— Куда бы он ни делся, вряд ли ушёл далеко, — сказала она своим спутникам.
Но когда наступила полночь, а Майки по-прежнему не было, Алли забеспокоилась:
— А вдруг с ним что-то случилось?
Хомяк помалкивал, но Лосяра — наверно, переняв прежнее настроение Милоса — не мог сдержать раздражения:
— Да брошить его тут — пушть догоняет!
Однако Милос, досада которого уже улеглась, признал, что отсутствие Майки становится всё более подозрительным.
— Этому должно быть разумное объяснение, — рассуждал он. — Когда вернётся — устроим головомойку. А пока надо ждать.
Алли не спала всю ночь, не в силах избавиться от мыслей о том, что могло приключиться с Майки. А вдруг его похитили нэшвиллские послесветы? А что если он попал в одну из этих дурацких Мэриных ловушек? А что если… А что если… Но она знала, что просто хватается за соломинку. Нэшвиллских послесветов бояться не стоило — они сами всех боялись. Что до ловушек — не было никаких свидетельств того, что Мэри вообще когда-либо забиралась так далеко на запад.
Когда начало светать, а Майки так и не появился, Алли уже была вне себя от тревоги. Остальные ничего не предпринимали — даже Милос не представлял себе, как решить возникшую проблему. Только сейчас, этим ранним утром, Алли наконец обратила внимание на поведение Хомяка. Всю ночь парень ни словом не высказался по теме, однако был суетлив и непоседлив больше, чем обычно. Колени у него так и ходили ходуном, он постоянно переминался с ноги на ногу, избегая встречаться с Алли глазами. На этом он и погорел. Она обвинила его, осудила и вынесла приговор — всё в один миг.
— Это ты! — налетела она на беднягу, наставив на него обвиняющий палец. — Ты с ним что-то сделал!
Челюсть у Хомяка отвисла; несчастный затряс головой:
— Это не я! Не я! Я никогда бы ничего ему не сделал!
Он воззрился на Лосяру, который подался назад в надежде, что буря гнева Алли минует его, но поздно.
— Тогда вы оба! — завопила Алли. — Вижу по вашим физиономиям!
Лосяра под своим шлемом выкатил свои маленькие глазки-бусинки, словно загнанный в угол опоссум. Алли даже показалось, что он сейчас прикинется мёртвым.
— Мы ничего не делали! Милош, шкажи ей — это не мы!
Но Милос не торопился принимать чью-либо сторону.
— Вы оба врёте! — закричала Алли. — А ну выкладывайте, что вы с ним сотворили, или я вас на клочки порву голыми руками!
Она не сомневалась, что ей это удастся. Обвиняемые мгновенно уверовали в то же самое.
— Мы его пальцем не трогали! Клянусь, клянусь! — заканючил Хомяк. — Чтоб мне провалиться! Да я его так боюсь, что в жизни не решился бы к нему подступиться, честное слово!
Что он такое говорит?! Для Алли это странное высказывание послужило лишним подтверждением того, что Хомяк, конечно же, врёт.
Но тут наконец вмешался Милос:
— Боишься? Почему боишься?
Хомяк посмотрел на Милоса, потом на Лосяру и, наконец, на Алли.
— Я думаю… Я думаю, твой друг… он вроде как монстр…
Алли одарила его взглядом, полным такого отвращения и ненависти, что бедняга попятился.
— Правда-правда! У него по всему телу глаза… и ещё щупальца! Он их очень здорово прячет, но я-то знаю!
— Врёшь ты всё! — взревела Алли и налетела на него. — Забери свои слова ОБРАТНО! Врёшь! Забери ОБРАТНО! — И она принялась толкать, колотить и немилосердно трясти ошалевшего Хомяка.
Милос растащил их. И тогда Алли рухнула на землю и разрыдалась. Она плакала так, как никогда в жизни не плакала. Милос попытался утешить её, но она и его оттолкнула.
— Он врёт, — повторяла она снова и снова, и с каждым разом голос её становился всё слабее. — Он всё врёт…
— Может, Хомяк видел что-то другое, и подумал, что это Майки? — предположил Милос.
— Да, — встрял Лосяра, боднув голову Хомяка своим шлемом. — Ты ветшно видишь то, тшего нет!
— Но… но…
Милос поднял руку, призывая к молчанию, затем опустился перед плачущей Алли на колени и медленно, размеренно, словно следуя ударам метронома, проговорил:
— Я думаю… остаётся только предположить… что, может быть… Майки взял свою монету… и ушёл туда, куда уходят все.
— Не стал бы он этого делать! — возразила Алли. — Нет! Он никогда бы не ушёл, не попрощавшись!
— Может, это произошло неожиданно для него? — предположил Милос.
— Да-да — сказал Хомяк, — может, он просто вынул монету посмотреть на неё — а тут туннель и открылся, и всё, ты уже ничего не можешь поделать.
Как хотите, но Алли в это не верилось.
— Нет, тут что-то другое!
После долгой, тягостной паузы Милос сказал:
— Тогда будем ждать.
И они ждали до полудня. Они ждали до заката. Они ждали всю следующую ночь. Майки так и не вернулся, и Алли вынуждена была признать то, чего никак не хотела признавать: возможно, он не вернётся никогда.
Когда наутро солнце выглянуло из-за восточного горизонта, Милос подвёл итог:
— Пора уходить. Я сказал, что провожу тебя в Мемфис, а я своих обещаний не нарушаю.
Алли затрясла головой.
— Никуда я не пойду. Останусь здесь.
— Пусть остаётся, — вякнул Хомяк. — Какое нам дело до её проблем?
— Заткнись! — прикрикнул Милос.
Алли закрыла глаза. Всё пошло не так, как она планировала. В этом отношении Междумир ничем не отличался от мира живых.
— Оставь это, — уговаривал её Милос. — Ты должна идти дальше. Тебе надо попасть в Мемфис.
— Зачем? Почему это так важно?
Милос вздохнул.
— Потому что… Есть кое-что, о чём я тебе не рассказал.
Алли подняла на него взгляд и с едва заметным отвращением спросила:
— Что, опять уроки?
Он покачал головой и заговорил спокойным, сдержанным тоном:
— Больше никаких уроков. Просто есть вещи, которые каждый скинджекер должен узнать самостоятельно. В этом я не могу тебе помочь. Могу лишь указать правильное направление.
Алли засомневалась: а не напускает ли он на себя интересную загадочность с целью отвлечь её от мыслей о Майки? Или он всё-таки и в самом деле намекает на нечто существенное? В любом случае Милос прав — ей нужно двигаться дальше, потому что если она останется здесь, то скорее всего позволит земле поглотить себя.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Ладно. — Она встала и постаралась собрать все свои оставшиеся силы. — Без Майки нам нет необходимости идти пешком. — Она взглянула на проносящиеся по дороге машины. — Давайте вселимся в кого-нибудь, кто и так едет в Мемфис, и через пару часов окажемся на месте.