Одна и та же книга - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 42

Ржет в голос, падает на ковер, картинно дрыгает ногами, хрюкает, дергает себя за нос, и все в таком духе.

Работа его была принята, ему аплодировали со смесью восхищения и отвращения; заплатили, конечно, сполна, но больше никогда не приглашали. А издевательское хихиканье автора, временами переходящее в неудержимый хохот, до сих пор звенит в воздухе, и это — главное про Венецию.

От «Литературных памятников» в обложках цвета хаки все же очень много пользы. Если бы не история противостояния Сегри и Абенсеррахов, над которой мы когда-то в юности хохотали как скаженные, потому что мусульманское вероисповедание причудливым образом сочеталось в героях повествования со всеми традиционными заморочками европейского рыцарства, включая культ Прекрасной Дамы, мне вряд ли пришло бы в голову ехать в Гранаду, и как же это было бы глупо, боже мой.

В Гранаду надо приехать зимним вечером, увидеть ее при свете луны и фонарей, услышать журчание фонтанов, зябко кутаясь в шарф — все-таки зимний вечер, не больше плюс двенадцати по Цельсию, — пересечь Plaza Nueva, зайти в кафе «Централь», потребовать кофе, вонзить зубы в теплую лепешку с черепашьим мясом, а потом устроиться поудобней, курить, глазеть на завсегдатаев, строить планы на завтра, слушать, как стучат в окна первые капли зимнего дождя, который потом, ближе к рассвету, окажется вдруг первым весенним ливнем.

В Гранаде надо проснуться весенним утром, когда тучи поспешно отползают куда-то в сторону Сьерра-Невады, выскочить на улицу, идти вдоль реки, на берегу которой пасутся огромные плюшевые гуси, придирчиво выбирать место для завтрака, который, как ни крути, всего один, а соблазнов много. Глядеть почтительно, снизу вверх, на Альгамбру — туда мы пойдем, когда наступит лето, то есть ближе к полудню.

Есть много дорог в Альгамбру; главное — не ходить кратчайшей из них, истоптанной уже миллионами туристических ботинок, не лишать себя удовольствия прокладывать собственный маршрут, взбираясь все выше и выше по узким, кривым улицам и переулкам. Заблудиться невозможно, разве только растянуть удовольствие, потерять голову от запаха цветущей мимозы, поискать ее в свежей траве, среди спелых апельсинов, найти, отряхнуть, водрузить на место.

В Альгамбре давно уж нет мавританских рыцарей Сегри и Абенсеррахов, о чьих непростых отношениях повествует соответствующий литпамятник. Теперь владыка этих мест — здоровенный рыжий кот; если будете вести себя хорошо, он непременно придет к вам поздороваться, только без фамильярностей, пожалуйста.

В Альгамбре, наверное, вечный сентябрь, по крайней мере, в январе у тамошних каштанов начали желтеть листья, но когда вам надоест осень, можно просто спуститься вниз и тут же снова вскарабкаться наверх, на другую гору, в старую, обитаемую, живую Гранаду, где белоснежных церквей чуть ли не больше, чем жилых домов, стены и заборы изрисованы лучшими в мире мастерами графити, домохозяйки с лицами хтонических божеств разъезжают на мотороллерах, а песни поют прямо на крышах, совершенно бесплатно, слушай, пока мимо идешь. В этой части города, кажется, царит вечный июль, поэтому в сумерках разнообразия ради, стоит спуститься вниз, вернуться на Plaza Nueva. Там будет свежий весенний вечер, там можно ужинать на открытой террасе, а можно просто набить карманы спелыми апельсинами и отправиться в гостиницу, упасть на кровать, глядеть в потолок, улыбаться бессмысленной улыбкой самого счастливого человека в мире и думать о том, что уезжать из Гранады не надо вовсе, а если все-таки придется уехать, пусть это случится зимним вечером, чтобы увидеть ее на прощание при свете луны и фонарей.

Дания — исправительное учреждение для буйнобородых викингов, где все уже давным-давно благополучно исправились, отменили строгий режим и с тех пор зажили долго и счастливо.

* * *

Город Копенгаген — безопасное и приветливое место. Здесь никто никому не мешает. Толпы туристов на пешеходных улицах — и те не мешают никому, даже велосипедистам, которых совершенно не напрягает необходимость всех объезжать, а то и обходить, покинув седло и волоча за собой транспортное средство.

Раздражительным людям надо ездить в Копенгаген как на воды, лечить нервы. Правда, потом они, наверное, откажутся возвращаться домой, где бы этот дом ни был. Другого настолько успокоительного города лично я не знаю.

В центре Копенгагена в июле цветут липы, а в метро пахнет морем, как будто не из аэропорта в город едешь, а сидишь на пляже, метрах в десяти от кучи водорослей, не гнилых еще, а выброшенных, скажем, вчерашним штормом.

Еще в центре Копенгагена на площади напротив Сити-холла играют и поют замирившиеся с викингами скёрлинги, то бишь американские индейцы.

На другой площади, поменьше, стоит пианино. На нем играет черный человек. Черный человек, согласно надписи на картонке, называется Юл Андерсен — отличная, аутентичная фамилия.

А на одном перекрестке дяденька с лицом советского инженера играет на дудке, да так, что, если бы он куда-то шел, с меня бы сталось повторить подвиг крыс и детей из Гамельна. Но дяденька, хвала Одину, смирно стоял на месте. Когда он сделал перерыв, мне удалось взять себя в руки и удрать.

Лодки здесь паркуются вперемешку с велосипедами, на палубах разбиты сады и огороды, собаки облаивают чаек, булькают кофейные машины.

* * *

В парке Тиволи атмосфера умиротворяющая, как на хорошем старом кладбище. Хотя казалось бы — качели-карусели, пиво-чипсы-лимонад. А поди ж ты.

Отдельно хочу заметить, что даже после одиннадцати вечера в парке Тиволи полным-полно людей с детьми, в том числе дошкольниками. Наших родителей, загонявших нас спать к десяти и не способных честно признаться, что делают это не ради гипотетической «пользы», а желая выкроить для себя пару часов свободного времени, кондратий хватил бы от такого разгула совиного либерализма.

Ну хоть у кого-то счастливое детство.

Еще тысяча мелочей, но все они меркнут в сравнении с главным открытием: похоже, я знаю, кто населяет Копенгаген.

Была у меня в детстве книжка про город Кардамон, где жили разбойники Каспер, Еспер и Джонатан. Они обитали в доме на окраине, держали домашнее животное льва, грабили лавки Мясника, Молочника и Булочника поочередно, а однажды украли даже городской трамвай с целью на нем покататься. Потом их в конце концов поймали, посадили в тюрьму, умыли, приодели, накормили домашней едой, сказали доброе слово — и не одно. От такой жизни разбойники, понятно, немедленно перевоспитались и даже спасли город от пожара, а потом вышли из тюрьмы, и Каспер стал пожарником, Джонатан поваром, а Еспер — дрессировщиком своего домашнего льва.

Я так думаю, эти разбойники дали обильное потомство, которое теперь живет в Копенгагене. Разбойничья сила и лихость прекрасно сочетаются в здешних горожанах с готовностью исправиться и перевоспитаться столько раз, сколько понадобится для блага общества. Хотя куда уж дальше.