Страсти по Юрию - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 27

— Лажись, Юра, спи, — сказали старухи. — Артурчик приедет с табой гаварить.

Спать он не лег. Старухи пытались напоить его каким-то отваром, от которого сладко пахло гнилью, но только он начал пить, поднялась рвота, и Владимиров еле успел добежать до уборной. В тумане появился Артур, большой и седой, в чистой белой рубашке, Владимиров увидел, что он похож на покойного Оганеса, и обнял его трясущимися руками. Артур сел рядом с сестрами и начал шептаться о чем-то. Владимиров понял, что они беспокоятся, как будут хоронить его жену, и поспешил сказать, что все взяла на себя социальная помощь. Ему хотелось, чтобы они ушли, потому что нужно было спокойно остаться одному и поговорить с Варварой, которую он сильно чувствовал рядом. Но они не уходили, и он в конце концов просто забыл об их присутствии.

— Зачем ты это сделала? — спросил он Варвару.

— Но, Юрочка, — капризным своим голосом, но так тихо, чтобы никто, кроме мужа, ее не слышал, ответила она. — Меня попросили. Ты скоро поймешь это, Юрочка.

— Помру без тебя, — вздохнул он. — Мы разве с тобой плохо жили?

— Мы жили с тобой хорошо, — тревожно сказала Варвара. — Но ты меня, Юрочка, больше не хочешь. Теперь ты…

И он, не видя, угадал, что на ее лице опять появилась та же самая мука, причины которой он не знал. Разговор оборвался, хотя Варвара никуда не ушла, а стояла совсем близко, но ответы ее стали бессвязными, и ему показалось, что она то ли очень устала, то ли занята другим, то ли нарочно чего-то недоговаривает.

В одиннадцать позвонил Мишаня. Откуда-то он уже знал. Голос у Мишани был дрожащим и напуганным.

— Держись. Ты держись, — шелестел в трубку Мишаня. — Вот я тоже кашляю… А ты молодой, ты здоровый. Кто знает, как сложится?

Владимиров не отвечал.

— Весной приезжай, — попросил Мишаня, — тут вишни цветут, тут такое раздолье, как дома, под Киевом… Зимой я в Москве поживу. Зовут меня, черти! Теперь им Устинов уж очень понадобился. Но я не ручной, не Григорьев какой-нибудь. Того — ты слыхал? — приманили обратно. Квартирку в Черемушках дали и кормят, а он распинается! Просрали мы жизнь с тобой, Юра!

— Ну, ладно. Прости, — вздохнул Владимиров и положил трубку.

После похорон, на которых, кроме него, были только старухи-армянки, Артур в строгом черном костюме, а также жена его в шляпе и с палкой, Владимиров страшно напился. Старухи устроили поминки, наварили и напекли, а он ничего не попробовал, но выпил бутылку водки, добавил еще коньяку и забылся. Артур с Гаянэ, самой маленькой ростом, но очень сильной и мускулистой, перетащили его в квартиру на руках и уложили на кровать. Гаянэ заботливо подоткнула со всех сторон одеяло, а Джульетта внесла следом за ними голубой ночной горшок с крышкой.

— Захочет паписать, — сказала Джульетта, — зачем ухадить? Где искать туалет? Темно, он шатается, пьяный. Еще упадет. А так: вот гаршочек, бери и паписай.

Во сне он увидел обеих: Варвару с Ариной. Они убегали от него по знакомой ярко-желтой тропинке, взявшись за руки. Владимиров радостно захохотал, убедившись, что они живы, и бросился вдогонку, но тропинка внезапно оборвалась, и под ногами его захлюпала густая черная жижа. Потом вдалеке показалась садовая скамейка, на которой сидела почему-то одна Арина, а Варя, Варвара, стояла в тени, в стороне, и по ее огорченному, растерянному лицу Владимиров понял, что ей запретили приближаться к этой скамейке и разговаривать с Ариной. Она не слышала того, что Владимиров кричал ей, а потом принялась нелепо, как кенгуру, прыгать то влево, то вправо. Владимиров чувствовал, что душа ее опять разрывается от горя, но он не знал, чем ей помочь. Между тем Арина поднялась и стала удаляться в сторону безмятежного белого облака, а Варя со стоном и воем запрыгала следом за ней.

