Он приедет домой, поговорит с Леной, все объяснит ей…
Она поймет. Она не осудит, она должна понять.
Он щелкнул сигнализацией, подходя к машине, и тут же застыл на месте, как вкопанный, когда прямо перед ним, словно из ниоткуда, словно из тумана возникла невысокая женская фигурка, облаченная в бежевое пальто, с большим шарфом, без шапки, с распущенными по плечам золотистыми локонами.
Улыбнулась улыбкой, которая ему не понравилась, и Максим побледнел.
— Лика? — выдавил он сквозь зубы, зло сощурившись.
Она скривилась, приподняла тонкие бровки и проговорила:
— Что, не ждал, дорогой? — усмехнулась девушка, внимательно окинув его взглядом. — Спешишь домой к любимой женушке? — ехидно хохотнула, подходя ближе — Ты ей не рассказал про наш маленький секрет?
Максим сжал руки в кулаки, начиная терять терпение, стиснул зубы и выдавил:
— Что ты здесь делаешь?!
Она приторно сладко улыбнулась, легко повела плечами, и, подойдя к нему ближе, почти коснувшись грудью его груди, прошептала, заглянув в глаза:
— А ты разве не догадываешься?
Ему не понравилась хрипотца, звучавшая в ее голосе. И этот блеск в глазах. Частое дыхание и плотоядная улыбка.
Максим с силой схватил девушку за руку и оттолкнул от себя, увеличивая расстояние между ними.
— Нет! — отрезал он, делая резкий шаг к машине. — Не догадываюсь.
Лика схватила его за локоть, вынуждая посмотреть на нее, но Максим не шелохнулся.
— Так я тебе напомню! — выдохнула она злобно. — И женушке твоей тоже напомню. Хочешь этого?
Максим застыл, сжав зубы так, что на скулах заходили желваки, резко обернулся к ней и напрягся всем телом, выпрямилась спина, натянувшись, как гитарная струна, а глаза, злобно сощуренные, пронзили ее адским синим пламенем.
— Что тебе надо?! — процедил он сквозь зубы.
Лика бросила быстрый взгляд на него, потом на машину, потом вновь посмотрела на него.
— Может быть, поговорим в салоне? — пожав плечами, предложила она. — Здесь холодно.
— А мне плевать! — грубо отрезал Максим. — Что тебе нужно?!
Лика поджала губы, обиженная его протестом, светлые бровки взметнулись вверх, уголки губ опустились. Блеснувший в глазах ядовитый огонек обжег его кожу.
— Ну, если ты настаиваешь… — протянула она, делая быстрый шаг к нему. — Ты.
Максим уставился на нее, широко раскрыв глаза.
— Не понял… что?!
Она сделала вперед последний, разделяющий их шаг и застыла, прижавшись к нему грудью.
— Мне нужен ты, — выдохнула она и стремительно прижалась горячими губами к его губам.
Он не успел отклониться или увернуться, не успел даже среагировать на ее резкий, неожиданный выпад, просто застыл, принимая женскую ласку мягких губ, бархатистого языка, пытавшегося исследовать его рот, а потом… резко оттолкнул ее от себя, зацепив губу зубами и почувствовав привкус крови на языке.
— Ты что творишь?! — закричал он, отшатнувшись от нее.
— А что? — невозмутимо воскликнула девушка, смело заглянув ему в глаза. — Тебе это нравится!
— Нравилось! Нра-ви-лось! Уясни, наконец, разницу! — закричал он. — Между нами все кончено!
Ее глаза сощурились, губы насмешливо дрогнули.
— Мне так не кажется, — упрямо заявила Лика и, пытаясь вновь коснуться его руками, приблизилась.
— Зато я знаю это наверняка! — прошипел Максим, грубо отталкивая девушку от себя.
Она застыла рядом с ним, пронзая его гневным взглядом, руки ее сжались в кулачки, губы сомкнулись в плотную линию. Золотистые волосы трепал холодный ветер, вынуждая его вдыхать аромат ее духов.
— А ты не боишься, дорогой?! — выплюнула девушка с издевкой.
Максим напрягся и, не шелохнувшись, с угрозой проговорил:
— Чего именно?
— Того, что твоя очаровательная женушка узнает о том, что ее муж самый настоящий кобель?!
Она не успела отреагировать, сделать хотя бы шаг назад или защититься, он, мгновенно изменившись в лице, схватил ее за локти, одним резким движением прижав к своей груди, впился гневным, прожигающим взглядом в нее и выдохнул страшным голосом:
— Не смей даже заикаться об этом, ясно? — с угрозой прошипел он ей в лицо, спокойно, без крика, а оттого еще более зловещими казались его слова. — Если ты попробуешь, б**ь, сунуться в мою семью, то поплатишься за это! — глаза налились кровью, губы плотно сжались, горячее дыхание обжигало кожу. — Еще раз заикнешься о том, что можешь сообщить обо всем Лене… и, считай, что нажила себе врага в лице меня! — навис над ней. — А это тебе не маленькие мальчики, с которыми ты общалась, помыкая ими, вертела, как марионетками! Ты, б**ь, узнаешь, на что я способен, и, поверь, тебе не понравятся последствия! — он нагнулся над ней, почти приподнимая над землей и заглядывая в самые глубины глаз испуганных глаз. — У нас с тобой был секс, и не больше, уясни это раз и навсегда. Я не тот, с кем можно шутить подобным образом. Не смей мне угрожать! — он почувствовал ее дрожь, но навис над скалой. — Это ясно?!
Она сглотнула, кивнула, дрожа всем телом, и уставившись на него во все глаза.
Так же резко и стремительно, как схватил, он отпустил ее, и она едва удержалась на ногах, чтобы не упасть, испуганно и как-то затравленно глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Ты просто сумасшедший, Колесников, — прошептала она, отходя от него на достаточное расстояние.
Почти равнодушный взгляд в ее сторону и он, открывая дверцу, забирается в салон:
— Так не стой на пути у сумасшедшего, дорогуша, — захлопнул дверцу, и она услышала, как он холодно добавил: — Это чревато последствиями.
Через мгновение машина рванула с места, оставляя после себя клубы серого дыма и одинокую женскую фигурку, закутанную в бежевое пальто.
Максим был вне себя от ярости, слепившей глаза.
Как она могла?! Как посмела угрожать?! Снова?! Пришла к нему, поджидала на стоянке, решила, что имеет право на то, чтобы ставить ему ультиматумы!? Подлая стерва!
Он мчался вперед, почти не различая дороги, лишь сильнее вдавливая педаль газа в пол. Гнев и ярость застилали глаза, губы сжались в плотную линию, на скулах появились желваки, он сжимал руль так сильно, что побледнели костяшки пальцев. Сердце билось громко, отчаянно, учащенно, оглушающей болью проникая в виски, а кровь пульсировала в венах, разгоняя раздражение и злость по всему телу.
Стерва! Наглая, жалкая, эгоистичная стерва!
Максим голов был разорвать ее в клочья прямо на стоянке, едва сдерживаясь оттого, чтобы не ударить ее, выбивая всю ту дурь, что засела в ее голове.