Теперь же все это было без надобности. Я умылся, рассовал по карманам куртки деньги и документы, взял рюкзак, забросил на плечо сумку, запер комнату и отправился на вокзал. Пешком: ноша меня не тяготила, а прогулка по вечернему городу казалась неплохим способом с ним попрощаться. В кафе на углу я выпил двойной эспрессо и осушил бутылку боржоми. В ближайшем киоске купил пачку жевательной резинки, несколько бутылок минеральной воды и упаковку голландского баночного пива; в комиссионке на улице Маркса – несколько пачек запредельно дорогих импортных сигарет, всегда бывших предметом тайного моего вожделения.
Засим сборы в дорогу можно было считать окончательно завершенными. Я неторопливо зашагал к Вокзальной площади. По дороге мне не встретилось ни единой знакомой морды, но я уже устал удивляться по столь пустяковым поводам.
В здание вокзала я вошел за четверть часа до отправления поезда. Не слишком рано, не слишком поздно – в самый раз. Голова была пустой, а тело – легким, как сухой лист. Я уезжал. Возможно (и сладко, и боязно было ощущать на пересохших от волнения губах это слово) – навсегда.
Г
53. Гандхарвы
…своего рода фата-моргана, мираж.
– Молодой человек, не гневайтесь, что нарушаю ваше уединение, но мне подумалось: может быть, вы не прочь сыграть в нарды?
Вот уже два часа я наслаждался затворничеством. В купе ехал один, без попутчиков – круче, чем просто люкс! Более того, во всем вагоне нас было трое: я, тощий однобровый проводник с челюстью Щелкунчика и вот этот элегантный седой господин в полуспортивном костюме цвета выгоревшей солдатской гимнастерки – редкостной красоты вещь, к слову сказать. Мой попутчик занимал третье по счету купе, я – шестое, так что даже «соседями» мы являлись лишь очень условно. О таком вакууме я и мечтать не смел.
За минувшие два часа я успел открыть окно (считается, что это невозможно, но если очень захотеть, получается все), подставить голову свежему ветру, пережить восемнадцать мощных эстетических потрясений при виде пасущихся вдоль рельсов коров, выкурить две сигареты, выпить банку пива и окончательно обалдеть от излившейся на меня благодати.
Впрочем, предложение сыграть в нарды поступило весьма своевременно: я как раз пресытился созерцанием пасторальных сцен при участии крупного рогатого скота и с некоторым сожалением обнаружил, что не взял с собой книг. Совершенно нехарактерный для меня поступок: обычно я даже в пригородный автобус без книжки не сажусь, а тут – не то что бы даже поленился лишний груз тащить, а просто вылетело из головы, что хочешь, то и делай!
И вдруг, как нельзя более кстати, возник этот русобородый Мефистофель с приторными профессорскими повадками. Был бы не столь элегантен, вышел бы комический персонаж. Но костюм, более приличествующий буржую на сафари, чем пассажиру вялотрясущегося по просторам Совдепии поезда, но тонкий профиль, но сияющие льдинки светлых глаз, да еще и запах наидражайшей из кёльнских вод – какой уж там «комический»… И как же славно, что он именно в нарды захотел сыграть! Предложил бы партию в шахматы, пришлось бы мне мычать нечто невразумительное, признаваться в постыдной своей неспособности улаживать неприятности ферзей да королей; но, хвала Аллаху, обошлось без позорища.
– С удовольствием, – говорю. – Только я «длинные нарды» больше люблю. А вы?
– И я, пожалуй.
– А у вас доска с собой? Давайте здесь играть. Видите, я окно открыл. Свежо. И курить можно.
– От курения, пожалуй, воздержусь, ибо бросил. Но открытое окно – это прекрасно. Добрый знак. Лучше быть не может, – обрадовался мой попутчик.
Зашел в купе, уселся напротив, положил на стол миниатюрную досточку для нард. Расставил крошечные лакированные шашки, извлек из кармана кожаный стаканчик и два миниатюрных кубика. Я от природы не завистлив, но тут меня чуть кондратий не посетил: какие все же роскошные вещицы!
Звали моего нового знакомого Карл Степанович. Опять же вроде бы комичное сочетание, но ему столь курьезное имя-отчество даже шло: была в нем некая импортная, почти королевская стать, но и нечто уютное, домашнее, успокаивающее нервы, наличествовало в его внешности. Этакий респектабельный «американский дядюшка», от которого следует ожидать скорее рождественских подарков, чем скучных нотаций и прочих подвохов.
Сообщив друг другу свои наименования, мы кинули кубики, чтобы выяснить, за кем право первого хода. У меня выпала единица, у моего соперника тоже. Улыбнувшись совпадению, мы повторили бросок. На сей раз на обоих кубиках были двойки. Еще раз – две тройки. Моя улыбка приготовилась было сползти с лица, но Карл Степанович столь искренне радовался наглядным этим опровержениям теории вероятности, что и я заразился его энтузиазмом. Однако две четверки заставили меня содрогнуться.
– Пятая попытка? – деловито спросил попутчик. – Нас с вами, друг мой, в цирке показывать можно, за большущие деньги…
Но у меня сдали нервы.
– Хватит, пожалуй. Пусть первый ход будет ваш.
– Тогда уж ваш, – великодушно возразил он. – У меня и без того преимущество: доска-то моя. Можно сказать, на своем поле играю.
– Резонно, – соглашаюсь. И кидаю кубики, дабы не затягивать процедуру взаимных реверансов.
Некоторое время мы играли молча, сосредоточенно наблюдая друг за другом. Игра с незнакомым противником поначалу всегда доставляет совершенно особенное удовольствие; впрочем, и понервничать приходится.
Первую партию я продул. Без особого, правда, позора: к моменту окончания игры мои шашки уже стояли дома, все до единой, и даже «на двор» пару штук я успел вывести. Зато следующая игра была моя. Мне отчаянно везло, удалось даже запереть несколько шашек противника и долго не выпускать их на волю. Выиграв партию, я расслабился и обнаружил, что вполне готов к светскому общению. Поблагодарил своего попутчика за отличную идею, предложил ему пива. Он отказался, неожиданно резко.
– Не пью эту гадость. И вам не советую. Взор человечий от него мутится, знаете ли, ясность утрачивает… От пива тупеют, соловеют и, в конечном счете, жиреют. Если уж приспичило выпить, пусть это будут крепкие напитки. В них есть нечто честное… Нет, вы-то, конечно, поступайте как вам угодно, мое дело предупредить о последствиях.
Ненавижу поучения, но тут почему-то скушал замечание партнера по игре, не поперхнувшись, да еще и жестянку с «влагой Вальхаллы» обратно в упаковку затолкал. То ли потому, что сам не слишком люблю сонную пивную одурь, то ли просто почувствовал по тону собеседника, что у него нет намерения навязать мне бесценное свое мнение. Просто сказал человек, потому как к слову пришлось, без потаенной цели перевоспитать, повлиять, переделать меня по образу своему и подобию. Так отстраненно, кстати, мало кто умеет делать замечания. Высокий штиль! Профессиональное это у него, что ли?..
– Вы врач? – почти не сомневаясь, поинтересовался я.
– Отчасти, – Карл Степанович неопределенно пожал плечами, поморщился, словно бы от зубной боли, и тут же оживился: – Вот воды минеральной я выпью с удовольствием, если предложите. А потом, пожалуй, угощу вас темным кубинским ромом. Может, проигрывать начнете, – лукаво добавил он, покосившись на только что брошенные мною кости: выпали две четверки. Не самый мелкий дубль, для игрока в нарды дело наипервейшей важности.