И телом, и душой - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Владимирова cтр.№ 130

Как все просто. Как все страшно… просто. До боли, до сорванного дыхания, до изнеможения.

Какая обыденная истина, черт побери! Всего пара слов, действий, движений, касаний, и не было бы ада!

Ведь не все было так плохо. Она думала еще, что можно все исправить… Все еще может быть, если… но молчаливое согласие, что все так, как должно быть, убивало ее, и его тоже убивало. Молчание… почему они молчали?! Ведь если бы поговорили, нашли в себе силы… Но они предпочли оставить все, как есть.

Первый год их совместной жизни сменялся вторым, а второй третьим… Они ждали перемен, они хотели их и, возможно, к ним стремились, но так и не смогли что-либо изменить… Четвертый год, пятый… Потом пришла привычка… Зависимость друг от друга… И стало поздно разговаривать.

Если сначала было больно, — вспоминать о том, что было, анализировать, ворошить прошлое, — то потом стало уже стыдно, неловко. Не нужно, лишнее. Привыкли, смирились, устоялись. Застыли, обездвиженные, почти мертвые.

Два безумца, два глупца!

Им нужно было просто поговорить, но они не сделали и это. Вместо этого он хотел избавиться от боли в объятьях других женщин, доказать себе и Лене, что не любит ее, что ему не может быть больно, что он справится и без нее… Но… Всегда, словно в доказательство своей лжи самому себе, возвращался к ней…

А она терпела его измены и прощала… Молчаливо сносила все его предательства, одно за другим.

Идиотка! Она тогда была не права, как же она была не права! От нее требовалась лишь малость, чуть-чуть действия, лишнего слова, поступка, выражения своих мыслей, а не накручивания и немого согласия с тем, что происходило. Разрушение, крах, погибель. Из-за нее?… Нет. Разве одна она во всем виновата? Разве она лелеяла в себе обиду и боль, разве она кидалась неслышимыми обвинениями и проклятьями, разве она защищала свою независимость, боясь признаться себе в том, что на этот раз — проиграла, влюбилась!?

Но она — молчала, когда нужно было говорить, терпела, когда нужно было закатить скандал, сносила обиды, когда нужно было бить словами и поступками. Она тоже виновата. Аморфная и недвижимая, будто скованная по рукам и ногам цепями, неживая, инертная. А Максиму нужен был взрыв. Он влюбился в живость. Ведь тогда, девять лет назад, в самом начале пути, она знала, она чувствовала, что он любит. Да, он никогда в этом не признавался, но она ощущала в нем эту любовь. И он бы признался, он бы сказал, если бы она все тогда не разрушила своей ложью, и если бы он не уничтожил в себе собственную вину.

А сейчас… они расстались. Они распались. На атомы, нейроны, на миллиарды пылинок и частичек.

Он — где-то там, один, дышит, живет, работает. Вспоминает ли о ней? Сходит ли с ума от чувства вины?

А она — здесь, тоже одна, дышит тем же воздухом, живет, работает. Не ненавидит, но и простить не может, просто не имеет права. Еще не готова. Вспоминает о нем, о них каждый день. Сходит с ума от боли.

Она уже почти привыкла. Нет, она, конечно же, себя обманывала, она ничуть не привыкла. Без него, как и с ним, было трудно. И очень тяжело поначалу, особенно, когда она жила в коморке в магазине и холодными одинокими ночами в полутьме сводила себя с ума мыслями и воспоминаниями. Потом стало еще сложнее, наедине со своими мыслями, ощущениями, откровениями и порывами. Это калечило ее, но вместе с тем, вырывая из нее, измученной и распятой, истину, правду, очистительную ошибку.

Как смело, как больно, но вместе с тем, как действенно было это очищение! Оставаясь собой, она будто становилась иной, новым человеком. Той же самой Леной, на первый взгляд, но той потерявшейся в себе Леной, которую убили, похоронили в боли и вине, необоснованно, грубо, не давая права жить.

И сейчас эта Лена будто возрождалась, постепенно, медленно, нерешительно, но поднималась с колен.

Иногда она винила себя в том, что скрылась из города, никому ничего не сказав. Она должна была сообщить о том, где находится, хоть кому-нибудь! Но так и не смогла заявить о себе.

Она знала, что Максим начнет искать ее. А она не готова была к тому, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Она не окрепла еще, не оправилась, не выросла настолько, чтобы суметь противостоять ему. Еще нет.

Какой она видела свою дальнейшую жизнь?… Этот вопрос пугал ее, когда она, оставаясь одна, боялась думать. Она не могла ответить однозначно. Сейчас — еще не была готова. Но была уверена, что сможет, — со временем. Время расставит все на свои места, поможет ей понять, принять и признать себя.

И, если это сможет сделать и Максим, может быть, у них еще будет общее будущее?…

Но она обычно отгоняла от себя подобные мысли. Пустые мысли сейчас, ненужные, бесполезные… Не сейчас, еще слишком рано. Потом, она подумает об этом потом, а сейчас она просто еще не готова.

Сидя за небольшим круглым столом напротив окна, Лена, читавшая до этого момента книгу, вдруг, будто почувствовав что-то, как толчок, как удар в грудь, подняла глаза и застыла.

Снег. Легкий, воздушный, почти невесомый. Кружился в свете последних солнечных лучиков уходящей осени и, искрясь и переливаясь, медленно и неспешно, почти вальяжно, ложился на промерзлую землю.

Лена улыбнулась, искренне, живо, с чувством, а потом, сама не зная почему, рассмеялась. Зажав рот ладошкой, как маленький ребенок, она наклонилась на локтях вперед, всматриваясь в снежную завесу.

Какая легкость, какая свежесть, какое… странное чувство. И сердце будто стучит громче, отчетливее, яростнее и вместе с тем спокойнее. Будто ничто его больше не тревожит, будто этот снег, чистый, легкий, благородный, принес с собой долгожданный покой, умиротворение и таинственную святость. Вселявшую в нее надежду на то, что все у нее будет хорошо.

Вот, наконец, и пришла долгожданная зима. Несмотря на то, что календарь уныло показывал ему едва перевалившее за середину ноябрьское число, Максим считал, что зима с этого дня завладеет городом и не пустит больше осень в границы своей власти. Навалившись серо-белым пятном на город, на крыши домов, лавочки и скверы, заполонив собою городские улицы и парковые аллеи, надев на макушки деревьев свой привычный головной убор, снег, будто доказывал свое превосходство над всем миром. Свою незыблемость и несокрушимость. Унылый, вязкий, холодный и беспечно равнодушный серо-белый городской снег.

Максим поежился, и привычно бросил взгляд на настенные часы. За окном уже было темно, только снег, выхваченный из темноты неярким светом ламп, горящих в его кабинете и отбрасывавших свое сияние на стекло, неторопливо кружился в наступающей тьме, укутывая в город в пальто из колких снежинок.

Уныло глядя на погруженный в вечерние сумерки город, Максим, засунув руки в карманы брюк, хмурился. Лицо его было задумчивым и усталым, глаза, привычно сощурившись, покраснели от работы.

Когда он в последний раз нормально высыпался или отдыхал? Когда его это волновало в последний раз?