Мой слишком близкий друг - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Алюшина cтр.№ 41

Я почти ничего не соображала, только чувствовала эту боль и это ожидание исхода, когда меня несли на носилках и засовывали в машину «Скорой помощи» и везли под оглушительный вой сирены. Мне что-то кололи, и боль немного отступила, притаилась.

Носилки со мной вытащили из машины, болезненно тряско прокатили через какие-то двери, переложили на другие носилки, кто-то, наклоняясь надо мной, задавал какие-то вопросы, и я что-то отвечала, задрали подол моей юбки до пояса, посмотрели, прикрыли обратно, что-то сказали и ушли. А меня на носилках оставили в коридоре. Ждать.

Я чувствовала, что по ногам течет что-то теплое, липкое и уже понимала, что происходит. Боль словно ждала, пока я останусь одна и с новой силой вгрызлась в меня, разрывая пополам, я захрипела, выгнулась дугой, чуть не упав с носилок. И в этот момент я поняла, что сейчас здесь умру, в коридоре, на этих носилках.

Умру вместе со своим ребенком. И я заорала из последних возможных сил.

И что-то сдвинулось в пространстве, кто-то прибежал ко мне и стал что-то громко отрывисто кричать, ругаться, меня куда-то повезли и что-то кололи прямо на бегу. Но довезти меня до родового кресла не успели – моя пятимесячная дочь родилась прямо на носилках. Мне не давали смотреть, специально загораживали спинами, но я смогла всего на мгновение увидеть ее совсем маленькое синюшное и еще живое тельце.

И только теперь Бог смилостивился, и я потеряла сознание.

Я осознала себя очень расплывчато, не ясно, открыла глаза и увидела склоненное ко мне обеспокоенное, осунувшееся и измученное лицо мамы.

– Доченька, как же ты нас напугала, – шепотом сказала она, погладила меня по щеке, и две большие крупные слезы скатились по ее щекам одна за другой.

– Ребенок… – попыталась сказать я, но получилось еле понятное сипение.

– Я знаю, родная, – торопливо вытерла слезы мама и попыталась улыбнуться, ободрить меня, – врач говорит, что у тебя еще, возможно, будут дети.

У меня не оказалось сил повернуть голову и посмотреть, где я и что происходит вокруг, да мне было и неинтересно, как издалека я слышала мамин голос, к которому присоединился еще один, незнакомый мне, и какой-то мужчина склонился надо мной, стал спрашивать про самочувствие, еще о чем-то. Но я не могла ответить, только сипела, тогда мне дали попить. И я поняла, что не различаю вкуса того, что пью.

Я проваливалась в забытье, приходила в себя ненадолго, видела родных, по очереди сидевших рядом с моей кроватью, и снова проваливалась в пустоту, а когда открывала глаза, то видела уже кого-то другого из родни, и каждый из них пытался разговаривать со мной преувеличенно бодро и оптимистично. Для меня это все не имело значения.

Течение времени я не улавливала, лишь поняла, что периоды провалов в темноту и бодрствования стали меняться, увеличиваясь большими отрезками сознательного состояния. Однажды, открыв глаза, я увидела папу и рядом с ним незнакомого мужчину.

– Доченька, это следователь, ему надо задать тебе несколько вопросов, – мягким голосом объяснил мне папа.

Довольно молодой мужик, приятной внешности, с глазами старика, видевшего нечто такое, что спалило его молодость, стараясь говорить как можно осторожней, принялся расспрашивать о подробностях нападения.

Я осознавала действительность и понимала все, что мне говорят и что происходит вокруг, но течение моих мыслей сильно замедлилось во времени, как рапид в кино, медленно прокручивающийся, и, что я обнаружила еще: исчезли чувства, ощущения и эмоции. Каждый раз после вопроса следователя я продолжительно молчала, он терпеливо ждал, сочувственно поглядывая, видимо, думал, что мне тяжело вспоминать о происшествии. Он ошибался, мне было безразлично, я ничего не чувствовала.

