Семейство Борджа - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 23

Приказы были выполнены в точности, и к десяти утра вся французская армия оказалась на левом берегу Таро; сразу же после этого, поскольку, судя по расположению вражеской армии, битва была неизбежна, обоз под командованием Оде де Риберака отделился от арьергарда и переместился на левый фланг.

Действительно, Франческо Гонзага, главнокомандующий союзными войсками, разместил свои силы, исходя из расположения армии противника: по его приказу граф Каяццо с четырьмястами латников и двумя тысячами пехотинцев переправился через Таро близ лагеря венецианцев и оказался напротив авангарда неприятеля, а сам главнокомандующий, дойдя со своими войсками до Форново, использовал тот же брод, что и французы, чтобы атаковать их арьергард. И наконец, стратиотов он поместил между этими двумя бродами и приказал им переправиться через реку и ударить с фланга, как только они увидят, что началась атака на фронт и тыл французской армии. Кроме того, Франческо Гонзага принял меры на случай отступления, оставив на левом берегу три отряда: один под предводительством венецианских военачальников должен был охранять лагерь союзников, а два других, под началом Антонио Монтефельтро и Аннибале Бентивольо, поставил уступами, чтобы они могли друг друга поддерживать.

Наблюдая за этими перемещениями, Карл VIII понял, что союзники применили мудрую стратегию, благодаря которой итальянские военачальники снискали славу лучших в мире, однако опасность все равно была неминуемой, и поэтому, решив пробиваться вперед, он приказал продолжать движение; вскоре французская армия оказалась зажата между латниками и пехотинцами графа Каяццо и силами Франческо Гонзага, который теснил французский арьергард со своими шестьюстами отборными латниками, эскадроном стратиотов и более чем пятью тысячами пехотинцев – одни только эти войска превосходили числом всю армию Карла VIII.

Когда де Гиз и Ла Тремуйль увидели, что взяты в клещи, они приказали двумстам всадникам повернуться лицом к неприятелю, тогда как в голове армии маршал де Жие и Тривульцио велели своим солдатам остановиться и взять копья наперевес. Тем временем король, находившийся в середине войска, по обычаю помогал надевать доспехи тем из дворян, которые благодаря личным достоинствам или дружбе с монархом имели право на эту милость.

Внезапно позади раздался страшный шум: это французский арьергард сшибся с отрядом маркиза Мантуанского. Во время этой схватки, в которой каждый, словно на турнире, выбрал себе соперника, было сломано множество копий, особенно у итальянских всадников, поскольку их древки для облегчения имели канавки и были, соответственно, менее прочны. Лишившиеся оружия тут же схватились за мечи, и, поскольку их было значительно больше, нежели французов, Карл VIII увидел, что они начали охватывать правый фланг и вот-вот его окружат, и в тот же миг в центре послышались истошные вопли: стратиоты переправились через реку и кинулись в атаку.

Король немедленно разделил свои главные силы на две части, одну из которых под командованием одного из побочных отпрысков семейства Бурбонов отправил навстречу стратиотам, а сам со второй бросился на помощь арьергарду, в самую гущу схватки – поступок поистине королевский, хотя сам король дрался, как простой воин. Благодаря такой поддержке арьергард не уступал впятеро превосходящему его противнику и бился просто отчаянно.

Получив приказ, Бурбон бросился на стратиотов, однако его лошадь понесла и он так глубоко вклинился в ряды врага, что вскоре скрылся из виду, а его всадники, обескураженные потерей командира, необычным видом недругов, равно как и присущей им своеобразной манерой сражаться, смешались и рассеялись, вместо того чтобы держаться вместе. Это могло бы кончиться бедой, если бы кучка стратиотов, увидев никем не защищаемый обоз, не бросилась к нему в надежде поживиться и не перестала преследовать врага. Однако основная часть стратиотов продолжала теснить французских всадников, перерубая их пики своими наводящими ужас кривыми саблями. По счастью, король, отбивший атаку маркиза Мантуанского, увидел, что происходит у него за спиной, и, пустив лошадь в галоп, поспешил на помощь своему центру и вместе с дворянами налетел на стратиотов. Его копье давно сломалось, но Карл, размахивая длинным мечом, сверкавшим как молния, врезался в гущу врагов – то ли его, как и Бурбона, понесла лошадь, то ли он просто дал волю своей отваге, – сопровождаемый лишь восемью новоиспеченными дворянами, конюшим по имени Антуан дез Амбю и своим знаменосцем, и закричал: «Франция! Франция!», чтобы собрать рассеявшихся всадников, а те, увидев наконец, что опасность вовсе не так велика, как им показалось вначале, принялись рубить стратиотов, с лихвой возвращая им полученные удары.

У французского авангарда, который должен был атаковать маркиз Каяццо, дела шли и того лучше: маркиз, несмотря на то, что его отряд был гораздо многочисленнее французского и что сам он был поначалу вдохновлен стоявшей перед ним важной задачей, за десяток шагов до неприятеля вдруг развернулся, так и не сломав ни одного вражеского копья. Французы хотели было броситься за ним вдогонку, но маршал де Жие, опасаясь, что этим маневром противник хочет отделить авангард от центра, приказал всем оставаться на месте, однако швейцарцы, то ли не поняв приказа, то ли не приняв его на свой счет, побежали за итальянцами и, хотя те были верхом, догнали их и перебили человек сто. Это внесло такую панику в ряды маркиза Каяццо, что некоторые из его всадников ускакали далеко в поле, а другие бросились в реку, чтобы добраться до своего лагеря. Увидев это, маршал де Жие выделил сотню латников в помощь королю, который, продолжая сражаться с неслыханной отвагой, подвергал себя серьезной опасности: его воины не могли все присоединиться к нему, так как он то и дело с криком: «Франция!» бросался в самое пекло, нимало не заботясь, следует за ним кто-нибудь или нет. Уже давно он бился не мечом, который сломался, равно как копье, а алебардой, нанося направо и налево смертельные удары лезвием и острием. Стратиоты, которых уже сильно теснили дворяне и воспитанники короля, перешли сначала от нападения к защите, а потом от защиты к бегству. Тут, пренебрегая опасностью, король стал их преследовать и вскоре оказался один в окружении врагов, которые, не будь они так обуяны ужасом, легко свалили бы лошадь Карла и его самого, но, как говорит Коммин: «Подлинно храним тот, кого хранит Господь», а Господь в тот день хранил короля Франции.

Между тем французскому арьергарду приходилось нелегко, и хотя де Гиз и Ла Тремуйль держались изо всех сил, им, скорее всего, пришлось бы уступить численному превосходству противника, не подоспей к ним помощь сразу с двух сторон: неустрашимый Карл VIII, которому уже нечего было делать среди беглецов, снова ринулся в гущу схватки, а слуги, бывшие при армии и поставленные было отражать натиск стратиотов, бросились к своему арьергарду, вооруженные топорами, которыми они пользовались при постройке лагеря, и принялись с их помощью подрезать поджилки лошадям и наносить удары по забралам спешенных всадников.

Такого двойного удара итальянцы не выдержали: furia francese [46] разрушила все мыслимые стратегические расчеты, а сами они уже почти век не участвовали в столь неистовых и кровавых сечах, заменив их чем-то вроде турниров, которые они называли войнами, и поэтому, несмотря на все усилия Франческо Гонзага, отряды, сражавшиеся с французским арьергардом, тоже повернули и обратились в бегство, поспешно и с большим трудом преодолевая поток, поднявшийся еще выше из-за лившегося все время дождя.