Семейство Борджа (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 47

Джордж, которому в то время шел двадцать шестой год, был вторым сыном лорда Лохливена, но по странной случайности – а бурная молодость его матери могла навести сэра Уильяма на мысль, что это не случайность, – у него отсутствовали все фамильные внешние черты, характерные для Дугласов. У них были круглые румяные лица, большие уши и рыжие волосы, а беднягу Джорджа природа, напротив, одарила бледным лицом, голубыми глазами и черными волосами, что стало с самого появления его на свет причиной полного равнодушия к нему отца и ненависти старшего брата. Что же до матери, то она либо впрямь чистосердечно, как и лорд Уильям, удивлялась таким несходством младшего сына с породой Дугласов, либо, зная подлинную причину, в душе корила себя, но в любом случае никогда, по крайней мере явно, не выказывала к нему пылкой любви; в результате Джордж, с малых лет преследуемый непостижимым для него роком, рос, словно одичавшее дерево, крепкое и полное жизненных соков, но лишенное ухода и никем не замечаемое. Лет с пятнадцати все свыклись с его беспричинными долгими отлучками, хотя это вполне объяснимо всеобщим к нему безразличием; лишь иногда он появлялся в замке, подобный перелетным птицам, которые всегда возвращаются на одно и то же место, недолго отдыхают, а затем вновь снимаются, и никто не знает, куда они направляют свой полет.

Одинаковое чувство обездоленности соединило малыша Дугласа и Джорджа: Джордж, видя, как все измываются над мальчиком, исполнился к нему сочувствия, и малыш Дуглас, ощутив, что в здешней атмосфере равнодушия есть человек, который любит его, всем сердцем потянулся к Джорджу. И вот каково было следствие этой мужской, мужественной любви: однажды мальчик совершил какой-то проступок, и Уильям замахнулся на него арапником, намереваясь ударить; Джордж, сидевший в печальной задумчивости на камне, вскочил, вырвал из рук брата арапник и отбросил его. В ту же секунду Уильям Дуглас схватился за шпагу, Джордж тоже, и братья, уже лет двадцать питавшие, словно закоренелые враги, ненависть друг к другу, сошлись бы в смертельном поединке, если бы малыш Дуглас не поднял арапник и, упав на колени, не протянул его Уильяму со словами:

– Кузен, ударь, я это заслужил.

Этот поступок мальчика заставил братьев, чуть было не совершивших страшнейшее преступление, одуматься; они вложили шпаги в ножны и молча разошлись в разные стороны. Но с той поры дружба между Джорджем и малышом Дугласом еще более усилилась, а у мальчика она превратилась в преклонение.

Возможно, мы слишком долго задерживаемся на этих обстоятельствах, но читатель, без сомнения, простит нас, когда чуть позже увидит, какие они имели последствия.

Вот в какое семейство, если не считать Джорджа, которого, как мы отметили, не было при прибытии королевы, попала Мария Стюарт, скатившись с вершины власти до положения узницы, поскольку уже на следующий день увидела, что именно в таком положении она и будет жить в замке Лохливен. Ранним утром леди Дуглас явилась к ней и с важным видом и неприязнью, плохо скрытой под личиной почтительной безучастности, пригласила следовать за собой, дабы ознакомиться с той частью крепости, что была отведена в личное пользование Марии. Леди Дуглас провела королеву через три комнаты, одна из которых предназначалась ей под спальню, вторая под гостиную, а третья под переднюю; затем они спустились по винтовой лестнице в большой зал замка – другого выхода из апартаментов королевы не было – и, пройдя через него, вышли в крепостной сад, вершины деревьев которого Мария, подплывая сюда, уже видела над высокими стенами; то был небольшой прямоугольный участок с цветочными клумбами и фонтаном в центре. Пройти в него можно было через низкую дверцу; подобная же дверца была в противоположной стене, и выходила она к озеру, но, как и все двери замка, ключи от которых либо висели на поясе Уильяма Дугласа, либо лежали у него под подушкой, она днем и ночью охранялась часовым. Таковы нынче были владения той, кому совсем недавно принадлежали дворцы, равнины и горы всего королевства.

