— Минуту! — остановил его доктор. — Голод мы еще утолим, мой юный друг! Но прежде необходимо принять ванну. На двадцать минут вы погрузитесь в воду. Проследи за этим, Батист: двадцать минут, ни больше ни меньше. Все это время больной будет промывать глаза смягчающим средством, затем ты поможешь ему выйти из ванны и приведешь к нам. Вы слышите, господин солдат? Здесь необходимо повиноваться, как в армии. Вот вам приказ!
— Вы крайне добры, сударь, и отдаете ваш приказ слишком благожелательно, чтобы не выполнить его в точности.
Затем, вставая, Консьянс заявил:
— Я готов. Господин Батист, не будете ли вы так добры проводить меня?
Слепой протянул вперед обе руки; одну взял Батист, а другой завладела Мариетта.
— Дорогое мое дитя, — обратился к ней доктор, — мне нужно с вами поговорить.
— Я провожу его только до двери и тотчас вернусь, — покраснев, ответила девушка.
— Хорошо, хорошо, идите, — согласился врач.
Мариетта проводила Консьянса до двери и вернулась.
Доктор задержал девушку, чтобы расспросить ее о подробностях несчастья, случившегося с Консьянсом, о ходе его лечения, насколько ей это известно, и о том, как накануне к юноше вернулось зрение, что так обрадовало влюбленную пару.
Мариетта рассказала обо всем, что знала, с очаровательной наивностью, уже известной нам, но неизвестной доктору, а потому произведшей на него самое приятное впечатление. И постепенно его доброжелательный интерес к юной паре, выказанный с самого начала, перерос в почти отцовскую нежность.
Доктор слушал со вниманием и время от времени одобрял или порицал ход лечения Консьянса. Под конец Мариетта стала замечать, что одобрение преобладает над порицанием, а надежда — над опасениями.
— Хорошо, — сказал доктор, когда Мариетта закончила свой рассказ, — а теперь мы проведем новый опыт.
Он звонком вызвал Батиста. Тот явился.
— Ну, как, — спросил его доктор, — ты поместил в ванну нашего больного?
— Да, господин полковой врач, — ответил слуга. — Представьте себе, я с большим трудом помешал его собаке осушить всю ванну; похоже, животному очень хотелось пить.
— Ты промыл ему глаза настойкой просвирняка?
— Да, господин полковой врач.
— А повязку на глаза наложил?
— Да, господин полковой врач, наложил.
— Хорошо, помоги выйти теперь больному из ванны и приведи его к нам.
Батист повернулся кругом чисто по-военному и скрылся из виду.
Врач опустил шторы, чтобы смягчить яркий дневной свет и создать в кабинете полумрак.
Мариетта глядела на приготовления старика с дрожью ужаса, словно он собирался ее оперировать. Не сказал ли ей этот добрый доктор, что предстоящий опыт будет решающим?
При малейшем шуме, доходившем извне, она вздрагивала и поворачивалась к двери.
Наконец, девушка услышала шаги и узнала неспокойную, неуверенную походку Консьянса. Дверь отворилась, и на пороге появился ее друг: он опирался на руку Батиста.
Доктор жестом велел слуге довести слепого до середины комнаты.
Там Консьянс и Батист остановились. Доктор поставил Мариетту справа от юноши, а сам встал слева от него, держа таким образом обоих в поле своего зрения. Затем, знáком попросив Мариетту помолчать, старик велел Батисту снять повязку с глаз юноши.
Когда это было сделано, он обратился к Консьянсу со следующими словами:
— Друг мой, откройте теперь глаза и скажите нам, различаете ли вы что-нибудь, какое-либо смутное пятно или контур?
Секунду-другую Консьянс моргал; затем, похоже, его зрение стало более зорким, его тусклые глаза обвели полукруг перед собой и остановились на Мариетте.
Вдруг он вскрикнул и с простертыми руками бросился к девушке.
Мариетта хотела броситься навстречу, но доктор остановил ее движением руки.
Она замерла, с трудом переводя дух, словно охваченная лихорадкой.
Консьянс подошел к ней. Не коснувшись Мариетты, он остановился, вероятно опасаясь ее толкнуть, и протянул к ней дрожащую руку:
— Мариетта! Мариетта! Ты здесь! Или то, что я вижу, всего лишь тень, ошибка моего воображения?.. О, если ты здесь! Ради Бога, скажи мне что-нибудь… прикоснись ко мне!..
— Консьянс, дорогой мой Консьянс! — воскликнула Мариетта, взяв его за руку.
— О, значит, я вижу… значит, я буду не совсем слепым… я вижу, Мариетта!.. Я вижу!
Мариетта не решалась заговорить. Казалось, она, так же как Консьянс, чувствовала себя во власти какой-то иллюзии и боялась, что одно слово, одно движение, один жест могут разрушить ее грезу.
— Если вы видите, — спросил доктор, — скажите мне, какого цвета шаль Мариетты?
— У нее красный шейный платок, господин доктор.
— Это правда! — вскричала девушка. — О, какое счастье! На сей раз это не заблуждение, Консьянс… Да, у меня именно красный шейный платок.
Доктор, казалось, был удивлен.
— Говоришь, у твоей подруги красный шейный платок? А не ошибаешься ли ты, Консьянс?
— О нет, господин доктор.
— И ты видишь красное?
— Нет, сударь, — ответил юноша, — я вижу сейчас только сероватый цвет, но в свое время доктор Лекосс объяснил мне: когда темнеет, красный цвет выглядит черным больше, чем другие цвета. Я вижу шаль Мариетты как темно-серую и, следовательно, прихожу к мысли, что она должна быть красной.
— Хорошо, — сказал доктор, — этого достаточно. Обнимитесь, дети мои, и имейте надежду на лучшее.
Молодые люди бросились друг другу в объятия, а старик велел слуге:
— Батист, наложи снова повязку на глаза нашего слепого, который через несколько месяцев, очень на это надеюсь, станет зрячим. Затем приготовь обед, а после обеда отведи Консьянса в его комнату: теперь ему необходимо отдохнуть, для того чтобы завтра с утра он мог с новыми силами продолжить путь. Что касается Мариетты, она пообедает или здесь, или с Консьянсом, как сама пожелает.
— С Консьянсом, господин доктор, — отозвалась гостья. — Я так счастлива, что мне абсолютно необходимо его видеть, а то я перестану верить в свое счастье.
— Что ж, пожалуйста. Ты слышишь, Батист?
— О господин доктор, как же мне вас отблагодарить?! — возбужденно воскликнул юноша.
— Хватит, хватит, не волнуйся, — остановил его врач. — Покой — вот что нам особенно необходимо, а располагая покоем, квасцовой или розовой водой и какой-нибудь противовоспалительной мазью, мы еще вылечим нашего слепого.
— И он будет не первым таким, — заметил Батист. — Ах, не так уж вы несчастливы, молодой человек, если попали в наши руки.