Зимы он совсем не запомнил. Он пил. Пил и плакал. Раньше он не знал, что слезы приносят такое ощутимое облегчение, и привык сдерживать их. Оказалось, что если внутри тебя горе, похожее на глыбу льда, плывущую по Москве-реке, а душа болит, словно бы это и не душа, летучее и эфемерное нечто, а зуб коренной, вросший в мякоть до неба, то нужно одно: пить и плакать. Армянки приносили еду, а Джульетта однажды сказала Офелии, что, если Владимирова не «пазнакомить с харошей, атзывчивой женщиной, то он и пагибнет», на что покрасневшая жарко Офелия вздохнула: «А если он хочет пагибнуть?» И обе заплакали.

Он перестал бриться, и к декабрю у него выросла густая седая борода, в которой застревали крошки лаваша. Первое время ему было страшно открывать шкаф, где висели ее платья, пальтишки и кофточки. Потом он пересилил себя, открыл и начал испытывать странное удовольствие, когда, сняв какое-нибудь платье с вешалки, поглаживал его, перебирал оборочки, застегивал и расстегивал пуговицы. Удовольствием были и все воспоминания, связанные с ее одеждой. Вот в этом пальто она ходила во Франкфурте, когда они вернулись с конференции. Купили его по дороге из Бельгии. Там было кафе, в двух шагах… Они ели вафли со сбитыми сливками, она перемазалась ими. Он закрывал глаза, и в ушах начинал переливаться ее голос:

— Пойдем скорей, Юра! Зачем мне пальто?

Но он настоял, и купили.

А ветер какой был в тот день! Варенька открыла окно, подставила ветру лицо, и волосы — грива ее черно-синяя — взлетели, как птица. А в этой вот блузке поехала в Прагу. Он всхлипнул от смеха. Вспомнил ее рассказ о Вернене, который сидел на подоконнике. Ах, Варя, ах, Варя… Да где же ты, Господи! Нашел в одном из ящиков старую сумочку, полную перчаток. Она покупала их на распродажах. Грошовые тряпочки… Задыхаясь от слез, Владимиров постарался втиснуть свою большую руку в черный кусочек капрона. Рука не втиснулась даже до половины.

С постели он поднимался к полудню. Иногда ехал на кладбище. Ее могила была тем же ровным квадратиком земли с маленькой аккуратной плиточкой, как все остальные могилы. Снежок обрамлял серый камень, стараясь придать ему праздничный вид.

Читать он не мог, а вид письменного стола с отпечатанными на машинке кусками романа вселял отвращение. Они дымились, как дымится свежая кровь. На бойню свели и зарезали жизнь. А косточки — вот, на столе, и дымятся.

В воскресенье утром, часов в девять, зазвонил телефон. Владимиров пьян был, вставать не хотел. Звонили, однако же, без передышки.

— Да чтоб вам всем пусто! — пробормотал он и, сорвав трубку, продышал в нее: — Але?

— Юрий Николаич? — спросили его. — Я вас разбудил?

— Ну да. Разбудили.

— Нашел-таки вас. Наконец-то!

— Вы кто?

— Да как вам сказать? — И в трубке замялись.

— Скажите уж как-нибудь. Раз позвонили.

— Юрий Николаич! — Собеседник разволновался. — Я вами всю юность зачитывался. Мы с другом за вашим романом однажды ночью четыре часа стояли на морозе. Очередь от метро была. Давно, лет пятнадцать назад.

— Да кто вы такой? — терпеливо повторил Владимиров.