Вернувшись в покои, Мария увидела приготовленный завтрак и Уильяма Дугласа, стоящего возле стола: он явился, чтобы исполнить при королеве обязанности стольника и отведать подаваемую ей пищу. Невзирая на всю ненависть к Марии Стюарт, Дугласы восприняли бы любое несчастье, произошедшее с узницей во время пребывания в их доме, как несмываемое пятно на своей чести, и хотя сама она никаких опасений на сей счет не испытывала, Уильям Дуглас, будучи владельцем замка, пожелал не только прислуживать королеве за столом, но и пробовать в ее присутствии и прежде нее всякое подаваемое ей блюдо, а также воду и вино. Такая предосторожность больше огорчила Марию, чем успокоила, так как ей стало ясно, что столь строгое следование этикету лишит ее трапезы всякой интимности. Однако же продиктовано это было самыми благородными намерениями, и нельзя было ставить их в вину хозяевам, так что Марии пришлось смириться с присутствием Дугласа, как бы тягостно оно ни было для нее; единственно с этого дня она сократила время своих трапез, и самый долгий ее обед в Лохливене продолжался не более четверти часа.

Через день после приезда Мария нашла у себя под тарелкой адресованное ей письмо, положенное туда Дугласом. Мария узнала почерк Мерри и поначалу обрадовалась: если у нее осталась какая-то надежда, то лишь на брата, к которому она всегда была исключительно благосклонна, сделала его из приора Сент-Эндрю графом и пожаловала превосходные земли, составлявшие большую часть бывшего графства Мерри, а потом простила или сделала вид, будто простила, причастность к убийству Риццио. Каково же было ее изумление, когда, вскрыв письмо, она обнаружила в нем язвительные обличения ее поступков, увещевания покаяться и многократно повторенные утверждения, что никогда она из заточения не выйдет. Завершал же Мерри письмо извещением, что, несмотря на свою неприязнь к общественным делам, он вынужден был согласиться стать регентом, но не столько ради блага родины, сколько ради сестры, ибо это был единственный способ воспрепятствовать позорному суду, которому дворянство хотело предать ее как главную виновницу или, по меньшей мере, главную сообщницу убийства Дарнли. Поэтому она должна воспринимать заточение как великое благо и быть признательной небу за таковое смягчение кары, которая ждала бы ее, если бы он, Мерри, за нее не вступился.

Письмо поразило Марию, подобно удару грома, но, не желая доставить врагам радость лицезрением своих страданий, она постаралась не выказать их и, оборотясь к Уильяму Дугласу, молвила:

– Милорд, это письмо содержит новости, которые вы, надо думать, уже знаете, поскольку написавший его является в равной мере и моим, и вашим братом, хотя нас с ним родили разные матери, и я полагаю, что он не стал бы писать сестре, не написав одновременно и брату. Впрочем, как любящий сын, он, должно быть, оповестил и свою мать о скорых почестях, которые ждут ее.

– Да, ваше величество, – подтвердил Уильям, – мы еще вчера узнали, что ради блага Шотландии мой брат стал регентом, а так как он в одинаковой степени любит свою мать и предан своей отчизне, то надеемся, что вскорости он возместит то зло, какое всевозможные фавориты причинили обеим – и его матери, и его отчизне.

– Вы поступаете как любящий сын и учтивый хозяин, не углубляясь в историю Шотландии, чтобы не заставлять дочь краснеть за ошибки отца, – отвечала Мария Стюарт. – А то ведь до меня доходили слухи, будто зло, на которое жалуется ваша светлость, имеет началом куда более давние времена, чем те, к каким вы изволили его приписать. У короля Иакова Пятого тоже были фавориты и даже фаворитки. Правда, поговаривают, что одни отплатили неблагодарностью за его дружество, а другие за его любовь. Коль вы, милорд, не знаете о том, то на этот счет вас мог бы просветить, если только он еще жив, некий Портефелд или Портефилд, не могу сказать точно, я плохо запоминаю и произношу имена черни. Впрочем, ваша достойная матушка сможет дать вам более подробные сведения о нем.