о том не подумал, что визы чаклунской всего-то на год хватает. Значит, и страх панский ума посильнее!
Теперь она, Ярина Загаржецка…
Не утерпела – вновь вскочила. Долго трость поднимала, встала, проковыляла к двери. Тихо было за дверью. Ну и пусть! Думать никто не мешает.
Ведь что получается? Узнал Мацапура, что у нее, у Ярины Загаржецкой, откуда-ниоткуда сила неведомая взялась. Узнал – и понял, что ту силу можно на спасение направить. На свое спасение. Узнает панна сотникова, что миру этому конец приходит, позовет спасителя неведомого, а Дикий Пан в ее подол клешней вцепится. Вроде рака!