— Почему ты говоришь так сердито? — Тихо спросила она.
— Потому что я нервничаю. — Честно признался я. — Я ужасно боюсь, что ты пошлешь меня подальше, прямо сейчас — и все!
— Прямо сейчас не пошлю. — Спокойно сказала Афина. — Может быть, позже…
Сначала я хочу спросить…
— Уже легче! — Улыбнулся я. — Спрашивай.
— Почему ты затеял этот разговор? — Ее голос звучал печально и смущенно.
— Все и так было неплохо…
— Плохо. — Я помотал головой. — Ты и сама знаешь, что плохо! Может быть, ты никогда не признаешься себе, что тебе и самой позарез требовалось услышать от меня что-то в таком роде — неважно! Я видел твои глаза сегодня, и мне больше не требуется никаких доказательств. Не знаю, как ты, а я не хочу угробить последние мгновения своей жизни на мучительные сожаления — просто не могу позволить себе такую роскошь! Я и так слишком долго тактично отмалчивался — из уважения к твоей божественной неприкосновенности, и все такое… Все время думал, что когда-нибудь ты сама дашь мне понять, что я напрасно скромничаю… Но сегодня утром я довольно убедительно говорил, что у нас больше нет времени, и вдруг понял, что у меня его тоже нет. Какое уж там «когда-нибудь»!
— Больше нет времени, это правда… — Эхом откликнулась она. — Да, ты умеешь убеждать… Но ничего не выйдет, Макс. Я не могу принадлежать мужчине — ни одному из Бессмертных, ни уж тем более человеку. Такова моя сущность, ничего не попишешь!
— Отлично, — мягко сказал я, — значит тебе чертовски повезло, милая. Мне не нужно «принадлежать» — я и сам-то себе не принадлежу! — кроме того, я не человек и не один из ваших — так, наваждение…
— Солнечный зайчик, да? — Вдруг рассмеялась она.
— Да. — Серьезно согласился я. — Ты всегда знала, что я могу стать единственным исключением из правила. Именно поэтому ты так радовалась моим визитам и никак не могла заставить себя враждовать со мной по-настоящему.
— Ты разбудил что-то в моем сердце, это правда. Но…
— Никаких «но»! — Улыбнулся я. — Ты еще не поняла? Со мной можно все — просто потому, что это не считается. Я — как предрассветный сон, о котором у тебя не останется никаких воспоминаний… а даже если и останутся — какая разница, мало ли, что может присниться?!
Пока я говорил, Афина подходила все ближе — можно подумать, что я притягивал ее, как удав кролика.
— Действительно — мало ли, что может присниться… — Удивленно повторила она. Я почувствовал, что ее теплая ладонь нерешительно прикоснулась к моему запястью — господи, кто бы мог подумать, что обыкновенное прикосновение женской руки может заставить мир завертеться перед моими глазами! В моей голове образовалась дурацкая мальчишеская фраза: «ага, пошло дело!» — увы, у меня не хватило интеллекта сопроводить это замечательное событие более лирическим комментарием…
— Считается, что я попал в совершенно необитаемое место! — Чей-то ворчливый голос заставил нас обоих подскочить на месте. Забавно: мы с Афиной вели себя как школьники, застуканные в подъезде!
— Глазам своим не верю! Что вы здесь делаете, да еще и вместе? — Я с ужасом понял, что к нам приближается не кто иной, как Одиссей. Ну да, он же просил нас с Джинном отправить его в какой-нибудь безлюдный уголок…
Бывают же совпадения! Я был в отчаянии. Сейчас он начнет расспрашивать нас, как идут дела, рассказывать о собственном времяпровождении, возможно, захочет отправиться вместе с нами… одним словом, наше единственное и неповторимое свидание можно было считать завершенным. Афина уже отняла свою теплую ручку и поспешно отступила на несколько шагов.
«Пропади ты пропадом! — Горько подумал я. — Только тебя мне здесь не хватало!
Одиссей, миленький, будь другом, исчезни куда угодно, а лучше всего — в другую Вселенную, благо их число стремится к бесконечности!»
— Куда он подевался? — Изумленно спросила Афина. — Он же только что шел нам навстречу…
Я растерянно моргнул и уставился в темноту. Одиссея действительно больше нигде не было. Потом до меня начало доходить, и я истерически расхохотался.
— Что ты, Макс? — Почти испуганно спросила Афина. — Что вообще происходит?
— Ты не поверишь, но кажется твой приятель Улисс только что загремел в другую Вселенную! — Сообщил я и снова рассмеялся. — Я все-таки умудрился выполнить свое обещание — нечаянно!
— Какое обещание? — Нахмурилась она.
— Однажды он попросил меня помочь ему покинуть этот мир. — Объяснил я. — Твоему приятелю захотелось прогуляться по иным мирам, пока мы здесь будем разбираться со своим скучным апокалипсисом. Я сказал, что постараюсь что-нибудь придумать — просто, чтобы поднять ему настроение: если бы я знал, как отсюда смыться, сам бы давным-давно сделал ноги! А сейчас он появился так невовремя, и я от всей души пожелал ему оказаться как можно дальше отсюда, желательно — в другой Вселенной.
Думаю, именно там он теперь и находится. Все довольны.
Афина еще больше нахмурилась, но вдруг махнула рукой и расхохоталась.
— Счастливчик он, этот Улисс! Если бы ты не зашвырнул его неведомо куда, с меня вполне сталось бы испепелить его взглядом: он действительно невовремя появился!
— Я рад, что ты тоже так думаешь. — Улыбнулся я. — Значит, у меня есть шанс снова подержаться за твою лапку. Давай ее сюда.
— В конце концов, мне просто интересно: как это бывает? — Сказала она, решительно и смущенно одновременно.
— Вот так и бывает. — Нежно шепнул я, сграбастывая ее в объятия. А потом мы умолкли — очень надолго, потому что слова наконец-то стали не нужны, даже те слова, которые постоянно крутятся в голове, когда мы по дурацкой привычке описываем и комментируем все, что с нами происходит — этакий непрерывный отчет для внутреннего пользования…
Слова не понадобились и позже. Мы и так знали, что хотим сказать друг другу: нежную бестолковую чушь о любви, которая всегда длится только одно мгновение — а все остальное время заполнено предчувствиями этого невероятного события, или воспоминаниями о нем, и в сущности, нам очень повезло, что у нас почти не осталось времени на воспоминания…
— Это мгновение было очень большим, но оно так и не стало вечностью. Так всегда бывает? — Афина первой нарушила молчание, и мне пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы стряхнуть с себя дивное оцепенение и снова стать тем, кто способен поддерживать беседу.
— Всегда. — Тихо сказал я. — Мы слишком одинокие существа, чтобы получить в свое распоряжение одну вечность на двоих… Так уж по-дурацки все устроено!
— Это очень больно. — Шепнула она. — Впрочем, я всегда подозревала, что за страсть прийдется дорого платить, и цена не кажется мне чрезмерной… Но скажи, а другие — они тоже платят так дорого?
— Иногда еще дороже. — Печально улыбнулся я. — Годами скуки, раздражения, тупой боли в груди и жалкими попытками повторить прошлое… Иногда они привыкают и даже умудряются считать себя счастливыми… Это гораздо страшнее, поверь мне на слово!