Постепенно из рассказов моих близких у меня в голове сложилась полная картина происшествия и его последствий.

Когда сосед со второго этажа, Алексей Ильич, услышав мой крик, стал подниматься по лестнице, Макс, сообразив, что если он запрется в квартире, то окажется в ловушке, быстро поднялся по лестнице к чердачной двери, и, когда сосед зашел в мою квартиру, спустился вниз и вышел из подъезда, мило попрощавшись с консьержкой. Другого пути, как только мимо нее, не имелось, разве что сигануть из окна на лестнице между вторым и третьим этажами. Но, во-первых, это очень высоко, а во-вторых, окно выходит на входную подъездную дверь, а там на удобной скамейке всегда кто-то сидит.

Алексей Ильич вызвал «Скорую» и полицию и сбегал вниз к консьержке, оповестил о происшествии и выяснил, что у нее имеется номер телефона моей мамы на всякий непредвиденный житейский случай, например, не приведи господи, вот такой. Мама с Игорем примчались, когда меня уже увезла «Скорая», но прибыла полиция, и им пришлось задержаться, пока проходил осмотр моей квартиры, составлялся протокол и всякие иные оперативные действия. Когда она увидела лужу моей крови в прихожей, моя бедная мамочка потеряла сознание, но она быстро пришла в себя, собралась и решительно начала помогать полицейским.

Игорь позвонил отцу и Майе, направив их в больницу ко мне, а сам он остался помогать маме. Но когда в процессе опроса свидетелей, то есть Алексея Ильича и консьержки, выяснилось, что кроме Макса никто этого сделать не мог, у Игоря Васильевича сорвало «стоп-краны» – он стал требовать, чтобы немедленно направили людей для задержания к Максу на работу и в места, где он бывает. А когда ему объяснили, что всему свое время и оперативники сами знают, кого и как ловить, он позвонил Мите, а потом и Левке.

Почему первому Мите? Потому что в нашей семье все знали, что у Димы два близких армейских друга, с которыми они служили в Чечне, один работает в милиции, то есть теперь в полиции, в «уголовке», а другой имеет туманное отношение к криминалу высокого уровня. Числились среди знакомых семьи и иные служители органов порядка, но в тот момент Игорь был уверен, что реально помочь может только Дмитрий.

– Дима, – без вступлений и лишних словесов четко объяснил ситуацию Игорь, когда Митя ответил на звонок, – Макс избил Марту, пытаясь ее обворовать, его надо найти.

– Марта? – односложно спросил Митя. Как говорил потом Игорь, он никогда не слышал такого голоса у давнего друга семьи, словно железо скручивали в узел.

– Ребенка потеряла, врачи борются за ее жизнь.

Митя нажал на отбой, не сказав больше ничего.

Несколько часов подряд врачи боролись за мою жизнь, кровотечение было очень сильным, но каким-то чудом им удалось сохранить мои органы и не вырезать все на фиг, спасая мою глупую жизнь, но возможность последующей беременности осталась под большим вопросом, скорее всего детей у меня больше не будет.

Когда мне это объяснили, я не почувствовала ничего, только поняла в тот момент, что не различаю цветов – медицинский костюм на говорившем враче виделся мне серым, с еле уловимым синеватым тоном. Я огляделась вокруг и поняла, что и все остальное имеет различные оттенки серо-белого цвета, еле-еле, почти намеком окрашенные в какие-то тона. Мне даже не показалось это странным. Уже несколько дней, как я обнаружила и приняла как должное, что слышу приглушенно, словно через слой ваты, вкуса еды и питья не различаю, почти не чувствую боли и запахов – ничего не чувствую, ни эмоций, ни чувств, ни ощущений. Стерильный бесчувственный, безразличный мир теперь составлял мою вселенную.