Одна и та же книга - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 19

— Ладно, тогда птичка не вылетит, — говорит дядя Яша. — Если ты уже не маленькая, значит птичек не будет. Большим птичек не положено.

И тут Иде становится обидно. Так обидно! Как будто она, и правда, хотела увидеть эту дурацкую птичку. А ей отказали. «Не положено», видите ли!

Ида с ужасом понимает, что еще немного, и она разревется. Как дура! Как самая глупая идиотская дура! Она закусывает губу, хмурится и исподлобья смотрит в камеру. А потом, дома, запершись в своей комнате, дает себе волю и с наслаждением ревет.

— Сделай же что-нибудь, — просит за стенкой мама.

Она тихо говорит, но стены такие тонкие, что все равно слышно.

— Я ничего не могу сделать, — отвечает папа. — Не сейчас. Пусть поплачет, если ей нужно. Это такой возраст, когда у человека весь мир болит. Разве не помнишь?

— Ну, не знаю, — говорит мама. — У меня весь мир не болел. Только пара-тройка континентов. И еще остров Мадагаскар.

Они смеются там, за стенкой. И от этого Ида чувствует себя совсем одинокой. Им, видите ли, весело! А я, а я…

Но, если честно, ей уже самой надоело страдать и обижаться. Тем более, там у них, наверное, торт. Он же остался. Или нет? Ида вытирает слезы и идет на кухню.

* * *

— Сейчас вылетит птичка, — говорит дядя Яша.

Хуичка, думает Ида, но вслух все-таки не говорит. Хотя очень хочется. Дядя Яша ни в чем не виноват, просто сейчас Ида зла на весь мир. У нее похмелье. Вчера до пяти утра день рождения праздновали. А сегодня Нина с самого утра начала трезвонить — дескать, давай, иди фотографироваться, а потом — быстро сдавать документы, конец недели уже, сколько можно тянуть, кому, в конце концов, нужен загранпаспорт, тебе, или мне?

Надо было отключить телефон, думает Ида. Отключить, и все. И все! Загранпаспорт. Загранхуяспорт! Лично мне сейчас вообще ничего не нужно, только воды и поспать, и еще воды, и опять поспать — до вечера. А потом поднять себя бережно и нежно и отвести в ванную. А еще лучше — отнести. Но отнести ее некому. Больше некому носить ее на руках, потому что… Нет, стоп. Вот об этом я сейчас думать не буду. Не бу-ду.

Вспышка света, щелчок затвора.

— Кар! — говорит Ида, взмахнув руками, как крыльями. Чем, спрашивается, не птичка. — Карррр!

Дядя Яша укоризненно качает головой.

* * *

— Сейчас вылетит птичка, — говорит дядя Яша.

Ида улыбается. Надо же. Сколько лет прошло, а он совершенно не изменился. И, по заведенному обычаю, вероломно сулит птичку маленькой девочке, которую нарядили, как куклу, в пышное, кружевное, белое, причесали, как выставочную собачку и усадили на специальный высокий стул.

Ида стоит на пороге, прислонившись к дверному косяку. Шла мимо и зашла. Она сама не знает, зачем. Просто так. Вдруг захотелось. Я вернулась в свой город, знакомый до слез. Хотя, почему именно — «до слез»? Просто в свой город. Точка. В свой незнакомый, совершенно неузнаваемый город. Все вокруг изменилось, а дядияшино ателье такое же, как было, на том же самом месте, даже вывеска осталась старая. Фантастика.

— Сейчас вылетит птичка, — говорит дядя Яша.

А вот возьмет и кааак вылетит, думает Ида. Вот смеху будет.

Она вдруг вспомнила, как сама сидела на этом стуле — маленькое неповоротливое чучелко в пышном кусачем платье. И ведь была птичка, вылетела, даже целых две, точно! Вот и сейчас — будет.

Щелчок, вспышка, и два волнистых попугайчика, голубой и желтый, вылетают, вернее, влетают в студию через открытую форточку. Покружив по комнате, они приближаются к камере и — Ида глазам своим не верит, но это так! — исчезают, растворяются в объективе. Маленькая принцесса звонко хохочет и хлопает в ладоши.

— Ты видел? Видел? — возбужденно спрашивает мужа принцессина мама, хрупкая и очень юная, до ушей закутанная в пятнистую шубку.

Ее муж молча смотрит на форточку. А дядя Яша — на Иду. Конечно, он ее узнал. Еще бы.

Проводив клиентов, он помогает Иде снять пальто. Ставит на электроплитку старый мельхиоровый кофейник. Жестом указывает на стул — дескать, садись. И только потом, дождавшись, пока согреется кофе и разлив его — Иде в щербатую фарфоровую чашку, себе в эмалированную кружку — спокойно говорит:

— Хорошо, что все получилось.

— Да — говорю, — да, обязательно зайду в магазин, только сначала погуляю, ладно? Часа два или три, пока светло. Тебе же не срочно хлеб, тебе же на вечер?

Конечно, на вечер. И я выскакиваю опрометью, пока Тина не успела спросить, где это я, интересно, собираюсь гулять в дождь, — не потому что секрет, и не потому что она не разрешит, она разрешит, просто я не люблю каждый день говорить одно и то же. Но и обманывать не люблю, вернее, люблю, но не всегда и не всех, и уж точно не Тину.

«Опять к Старой Даме побежала», — думает Тина. Она не глядит в окно, не видит, как я выскакиваю из подъезда и тут же ныряю в соседний. Она и так знает. Тина, в общем, не против, просто она не очень «за». Но виду не подает.

Я стучу в дверь, потому что звонок у Старой Дамы не работает. А потом сажусь на ступеньку и жду. Ждать надо долго. Старая Дама отлично слышит, но медленно ходит; к тому же она всегда останавливается возле зеркала и поправляет прическу. У Старой Дамы волосы белые-белые, совершенно седые, зато густые и кудрявые, она их очень аккуратно укладывает и заливает лаком, а потом все время поправляет, а если уж окажется перед зеркалом, начинает укладывать заново; однажды мне целых полчаса пришлось ждать, но я никогда не ухожу и второй раз не стучу, знаю, что рано или поздно она откроет.

Сегодня мне повезло, она открыла почти сразу, пяти минут не прошло. Наверное, мой стук как раз застал ее в коридоре, возле зеркала, когда прическа уже была в полном порядке, вот только завиток на лбу поправить и еще один, на виске.

Старая Дама очень красивая. Раньше мне казалось, старушки красивыми не бывают. Но это глупости — еще как бывают. Просто самые красивые старушки, наверное, тоже редко выходят из дома, и на лавочках они не сидят, и по магазинам не бегают, поэтому мы о них ничего не знаем. Я часто думаю: интересно, откуда Старая Дама берет еду? Ей кто-нибудь приносит? Или она все-таки сама покупает? Или просто ничего не ест? Меня, во всяком случае, она никогда ничем не угощает, кроме бесцветных, прозрачных, как льдинки, мятных леденцов, от которых такой приятный щекотный холодок во рту и в горле, а иногда кажется, что даже в голове, — очень здорово!

В квартире Старой Дамы очень холодно. Она не любит включать отопление. Даже в прошлом году, когда три дня подряд был самый настоящий мороз, и то не включила. Тина говорит, она экономит, отопление очень дорогое, а пенсия маленькая. Но мне кажется, Старой Даме просто не бывает холодно. Я иногда у нее дома в свитере и в шерстяных носках дрожу, а она сидит себе в шелковом платье, и ничего ей не делается.